Ночь. Ты поднимаешься - точно из болота

Ночь. Ты поднимаешься - точно из болота,
На дне которого - ил твоих снов, чавкающий и голодный -
Ты натыкаешься на самого себя - извиняешься - он - ты -
Шляпу галантно приподнял - шляпа украдена им у Оле Лукойе -
Или подарена - чёрное пальто сшито
Из шкур помойных кошек и лестничных провалов -
Ночь сеет звёзды через глаз его сито -
В них раскрываются прожектора вокзалов -
По которым поезд царапает когтями-колёсами,
Крылья обрывая о лесные перекладины -
Сны задыхаются в вязкой духоте речного плёса,
Под подушкой шляпа - подарена или украдена -
На черноте шейного платка - белая полоска
Шеи - очерчена белками глаз стылыми -
Вбивается гвоздь в стен корявые доски -
Сны выползают на жабьих лапах из ила -
Границы изрезали истоптанный коврик у двери,
На котором ключи ржаво мигают и скалятся -
А твой двойник - ты - кокетливо меряет
Шляпу Оле Лукойе в зале ожидания вокзала -
В собственных глазах - зеркальным полумесяцем -  вспышка
Зажигалки, линии руки лизнувшая жадно -
Сон на жабьих лапах прыгает и ищет
Тебя - и воркует, точно влюблённая жаба -
И глаза провалены в сна прорубь  - как лыжи
И подступает рельсовый шрам к роговице -
И сон неотступный всё назойливей и ближе -
И остаётся только на поезд садиться
В роли двойника - шляпу на ходу напялив -
Оставив его вместо себя - запертым -
Или раздробить по зеркалам вокзала,
Размазав по щекам его грима фиолетовые пятна -
Купе, чавкая, двери сомнёт и полка
Упрётся в ребро - челюсти с кожаным привкусом -
Нет от побега ни малейшего прока -
Илом болотным сна всё купе выстлано -
И жабы выбираются из-за занавесок пыльных,
И те изображают чьи-то лица измятые -
И горькое варево чайное в окне стынет -
А поезд едет куда-то - в комнату - обратно -
В зеркало - в постель - в вязкий малахитовый омут,
И смыкаются жабьи пальцы на белом горле -
И распадаются кубики-рубики комнат,
И где-то хохочет язвительно Оле Лукойе.