Канцона
Матадор из Гваделупы;
О его боях с быками
Слава ходит до сих пор.
С саблей, в феске с бубенцами,
С восьмиструнным сямисэном
На арену выбегал он,
Строен, гибок, скор и бодр.
Поиграв на инструменте,
Звякнув лихо бубенцами,
На быков бесстрашный Гомец,
Разогнавшись, нападал.
Благородством дона Педры
Вся Гишпанья восхищалась –
Он быков, под зад толкая,
На свободу выпускал.
Но однажды с ним случилось
То, что прежде не случилось,
То, об чем он от цыганки
Знак недобрый получил.
Карменситу молодую
Матадор из Гваделупы
Досточтимый Педро Гомец
Беззаветно полюбил.
Только гордая гишпанка
Дону Педре говорила:
«Коль меня обнять желаешь
И своею сделать коль,
Выдай что-нибудь такое,
То, чего не делал раньше;
Соверши безумный подвиг!
Покорить меня изволь!
Докажи, что Карменситу,
Огневую андалузку,
Танцовщицу из предместья
Полюбить достоин ты!»
«Как же мне, о Карменсита,
Танцовщица из предместья,
Доказать, что я достоин?» –
Педро Гомец вопросил.
«А для этого, амиго, –
Андалузка отвечала, –
Надо в честь мою девичью
Чтобы ты быка убил!
Победи быка; иначе
Не видать тебе гишпанки,
Не играть на сямисэне
И меня не обнимать!»
«Что ж», – сказал ей Педро Гомец
И ушел походкой шаткой;
Андалузка ж молодая
Продолжала танцевать.
В воскресенье на корриде –
С саблей, в феске с бубенцами,
Ритм чечеткой отбивая, –
На арену Педр шагнул.
Поиграл на сямисэне,
Кастаньетами пощелкал,
И, подпрыгнув, бандерилью
Он в животное метнул.
Бык зело сопротивлялся;
Но бесстрашный Педро Гомец
Вынул саблю из футляра
И, пронзив, его* рассек!
Рев пронесся по трибунам;
В воздух чепчики взлетели;
А один нежадный зритель
Бросил даже кошелек!
Так быка с полтонны весом
Победил наш Педро Гомец;
Слезы с глаз** его катились,
Но не видел их никто.
Браво! Браво дону Педре!
От Кадис до Гваделупы
Все от мала до велика
Помнят этот бой его –
Как в быка, отваги полон,
Принципы свои оставив,
В честь прекрасной андалузки
Саблю острую вонзил!..
После боя подошел он
К той, в которую влюбился,
И в объятья, подошедши,
Карменситу заключил.
Молодую андалузку,
Неприступную мучачу,
Танцовщицу из предместья
Наконец*** к себе прижал.
Шесть побед подряд в тот вечер
Над гишпанкой Педро Гомец,
Матадор из Гваделупы,
Натурально одержал!
Слава! Слава дону Педре!
Слава сыну Гваделупы!
За победу над гишпанкой
Браво, смелый матадор!
Страшен счет любовной схватки:
Пять ударов бандерильей
И один, последний, саблей –
С дона Педры смыл позор.
Шесть побед над андалузкой
Одержал той ночью Педро;
Но с тех пор никто в Мадриде
Педру больше не видал ...
Патефонная пластинка
Плавно движется, вращаясь,
На пластинке Карменсита –
Юбка, веер, рук сандал;
Рядом – тоже статуэткой –
В красной феске с бубенцами
Матадор на сямисэне
Ей играет болеро.
Это он – герой канцоны,
Незабвенный Педро Гомец!
Про него гишпанцы помнят
И его победы про!
Помнят бабушки и внуки,
Помнит каждая собака,
Тещи помнят и еноты,
Академик и членкор.
О коварной Карменсите ж
Позабыли все на свете****;
О шести ж победах Педры
Слава ходит до сих пор!
24.11.2015
___________________________________________________________
* Быка, а не футляр, как, возможно, подумал читатель.
** sic!
** * «Наконец» пишется слитно.
**** «Свете» пишется с маленькой буквы.*****
***** Примечания, суффикс и пирожок с печенкой редактора.
Свидетельство о публикации №115112401860
Не станем ни пенять, ни пинать, так получилось.
Спасибо за канцону, и не только конкретно за ея (ой, обожаю
вот эти все ея и отнюдь:)), но и за то, что она мне кое-что напомнила :
Здесь, в Испании, где ты
и всегда найдется та,
где послания — цветы,
а признание — плита,
здесь любая площадь — круг
для копыт и красных краг,
там, где ты или твой друг
с кровью заключают брак.
