Месса

ГОСПОДИ ПОМИЛУЙ

1

Поникло всё, что Господа моля
Ещё шумело радостью земною.
Укрыла ночь и рощи, и поля,
И реки заблистали под луною.

Благословен простор уснувший весь,
И ход светил, и лики в тёмном храме.
И тот, кто хлеб насущный даст нам днесь,
Благословен нетленными дарами.

Границ не зрит торжественный чертог,
Целует мир дарящую десницу.
Храни его, Всемилостивый Бог, –
И журавля, и бедную синицу...

Помилуй тех, чей взор неутолим,
Во чьих печах угасшие поленья;
И тех, чей сон стыдлив и неделим,
Кому и ночь не дарит исцеленья...

Спаси того, чья горестна судьба,
Кто был гоним подложно и во имя;
И твоего покорного раба
Помилуй, Боже, и благослови мя!

Да неизбывна дарница твоя,
Хранимая рукою Чистой Девы!
И горний свет во мраке бытия
Да не оставит сущие пределы!

Не покидай же, Господи, меня,
Украсив небо утренней звездою!
Да осияет мир лучами дня!
...И я пойду покорно за Тобою.

2

Я скоморох и помыслы свои
Уже давно спалил во искушенье,
По всем законам жертвоприношенья,
На алтарях обещанной любви.

И голос мой, что жалок и презрен,
Не чтит знамён, чьей правдой зло осилишь
В сплошном дыму распятий и судилищ,
Где свят плевок палачеству взамен.

Я ухожу в обманчивую ночь,
Губя мечты и веру преступая,
В немых слезах дорогу искупая,
Ногами пыль дорожную толочь

И веселить и нищих, и господ,
И хохотать, сгорая в этой драме...
Но всё ещё горит свеча во храме —
Души моей свеча Твоя, Господь!

О, приюти  усталого раба,
Не осуди измученное тело,
Пока толпа ликует оголтело
И милостью не жалует судьба.

Томим страстями, гибельно греша,
В Твои чертоги я взойду едва ли.
Охрип мой смех на этом карнавале
И одиноко корчится душа...

Карая плоть, но душу не казня,
Помилуй, Господи, меня!


ДЕНЬ ГНЕВА

В сей день стрела, исполненная гнева,
Располовинит бездны грозовые.
И рухнет с корнем вырванное древо
В клокочущие воды огневые.

В тот час неумолимого вторженья
Изжарит огнь леса и орды птичьи.
И храбрецы не вспомнят о сраженьях,
И мудрецы забудут о величьи.

И всё бежит от ужаса природы,
И будут ветры властвовать и воды.
И карами обрушенные своды
Низринут ниц безумные народы.

Несчётно в небе молнии заблещут
И пред Мессией души вострепещут.
И волны мирового океана
Возьмут чертог последнего тирана.

Стихиями наполненная сила
Сведёт в одно небесные светила.
И не родит земля бесполым злаком,
И зыбкий свет поглотит мёртвым мраком.

Не будет знать никто ни дня, ни ночи,
Ослепшие забудут видеть очи.
И слух не внемлет стихнувшего воя,
И сущее объемлет неживое.

Погибнет мир и время перестанет,
И миллиарды сгинут под водою.
И Суд тогда обещанный настанет,
И мёртвые восстанут чередою.

В тот главный день все символы и знаки
Откроются; и, полная печали,
Взойдёт звезда кровавая во мраке,
Увенчанная грозными лучами.

И лишь за ней сольются половины,
И сила их наполнит огневая.
И примут их бессмертные долины,
Своею благодатью покрывая.


ИЗ БЕЗДНЫ БЕД

Когда ещё истерзанная плоть
Узрит победоносные зарницы?
Из бездны бед молю Тебя, Господь:
О, раствори врата моей темницы!

Я в ней влачу безумные года;
Её творил строитель злой и мудрый.
И мне вовек не видеть города,
В которых я не житель златокудрый.

Как молодой в расщелине побег
Последней волей тянется на солнце
И к тем цветам не совершит побег,
Свободой чьей любуется в оконце,

Так я среди холодных пауков
Уже годам во тьме не знаю счёта.
И слышу лишь тяжелый звон оков
Души моей, взыскующей полёта.


ТРУБА ПРЕДВЕЧНОГО

1

Благословен, кто выполнил наказ,
И трижды – кто себе остался верен,
Когда дрожал вакхический экстаз
В неутолимом пламени вечерен.

Но всё, что скорбью здесь обретено,
Уж не растратить, видно, вхолостую,
Пока судьба сучит веретено,
Отматывая нитку золотую.

