На заре

             НА ЗАРЕ
 
По-над Нижним Авзяном –
                дым курчавый клубами.
Печи топятся, варятся щи,
                за версту пахнет там пирогами.
Жизнь вольготно течёт полноводной рекой.
И не слышится гром за Уральской грядой.

Фролыч-дед, помолясь,
                правит дело своё на подворье:
Даст лошадке овса и душистого сена корове.
И отправится торной дорогою к храму…
А вдали, за горой, уже зрела жестокая драма.

Кто же думал тогда,
                что безбожники храм обезглавят
И безверием души, как ядом змеиным, отравят? 
И во сне не привидится лихо такое…
Храм, как вечность сама, - над селом, над рекою.

Но пришло и сюда злое горе дорогой окольной.
Испоганили церковь, порушили звон колокольный…
И в испуге как будто оглохла окрестность.
Храм отдали под пляс,
             под греховные клубные песни.

 Фролыч-дед сокрушался,
                Страдая, плевал вслед поганцам,
Проклинал тех,
                кто в храме устраивал песни да танцы.
Он молился и плакал,
                Матерь Божию звал на подмогу,
Звал ЕЁ помолиться с ним рядышком Господу Богу.

И явилась ОНА
                в бирюзовом нездешнем сиянии.
Тихо плакала с ним у церковных дверей 
                и звала к покаянию.
…И до нынешних пор
                ЕЁ плач на крыльце и молитва слышны
У порушенных  временем стен, средь глухой тишины.

Ждёт ОНА,
           когда вновь АЛЛИЛУЙЯ польётся с амвона.
И прорвут глухоту на заре колокольные звоны.