Бизоны всегда уходят в Миссури

Стой.
Мне кажется, даже если сегодня бизоны уйдут в Миссури.
Если война разорит все страны и континенты,
Где-то в огромном зале, срывая аплодисменты,
Будет давать концерты твой голос, следуя режиссуре.
Он загремит, вопьётся басами в тёмный бездушный купол,
Он пролетит над кладбищем бархатных лож безмолвных.
Я буду аплодировать с сотней тряпичных кукол.
Громче, чем куклы. Чтобы твой голос не смел замокнуть.
Чтобы он возвышался, читая стихи спасеньем.
Чтобы дышали люстры страстью твоей нетленной.
Я повторяю с ним. Я верю, что ты – Есенин.
Верю, что ты влияешь на ось справедливости во Вселенной.
Как же так можно любить тебя, как же, ну объясни мне?
Видеть меж звёздной стыни, в пустом пространстве, в холодном зале,
Где бы то ни было… Ты не один в пустыне,
Сбившийся с курса лётчик с фиалковыми глазами.
То ли бежать к тебе, словно лис, то ли стоять на месте.
Ты – моя бездна, в которую падать страшно, как в чёрный Космос.
Я соберу самолёт, устроюсь в разбитом пилотском кресле
И полечу к твоим бывшим планетам, к ныне погасшим звёздам.
Мне говорят: «Постой, он не стоит таких полётов».
Мне говорят: «Оставь. Постепенно сердце твоё остынет».
Сколько вы, глупые, не спасли посланных вам пилотов
В чёрных своих пустынях?
В душных
Своих
пустынях?
Я воды принесу тебе. Я – твой оазис. Лотос.
Только кричи о том, что мир изменится, слышишь?... Слышишь?!
Где-то в огромном зале ещё даёт концерты твой голос,
Но в моих ушах он постепенно становится тише.
Тише.
Пой о любви, о смысле, о страсти и о разлуке.
Я пока буду спасать тебя. Я буду вся в работе.
Буду о фюзеляж стирать время, мечты и руки,
Чтобы тебя отправить к звёздам на самолёте.
Я так люблю тебя… хочешь, остановлю все бури,
Чтобы твои стихи летели над всей округой?...
Стой.
Мне сегодня снилось - бизоны ушли в Миссури,
И мы в пыли от копыт уже найти не смогли друг друга.
Степь широка, как грусть. Небо с травой повенчано.
Звёзды как в море глаза отбившихся кашалотов.
К каждой пустыне приставлена стражем добрая женщина,
Чтобы любовью чинить машины упавших во тьму пилотов.
Быть такой – как награда мне.
Быть такой – как убийство мне.
Я душой закрываю обшивку, что пробита давече им.
И отпуская лётчика
Горестно и неистово
Плачет добрая женщина.
Плачу и я, сердечный мой.
К звёздам лети, мой ласковый.
Счастье голубоглазое…
Я остаюсь под небом, следуя режиссуре.
Всё кончается так же, как пьеса, что ты вчера рассказывал.
Бизоны уходят в Миссури.

Бизоны всегда уходят в Миссури.