Глава 3. Отступление
"Это было глубоко продуманное наступление
армии, в которой военная организация была
значительно выше, чем в войсках ее против-
ников."
Наполеон Бонапарт.
Вторая половина дня. Несемся по городу с бешенной скоростью. Минуем центр. Каменные здания почти не пострадали, но двери многих магазинов сорваны с петель, а полки витрин зияют пустотой. Кругом валяются ящики, кульки, обёрточная бумага и стружки. Люди бегают взад и вперед, мельтешат, каждый что-то тащит, неизвестно куда спешит. На окраине города рядом с гастрономом застигли с поличным группу мародеров: парни, старики, женщины. Увидя остановившуюся машину с военными, наиболее расторопные поспешно скрылись в ближайшей подворотне, оставшиеся, в растерянности топтались на месте. Сгрудившись у борта машины, мы принялись увещевать грабителей, а один из раненых, не без труда приподнявшись на руках, громко прокричал:
- Я, вас, сволочей, всех, под суд!
Со стороны столпившегося у разграбленного магазина народа послышалось обиженное:
- Своим не дают! Подумаешь, нашлись патриоты! Хотят все немцу оставить! Шиш вам! Сами попользуемся!
Дальше долго ехали молча.
Обгоняя уходящее население и бесконечные колонны отступающих войск, мы вырвались за город. Людской поток все тек и тек. Иногда наша машина обгоняла одиноких велосипедистов. Все виденное угнетало и обескураживало нас. Ближе к вечеру начали бомбить. Все смешалось, потеряло всякий порядок, не говоря уже о боеспособности. Техника съезжала в бомбовые воронки, бестолково взад и вперед носились истошно орущие кавалеристы на взмыленных лошадях, а по забитой людьми дороге пытались прорваться военные транспорты с имуществом, телеги с местными жителями, старики, женщины, дети. Все катилось, скакало, скрипело, спотыкалось, сталкивалось и ругалось благим матом на двух, а то и на трех языках. Несмотря на царящую кругом неразбериху, все эти люди, да и мы, в том числе, преследовали одну цель – бежать, поскорее унести ноги. Куда, к кому, - это было не важно и не имело ровно никакого значения. Все хотели лишь спрятаться от устрашающе воющих самолетов, свистящих бомб и панического ужаса. Море людей двигалось на восток в надежде на спасение и защиту. У каждого мостика образовывались «пробки». Темнело. Двигаясь без света, наощупь, машины нередко наскакивали друг на друга и сквозь скрежет металла и треск ломающихся бортов слышались стоны, детский плач, истеричные женские вопли, матерщина, какие-то приказы и команды, на которые никто не обращал никакого внимания. И только крик: «Воздух!» заставлял разбегаться по кустам, валиться в канавы, падать навзничь, инстинктивно прикрывая голову руками. Налетающие «Юнкерсы» и «Мессершмидты» безпрепятственно освобождались от своего смертоносного груза и строчили по нам из пулеметов. Некоторые из военных пытались залпами из немногочисленных винтовок и пистолетов рассчитаться с воздушными пиратами, но безуспешно. Самолеты спокойно улетали, оставляя после себя на дороге дымящиеся воронки, горящие машины, стонущих раненых и, застывших в самых неестественных позах, убитых. Как только вражеские ассы растворялись в сером сумраке вечернего неба, потоки людей вновь выходили на дорогу, прикрыв собой все последствия налета и живая река продолжала свой путь, растекаясь лишь в тех местах, где удушливо чадили горящие машины.
Кое-как миновав беженцев, мы, прибавив скорость, вышли на широкое шоссе. Из рассказов раненых выходило, что враг, сломив сопротивление пограничников укрепрайона, двинул по основным дорогам танковые дивизии, а по второстепенным – мотострелковые и велосипедные части такой численности, что серьезно им противостоять, мы не могли. Дивизия в которой служили раненые красноармейцы, даже не успела вступить в бой, как была загнана в болото минометным огнем. Фронт, или точнее, немцы, были уже в полусотне километров от Барановичей. Это и выплеснуло нескончаемый людской поток на проселочные дороги.
Шли третьи сутки войны. Третьи сутки, как шофера не смыкали глаз и только их опыт и настойчивость заставляли технику двигаться вперед. Машине требовалась заправка и, не доезжая до Слуцка, мы свернули в сторону от шоссе к каким-то военным складам. Это был целый городок вжавшихся в землю никем не охраняемых пакгаузов, и, добравшись до них, мы были поражены тем людским муравейником, который увидели. Создавалось такое впечатление, что половина населения области находится здесь. Люди проявляли «чудеса героизма», таская на себе пятипудовые мешки сахара и ящики со сливочным маслом. По настеленным придорожных грабителей. Минуло менее суток, и мы стали не лучше их...
При выезде из продовольственного склада нам крупно повезло: рядом с обочиной шофер заметил несколько бочек с бензином. Я помог ему заправить бак и с помощью своих попутчиков кое-как загрузил в кузов полбочки бензина про запас. Кузов не был безразмерным и в нем стало очень тесно, да и небезопасно. На ходу мы распечатывали ящики и ознакамливались с их содержимым. Так нашими трофеями стали: мыло, комбижир, сливочное масло и даже конфеты-драже. По дороге шло уходящее из Слуцка население, и мы принялись раздавать людям хлеб, масло, сахар. Бег на Бобруйск продолжался. Беспрестанно приходилось следить за небом, откуда в любой момент могли появиться немецкие бомбардировщики. Не раз и не два мы попадали под массированный налет, что заставляло нас укрываться в лесу. От самолетов отделялись черные точки и, медленно приближаясь, они приобретали очертания бомб, которые, по счастью, падали далеко от нас. После каждого такого налета наш путь загромождался новыми разбитыми машинами и воронками.