И зыбкий мрак сочится сквозь стекло
В бесплотный мир, в котором только тень я;
И тонкий луч ложится на чело
Как знак потери или обретенья.

Не с тех ли он загадочных высот,
Где вешний луг ничья коса не косит?
И что огонь торжественный несёт
И скорбный дух куда навек уносит?

И кто же там, в потусторонней мгле,
Куда мы все бредем дорогой странной?
И жар сердец – лишь пылкий угль в золе
Или маяк земли обетованной?

Пузырится от суеты сует
Кровавых душ сосудистая полость
Без той любви, положенной в завет,
Что вазою о камни раскололась.

И не собрать осколков никому.
Лишь боль и страх, и ночь с собачьим лаем
На том пути в молитвенную тьму,
Который мы себе не выбираем.

2

На сугробы и домик уснувший
Пали крохи заоблачных торб.
И как тысячу лет день минувший
Преумножил вселенскую скорбь.

Над застывшим полуночным миром
Млечный путь одиноко распят.
«Туба мирум! –  Иди! – Туба мирум!»
Дети мира безоблачно спят.

Пусть за белыми кронами сада
Безмятежный невидим приют.
Но прекрасные беженцы ада
Сладкий эль возле Господа пьют...

На сугробы и домик уснувший
Пали крохи заоблачных торб.
И как тысячу лет день минувший
Преумножил вселенскую скорбь.


СЛЁЗНАЯ

Как скребутся ночи по душе,
Хоть её до крови разорви!
Но не умираю я уже
От прикосновения любви.

Непереносима эта тишь,
Тошное отшельника житьё!
Словно вор, незримо ты стоишь,
Серое безмолвие моё!

Этот судный день —
Словно смерти тень
                в очи!
Боже, чем живу?
Этот наяву
                ад!
Тьму дробят часы.
Хищные, как псы,
                ночи
Днесь и испокон
Сквозь кресты окон
                бдят.

Грешный окоём.
На челе моём
                мета.
За огнём свечи —
Годы-палачи
                в ряд.
В том горю огне,
И не выжить мне...
                Где ты, —
В ризы облачен
Тот, кто больше чем
                брат?

Как я эту боль переживу,
Если время — кладбище сердец,
Где, живой покуда наяву,
Я давно блуждающий мертвец.

Непереносима эта тишь,
Тошное отшельника житьё!
Словно вор, незримо ты стоишь,
Серое безмолвие моё!

Если нет тебя,
Дай же мне судьба
                силы
Не сойти с ума!
Упокой, сума,
                хлеб!
Одинок мой путь.
Мне б небесной чуть
                сини!
Только солнца луч
Среди этих туч
                мне б!

Где-то там, вдали,
На краю земли
                счастье.
В море корабли
Где-то там, вдали,
                спят…
Золотой туман
Кроет по утрам
                снасти…
В золотом бреду
Я к тебе иду,
                брат.



СВЯТ, БЛАГОСЛОВЕН

Игра –
     как долго она длится!
Пора...
     Но долга тяжкий крест!
Вокруг
     размазанные лица,
И круг –
     как дьявольский бурлеск.

Когда ж победы привкус
Гримасой губы сводит
И даму пик не глядя
Разит валет шальной,
О «санктус, бенедиктус»,
Сойди до преисподен,
О «санктус, бенедиктус» –
Ангел мой!

Кружит
     безумная рулетка.
Дрожит...
     И слишком ярок свет!
И флирт
     закрутит шут, кокетка,
Что длит
     смертельный пируэт.

И вновь картинный витязь
Фигуры растревожит
И даму пик обратно
Побьёт валет шальной.
«О санктус, бенедиктус!»
И лопается кожа.
«О санктус, бенедиктус –
Ангел мой!»

Играть
     не хватит звонкой меди.
И врать
     мучительно порой.
Покой
     ваш не нарушит, леди,
такой
     комический герой.

И выстрел, будто минус,
Никто всерьез не примет.
И едкий дым не тронет
Толпы укор немой...
«О санктус, бенедиктус...»
И пёрышком поднимет
Меня над грешным миром
Ангел мой.


РАЗГНЕВАН

Вы бьёте нетленному подвигу
Поклоны, греша за глаза,
Пугая по статусу подлому
И тыча его образа.

Хозяева мира лукавые,
Герои деяний чужих,
Вы прячете раны кровавые,
Как будто и не было их.

Но он ходил по всей земле
И говорил легко со всеми?
И он посеял свет во мгле,
Его он все-таки посеял?