Сразу возникает бык,
наставляет острый рог,
испускает смертный рык,
разворачивает бок,
разворачивает бок —
круглый, словно ржавый бак,
необъятный, как каток,
и лоснящийся, как лак.
Соблюдая внешний шик,
подавляя первый шок,
делает свой первый шаг
будущий костей мешок.
Делает свой первый шаг
в окруженьи верных слуг,
разворачивает стяг,
каблуком бьет о каблук,
и под общее «ура!»
ты увидишь через миг:
бандерильи — шампура
входят в будущий шашлык.
Продолжаешь наступать,
говоришь: иди сюда! —
чтоб скатеркою застлать
стол нестрашного суда.
Ведь не жаль, не жаль, не жаль,
все предчувствуют конец,
и твоя пронзает сталь
сразу тысячи сердец.
Под прицелом этих глаз
ты застыл один — в крови.
Вот примерно так у нас
объясняются в любви. (с)
Может быть, Вам знакомы эти строки и их автор,
земляк Ваш - Виталий Калашников?
Егор Собаков 08.02.2016 23:37 Заявить о нарушении
Про Виталия Калашникова, конечно, слышал - кто ж в Ростове о нем не слышал? Но лично не знал и стихов не читал. Порой сам удивляюсь и радуюсь тому, как много прекрасных талантливых людей живет в одном со мной городе. Иногда мысль: может кто-то, чьи стихи читаешь и перечитываешь, твой сосед, может, здороваешься с ним чуть не каждое утро, раскланиваешься и не знаешь, что он как раз тот автор, текстами которого вчера восхищался.
А стихи хорошие, понравились. Спасибо, Егор))
Восенаго 09.02.2016 05:48 Заявить о нарушении
так что поздороваться с ним никто из живущих не сможет.
Но страничка его здесь, на Стихире, существует. Без псевдонимов,
под собственным именем. Если кому интересно, всегда можно найти.
Я почему, собственно, так назойливо о Калашникове...
Вы с ним в некоторых вещах, как бы не очень серьёзных, близки.
Ростовский воздух, видимо, каким-то образом влияет.
Так же, как питерские авторы, не скажу похожи, но что-то общее у них есть.
Или одесские.
Позволю себе ещё раз злоупотребить вашим вниманием ))
Жила-была изюминка, изюминка в стихах,
Поэт ей домик выстроил в строке о лопухах.
Но старый злой редактор не выносил стихи,
Сказал он: "Нужен трактор в строке про лопухи".
"Позвольте, эта строчка как раз для лопуха,
Для трактора есть поле или ВДНХ".
(А про себя подумал возвышенный поэт:
"Изюминку раздавит твой чертов драндулет").
Но старый злой редактор имел коварный ум,
Ему был нужен трактор, чтоб отобрать изюм.
Недаром ночью темной он изучил стихи
И мыслью вероломной обшарил лопухи.
И в них нашел он домик изюминки моей,
И выхватил он ломик и начал клясться ей:
"Изюминка, родная, зачем тебе поэт?
Ты здесь совсем одна, я искал тебя сто лет.
Тебя я завтра выну из мерзкого стиха,
А в строчку трактор вдвину на место лопуха".
Но кто не видит лунки под старческой губой,
Куда стекают слюнки полоской голубой?
И пусть редактор ломом ей стекла разбивал,
И пальцем загрязненным по стенам ковырял,
Она забилась в угол и плакала всю ночь,
И призывала друга, а друг не мог помочь.
Но утром он ворвался — блистательный поэт,
Надменно разрыдался и очень крикнул: "Нет!"
Тут разразилась битва — чудовищная сечь.
Блистала, словно бритва, отточенная речь.
(Ведь дрались не мечами редактор и поэт,
А дерзкими речами сражались десять лет).
Но вот добил злодея сжигающий глагол,
Злодей воскликнул "Где я?" — и грохнулся об пол.
Но отдал душу богу истерзанный поэт —
Он сил потратил много, когда он крикнул: "Нет!"
Осталась лишь изюминка, изюминка в стихах,
И ржавый трактор в мертвых редакторских руках
И вот за все за это, от женщин до коров,
Навидят все поэтов, а не редакторов. (с)
Егор Собаков 09.02.2016 09:02 Заявить о нарушении
Восенаго 09.02.2016 09:15 Заявить о нарушении
Это, как мне показалось, очень о нём.
Егор Собаков 09.02.2016 11:15 Заявить о нарушении