Классика

                «... люблю классику»
                х/ф The Expendables 2


«Ведьма. Конечно, ведьма – ату! Ату!
В горло – свинец ей, в сердце – кинжальный крест».
Иезуит эдемскую наготу
в мареве адском видит – не спит, не ест.
А как она готовит: посмотришь – сыт,
запах вдохнёшь – неужто уже в раю...
И накануне мая иезуит
шлёт ей записку: «Ночью к тебе приду.
Не запирайся.».
                Впрочем, вполне намёк
ясен любой, кто ведает тайны слов:
алые буквы – меж лаконичных строк
“... Maleficarum” - мол, и палач готов...
Всё б ничего – да, шабаш как раз в ту ночь...
Дверь не закрыта, но – никого в дому.
Тьма по углам густеет и шепчет: «Прочь».
Бог или дьявол в небе зажёг луну –
словно фонарь в квартале элитных шлюх.
Воздух такой, что кажется – кровь кипит.
Прямо под грушей вывел ведьмацкий круг,
белым испачкав рясу, иезуит...
Ведьма смеялась.
                Время летело вскачь.
Засуха летом... прочий неурожай...
жёнам измены – ведьмы вина.
                «Палач,
кудри обрежь ей, платье скорей срывай...»
Жажда.
Железо.
Дыба.
Вода.
Огонь.
Жёстче пеньку – на горло, запястья, грудь...
по животу и ниже... двойным узлом...
и на ногах, раздробленных, затянуть –
после сапог испанских...
- Теперь плясать
верно не сможешь, также, как песни петь.
Сколько же сил уходит, чтобы сказать:
- В пекло ко мне придёшь – захвати-ка плеть...

Палят листву. От дыма – не продохнуть.
Сон не идёт... всё тот же треклятый сон:
вот, она в кухне – травы бросает в суп,
шепчет с улыбкой что-то – не слышно слов...
смотрит в глаза, подходит:
- Опять знобит, -
а у самой-то – пламя на рукаве...
Листья горят.
                И жарче слова молитв –
каждую ночь... особенно – в октябре.
Сердце на волю рвётся, как в небо – стерх.
В узенькой келье бёдра ласкает плеть...

Классикой стало: жечь принародно тех,
кем не смогли прижизненно завладеть.