Его любовь была одна,
Но всем огня её хватило.
А высь осталась холодна
И недоступными светила.

Гоните же, вы, негонимые,
Заразу из отчих краёв;
Во имя гоните, от имени
Проклятую эту любовь.

Погибнут вовеки неправые,
Покой и печаль обретут.
И земли, что стали отравою,
Бутонами роз прорастут.

Ведь он ходил по всей земле
И говорил легко со всеми.
И он посеял свет во мгле,
Его он все-таки посеял.

Его любовь была одна,
Но всем тепла её хватило.
А высь осталась холодна
И недоступными светила.

Корчуйте, дерите с кореньями —
Не выполоть этот сорняк.
Измучась своими бореньями,
Цепных натравите собак.

Всё будет, как то предначертано;
И мелкий расточится бес
В осколках разбитого зеркала
Потоком лазурных небес.
 
Зима беснуется во зле,
А птицы тянутся на север.
Но он посеял свет во мгле,
Его он все-таки посеял.

Его любовь была одна
И всем добра её хватило.
Хоть высь осталась холодна
И недоступными светила.


АГНЕЦ БОЖИЙ

В купель неистовых борений
Сойдя под тихою звездой,
Скрестить ли мог он шпаги мнений
Сиюминутною враждой?

Среди отверженного мира
Он плыл, возвышен, – Агнус Дэй;
И мир торил тропу кумира
Ему средь гула площадей.

И зрили все: ступни босые
Не трогал выжженный бетон,
Когда небес лучи косые
На белый падали хитон;

И полы лёгкой плащаницы,
Как крылья, бились за спиной;
И застывали колесницы
Перед походкой неземной;

И губы корчили усилья,
И улыбался брату брат.
И верил каждый: эти крылья
Пришли спасти угрюмый град.

И люди зла не осязали,
Как будто их лишили тел,
Как будто с ясными глазами
Над миром ангел пролетел.

И только отрок не дивился,
Храня святое естество.
Явился – будто не явился,
И был – как не было его.

Он нёс восторженному миру
Одну печаль своих ночей.
И никли почести кумиру
На светлом дне его очей.


ВЕРУЮ

Пусть я клеймён навеки, словно вор,
И горько пью ворованное счастье,
Как алтарей отверженных причастье —
Взыскую всё ж и я небесных створ.

И верю, всемогущий мой Господь:
Утихнут лишь Иерихона трубы,
Ты и того прижмешь к себе, чьи губы
Молитвенно земную пели плоть…


РАСПЯТ

1
Ты целуешь распятье и веришь потом
в благодать, что свершится в финале.
Ты целуешь распятье, не зная о том,
как был молод кого распинали.

И причастие холодом губы ожжёт
в тишине заколдованных спален.
«Возлюби как себя...» – и времён эшафот
до безумия станет реален.

Обернутся кошмаром события те,
что легли канонически в святцы.
Но разбойное право висеть на кресте
ты получишь, не смей сомневаться.

И продлится всё это две тысячи лет,
умножая архивные груды;
и останутся тайною тридцать монет
при загадочной роли Иуды.

И бальзамом любви этих ран не залить
сквозь столетья, в ином уже доме.
Только есть ли о чём ещё Бога молить,
когда гвозди вопьются в ладони?..

2

Из белых риз наворожил
Я все сомненья и упрёки.
И как печальный старожил
Под вьюгой памяти бреду...

Я в той заснеженной дали
Влюблюсь в несбыточные сроки.
И на распятии Любви
Венец терновый обрету.

Мне Ангел небо отворил,
Но губы шепчут: «Авва Отче!»
И всё, что я боготворил,
Укроют дождь и снегопад.

А эти белые цветы
В душе — пронзительней и чётче,
Как погребальные костры
В ночи языческой горят.

Я сам себя приговорил
К своей пожизненной Голгофе.
И боль, что я не сохранил,
Уже не мне принадлежит.

Ее укрыла немота,
Меня — тропа в чертополохе.
И сердце полнит яма та,
Где пепел памяти кружит.


ВЕЧНЫЙ ПОКОЙ

Волшебной негой мир напоен
И дремлет змей в тени лиан.
Благоухающим покоем
Цветут сандал и олеандр.

Когда небесная секира
Отъединит от духа плоть,
Среди безоблачного мира
Спать уложи меня, Господь.

Несчастных нет в Твоих долинах,
Здесь все прекрасны и юны.
И я в писаниях старинных
Искал завет Твоей страны.

Земная путана дорога,
Лишь выше – воля и родство.
И под созвездьем Козерога
Объятья Сына Твоего.

1995