Билли Коллинз. После полудня...

             ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ,
   С ИРЛАНДСКИМИ КОРОВАМИ

Весь луг от той дороги, где мы жили,
запружен ими был, и тридцать-сорок их
переходило не спеша от кочки к кочке,
и их большие головы в густой траве терялись;
хотя, бывало, подойду к окну, смотрю –
и вижу внезапно опустевший луг:
как будто ветром сдуло их в иную местность.

Затем, под вечер, я отворю обычно входную
голубую дверь – и снова луг заполнен их жеваньем;
или порой они полеживают на обширных
подробных чёрно-белых картах своих боков,
все в разные уставясь стороны и поджидая дождь.
И как оцепенело, отстраненно и страдальчески
глядели их глаза, пока тянулся этот зной после полудня...

Но всякий раз, когда, бывало, изредка, одна из них
издаст такой неимоверный звук,
что каждый раз и я – отбросив книгу или нож,
которым резал грушу,
бегу через дорогу к каменной стене – взглянуть,
какую же из них там поджигают факелом –
иль протыкают длинной пикой бок.

Да: звук на боль похож был, но тут я замечал
её, шумливую: уперши в землю все свои копыта,
она вытягивала шею – а задранная голова её, мыча,
такие делала усилья, словно корова нечто выразить хотела –
из тела к небу идущим утробным воплем –
что зарождался где-то в потемках живота, и эхом отдавая
в крутые ребра, исторгался через разверстый рот.

Теперь-то я уж знаю, что она так заявляла
о неподдельном щедром естестве её коровьем,
ответ свой древний изливая всего их рода –
всем в мире зелёным луговинам, серым облакам,
холмам известняковым – и узкому проходу в голубую бухту –
смотря поверх стены на голову мою и плечи
каким-то диким и безумным оком.



AFTERNOON WITH IRISH COWS
by Billy Collins

There were a few dozen who occupied the field
across the road from where we lived,
stepping all day from tuft to tuft,
their big heads down in the soft grass,
though I would sometimes pass a window
and look out to see the field suddenly empty
as if they had taken wing, flown off to another country.

Then later, I would open the blue front door,
and again the field would be full of their munching
or they would be lying down
on the black-and-white maps of their sides,
facing in all directions, waiting for rain.
How mysterious, how patient and dumbfounded
they appear in the long quiet of the afternoon.

But every once in a while, one of them
would let out a sound so phenomenal
that I would put down the paper
or the knife I was cutting an apple with
and walk across the road to the stone wall
to see which one of them was being torched
or pierced through the side with a long spear.

Yes, it sounded like pain until I could see
the noisy one, anchored there on all fours,
her neck outstretched, her bellowing head
laboring upward as she gave voice
to the rising, full-bodied cry
that began in the darkness of her belly
and echoed up through her bowed ribs into her gaping mouth.

Then I knew that she was only announcing
the large, unadulterated cowness of herself,
pouring out the ancient apologia of her kind
to all the green fields and the gray clouds,
to the limestone hills and the inlet of the blue bay,
while she regarded my head and shoulders
above the wall with one wild, shocking eye.


(с английского)