Белая метель

               
      * * *
Затихает метель наша белая.
Утро красное – это конец.
От фронтов стольких лет, –  обгорелые
Лошадиных не слышим сердец.
Они падают в снег – наши кони,
От погони устав, от погони.
Донесли они нас до конца.
Надорвались большие сердца.
Дело все-таки, нет, не в царях!
Просто кончилась прошлая вера.
В злых боях потеряли мы страх.
И пришла она – красная эра.
Истрепали знамена полки,
Офицеры попрятали лица.
Их глаза – море белой тоски.
Им скитаться теперь за границей.
Или можно еще умереть.
Благородная слишком порода.
Быть – не быть…
Но звенит только медь
Офицерам двадцатого года.
Они падают в снег – наши кони,
От погони устав, от погони.
Донесли они нас до конца.
Надорвались большие сердца.

                * * *
Кто они – эти большевики?
Почему оказалось их много?
Боль с собою уносят полки,
По размытым ступают дорогам.
Князь убит и поручик убит.
И корнет – командир батальона.
Это стыд, господа, это стыд –
Офицеры снимают погоны.
Вот и все, вот и кончилась честь.
Нас не ждет ни одна заграница.
Мы устали, забыли про месть.
От стыда свои спрятали лица.
Нам бы только дойти до реки.
Полк молчит без знамен и орудий.
Кто они – эти большевики?
Может, все-таки, – русские люди.
 
                * * *
Пыльный  город Харбин …
Правда как она есть.
Здесь князья опустились до грязи.
Потеряв всё на свете – состояние, честь
В этой самой печальной из Азий.
А за сопками там – вдалеке, вдалеке
То что было – Держава Россия.
И печален Вертинский с своем сюртуке,
Может он, это новый Мессия.
Может, снова Голгофа
Для тех, кто в крестах –
Испытания совести, чести.
А над прошлым проклятье
И тысяча плах
И таблички погоста из жести.
Стоит только вернуться –
Дойдёшь до стены.
Может час – до суда и расстрела.
Благородия больше уже не нужны…
Без царя, без страны –
Только сны, только сны
Про Великое  Белое Дело.

* * *
Уносили с собой, что могли –
Жемчуга … горсть земли на могилу.
От поместья остались угли.
Где же ты потерялся, мой милый?
Он не очень большой – белый свет,
Он крупинка, где путь в небе млечный.
Гимназисткой пятнадцати лет
Я останусь, наверное, вечной.
В твоей памяти.
Там нет войны
И под старою грушей качели,
Возле львов, что у входа вьюны –
Так печально нам в спину смотрели.
Навсегда увозил экипаж!
А, мне помнится, возле часовни
Первый раз целовал меня паж –
Сын дьячка, не казавшийся ровней.
Мой хороший, потом на войне
Ты пропал, канул в снежную вьюгу.
Но в Париже свечу на окне
Всё я ставлю далекому другу.
Может где-то с небес, свысока
Он увидит всю грусть и смятенье.
На аллеях Монмартра – тоска.
Счастье кончилось без повторенья.
Уносили с собой, что могли.
Жемчуга… горсть земли на могилу.
От любви остывают угли.
Где же ты потерялся, мой милый …
 
* * *
Вы ошиблись однажды, княжна
На балу, в январе,  в Петрограде.
Я тогда был представлен к награде.
Ваша юность была так нежна.
Познакомились мы среди бала.
Вальс заставил забыть про ненастье.
Но судьба подарила так мало –
Офицерское хрупкое счастье.
Было только начало сраженья.
Жажда славы ложилась на лица.
Вам хотелось тогда согласиться,
Стать невестой моей, без сомненья.
Мой гвардейский мундир был красив.
Полк прославился под Перемышлем.
Всё потом неожиданно вышло –
Разбросал, нас, - октябрьский, взрыв.
От империи нет ни рожна.
Позабыта изысканность речи.
Все сгорели высокие свечи.
Мы ошиблись однажды, княжна.



Под серебряной нотой
Царскосельский парад
И гвардейцев открытые лица.
А потом фронт германский
И имперский закат
И пропали и царь, и царица.
Да, – картечью расстрелян,
На Волыни лежит
Полк Семеновский , Преображенский.
Он особенный звук, – похоронных копыт.
Голос песни печальной, – не женский.
Это плачет метель.
В белом трауре ночь
И молчит христианская вера.
И разграблен дворец –
Дверь сорвали с петель
И погоны,
И нет офицера,
Чтобы стал во весь рост
И гвардейцев поднял.
Он в Париже, – в шоферском он, - в кепи.
Полк расстрелян картечью
Всего за два дня
Разорвались все белые цепи.
И лежат два полка,
их оркестры лежат
На балу не играть, им, вальс венский.
Засыпает печальный седой снегопад
Полк Семеновский, Преображенский.