По накиданным наспех доскам, какие-то молодцы выкатывали из складов бочки с комбижиром и, крякая от натуги, грузили их на подводы. С трудом протиснувшись сквозь этот содом, мы прорвались к хранилищу ГСМ, где темнели лужи пролитого машинного масла и валялись в беспорядке порожние стальные бочки из-под бензина. Склад был разграблен полностью. Не найдя чем поживиться, мы прямо на машине въехали внутрь одного из пакгаузов. Он представлял собой просторное сухое помещение-землянку в полсотни метров длиной по центру которого была уложена узенькая кирпичная дорожка. Справа и слева от нее на побеленых стеллажах покоились аккуратно уложенные многочисленные ящики, бумажные мешки и огромные, в человеческий рост, кули. Забросив в машину по ящику из каждого сектора и загрузив мешок рафинада, мы натолкнулись на полки со свежевыпеченым хлебом. Пришлось поднять с пола раненых и заполнить переднюю часть кузова хлебными кирпичиками. Перетаскивая теплые буханки в машину, никто из нас и не вспомнил о том, что совсем недавно мы стыдили
Заметив у дороги водокачку, мы свернули к ней и остановились. Шофер выскочил из кабины, нажал на рычаг и, о чудо!, из чугунного носика полилась вода. Вдоволь напившись и напоив раненых, мы хотели уже уезжать, когда к машине подошла группа военных с женщинами.
- Эй, мужики! Поделитесь горючкой! - попросил один из них. –Бензин кончился, не на чем семьи везти!
- Нету бензина! – отрезал шофер.
- А может найдешь, браток?
- Нету, тебе говорю! Отстань!
От толпы просителей отделилась женщина и, подойдя вплотную к нашей машине, вынула из сумочки пачку ассигнаций.
- Бери! – сказала она, протягивая деньги шоферу. – Только бензин давай!
Тут, следом за ней, подошла еще одна, сняла с пальца золотое обручальное кольцо.
- Нате! Дайте бензина хотя бы немного! Дети у нас, малые, убьют ведь!
В глазах ее стояли неподдельные слезы, голос от волнения прерывался..
Шофер молча двинулся к заднему борту и, кивнув в сторону бочки, скомандовал:
- Спущай!
Бочка мигом очутилась на дороге. Заправив бензобак до предела, водитель сказал:
- Забирайте!
- Ой, родненький ты наш! – заголосила предлагавшая кольцо и расцеловала парня в обе щеки. – Возьми! Возьми колечко, соколик!
- Не надобно мне ничего вашего! – что-то в его горле заклокотало. – Так берите! Сами, небось, тоже люди, понимаем!
Радостная толпа покатила бочку к своей машине, а шофер еще пару минут смотрел им вслед. Наконец, сел на свое место, завел двигатель и резко рванул на себя переключатель скоростей.
- Сволочь немецкая! – только и сказал он, устремляя полный ненависти взгляд на извилистую ленту дороги.
Двинулись дальше. Теперь кругом лежала долина, поросшая чахлым полуобгоревшим лесом. В тучах пыли неслись в одном направлении сотни машин, и никто и ничто не могло остановить этого панического бегства. С надрывом гудел мотор, в кузове завтракали, делали перевязки, внимательно наблюдали за небом. У разрушенного бомбой моста образовалась гигантская «пробка». Видно налет был недавно, потому что возле дороги, потрескивая, догорали несколько грузовиков. Вылезшие из машин люди тщетно пытались переправиться на другой берег маленькой затхлой речушки. Через час пустого стояния шоферское терпение лопнуло.
- Эй, там, в кузове! – крикнул он, выглянув наружу из кабины. – Крепче держись за борта, сейчас форсаж начнем!
Наша полуторка вывернула к прибрежной круче и, разогнавшись, влетела в воду, подняв вокруг себя целый шквал переливающихся на солнце брызг. Еще секунда и, чудом проскочив вброд речку и заболоченный противоположный берег, машина выскочила на твердый грунт.
- Ура!!! – в едином порыве заорали мы.
К вечеру стали попадаться оборонительные рубежи. Чаще всего у развилки дорог или на поляне несколько командиров пытались из отступающих создать шаткую оборону. На одном из таких рубежей стояли противотанковая пушка и десятка два бойцов с разномастными петлицами различных родов войск. Большинство из них была невооружены. Мне и лейтенанту, ехавшему в кабине нашего грузовика, предложили выйти. Ему тут же приказали принять под своё начало отделение, а меня, после продолжительного обсуждения, вместе с моим «голубым пакетом» решено было отправить дальше.
Поделившись провизией с оставшимися на рубеже и посадив еще одного раненного в кабину, мы отъехали. Мои спутники вполне резонно посоветовали мне не лезть всюду со своим пакетом, а просто молчать, или же говорить, что я – контужен. Больше мы на рубежах не останавливались, стараясь по мере возможности, их избегать. С темнотой все улеглись спать, но, стоило закрыть глаза, как чудилось, будто нас снова бомбят. Ночь провели беспокойно, многие во сне стонали, некоторые в панике вскакивали со своих мест и молотили кулаками по деревянным бортам и крыше кабины. Всем снились кошмары. Утром, с подъёма, продолжили путь и вскоре вдалеке замаячил город. На полях работали крестьяне и крестьянки, мимо тянулись подводы с сеном. Здесь шла обычная трудовая жизнь, казалось, что война где-то бесконечно далеко.
Никто не обратил особого внимания на пересекший городскую черту одинокий газик-полуторку с изрешеченными осколками бортами.
Последующая. http://www.stihi.ru/2015/11/26/3382
Свидетельство о публикации №115112603398