…Это я, мой граф, как эта осень.
Что за встреча после долгих лет.
Скольких после этого ты бросил.
Как туман растаял высший свет.
Мой любимый, думаешь осанку
Спрятать в этом рубище из дыр
Мой хороший, обними – смолянку,
Мой гвардеец, где же Ваш мундир?!
Поседел ты, шрамы появились. –
Этот справа, точно от свинца.
Почему мы здесь остановились –
Слышат все – стучат наши сердца.
Это я, – твоя Анастасия…
Помните, как мне бежали вслед,
Только злая мачеха – Россия
Волчий прописала мне билет.
Граф, смотрите, с трех сторон матросы!
Граф, спасайте жизнь – какая честь?
Я останусь, я прошла допросы,
Я как осень вся – какая есть.
Граф, простите, – я боюсь, мне жутко.
Я хочу, чтоб ты  меня согрел.
Граждане матросы, это шутка.
Я такая дрянь, я – проститутка
И, конечно, просто без рассудка…

Что решила «ревпятиминутка»:
Этих белых гадов под расстрел.




Пурга и полковник, – бекеша,
Казацкое счастье пешком,
Когда мы эмоции спешим –
Их нужно поить молоком.
Лечить молодые раненья,
Лукаво смотреть на девчат.
Кресты сохраняют равненья.
На лево не смотрят, молчат
Буржуйские лавки присяжных.
Что вам до солдатской вины.
Кончаются войны однажды
И хочется, вдруг, тишины
И только свой праздник, - дебоша
Военная жаждет душа.
Буржуи убили Гавроша,
Но им то, за то, – ни шиша.
А впрочем, зачем мне виновник,
Когда и в снегах я полковник.

На дорогах камушки.
Вдоль дороги кумушки,–
Путь полка.
Плачут дома мамушки,
Их печалят думушки,
Слёзы льются горькие,
Как река.
Вот уже Галиция,
Вот уже позиция
И шрапнель.
Царская амбиция,
Пушки, амуниция,
Пулею германскою
Рваная шинель.
И упал соловушка
Мамушкин один.
Вся в крови головушка.
Умер сын.

С рассветом маркитантки
Уложат такелаж–
От ужина останки,
Сотрут хмельную блажь.
И двинется дивизий
Приписанный обоз –
Таблеток и провизий
И алкогольных доз
Рассчитанная смета
На несколько атак.
И маркитантка эта
Зажмет слезу в кулак.
Любви, нет, не хватило
Ей за ночь до конца.
Забудется, что было
Морщинкою лица.
К вечернему биваку
Вновь встретит забияку.



                /подражание Булату Окуждаве/

Полковые марши, полковые мыши
Вылижут до блеска днище котелка.
Корочки последней
хруст печальный слышат
Грустные солдаты, грустного полка.
Господин полковник очень ироничен.
Он с мадам певицей тайно обручен,
Господин полковник стал её добычей,
Но при этом даже и не удручён.
Полковые сплетни, полковые слухи
Все доносы в папке,
                тайные, к листу
А солдаты грустно ползают на брюхе,
Часовые грустно дремлют на посту.
Господин полковник,
           он, их вздохи, слышит –
Полковые марши напевают мыши.
 


Военному, – в поле шинель
Нужна, чтоб душа не дрожала.
Актрисе – подайте шанель –
Душистое женское жало.
А медный, как грош, котелок
Солдату в костре греет супчик.
Актриса идет в уголок
Нюхнуть кокаинчик «на рубчик».
Эмоций так ищет она –
Стоит по утрам у обрыва.
Война собирает жнива.
В кармане шинели, огниво, -
Колдует другие миры,
А пули строчат директрисы...
Какие на фронте жиры.
Зато, - на открытках актрисы.
В кармане у сердца пакет
Про этот загадочный свет.



Империи там, где солдаты
Готовы идти до конца.
Покорно пакуются в латы,
А сын заменяет отца
За пайку военного хлеба,
Про счастье военное лгут –
Не все попадают на небо,
Миф вечности просто надут,
Как шарик такой первомайский.
Он лопнет.
И что же теперь?
Пейзаж превращается райский
Лишь в список угрюмых потерь.
О чем это я? О народе,
Которого, в принципе, нет
Мы просто прилипли к природе,
Идем за ушедшими вслед.
Когда-нибудь станем добычей
Без стран, без имен, без различий.