Художница
Кропаю сюда.
В личку не смею — горделивый больно.
Одна за одной,
Неспешно,
Строка
На холст из тюбика моей лобной доли,
Ложится.
И кистью метафор размазана по мольберту,
Не в силах выбрать путь, словно бескрылая птица,
Обрушивается в черты твоего портрета.
Вот пара слов,
Глаза с памяти срисовываю.
Горящие. Синие. Живые.
Что-то сегодня краски больно блёклые.
Выцветшие.
Не могут и сотой доли лазури кипящей выдать.
Впрочем, в этом есть своя логика.
Такой немыслимой синевы не видела даже рыба,
Даже облако.
Уста алеют в январском ветре.
Странно, сентябрь же на улице вроде.
Но, если хотите, пожалуйста, не верьте,
Я помню её ротик.
Морозными губами пылающий жарко,
Когда ветрище в переулках, кашляя, лаял.
Разве в сентябре такие подарки
Бывают?!
Бред! Провокация и пустой ропот.
Не единому не поверю слову!
Такое чудо могло прийти только к Новому Году,
И уйти к Рождеству Христову.
Сижу тут теперь, на стуле сгорбясь.
И что есть сил сжимаю кисть клавиатуры.
Вывожу на холсте документа Ворда,
Чуждых улиц морозную тундру
Куда ещё-то?! И так немало
Стихов о тебе написал, двухтомник скоро.
Но рифмы всё прут и прут, как из вулкана.
Заливая несчастный римский город.
С мыслями тягучими в комнате тесно,
И вроде спать ближайшие сутки — не в кассу.
Вот бы мне сейчас крохотную чашечку эспрессо,
А лучше огромный тазик.
Осушил бы тару одним глотком,
И тут бы всё стало предельно ясно.
Вот — пару слов, громких как гром,
Для описания её глаз.
Но что-то, кажется, не судьба,
У кофемашины бензин закончился.
Кричу, силясь возвысить не те слова.
На стуле корчюсь.
Эй! Очнись уже, вот он — я!
Неужели, совсем не нужен?
Неужели, я — безмозглая болтовня,
Отравляющая твой ужин?!
Если так — не томи, скажи прямо,
Плюнь в лицо мне, размажь, чего уж там!
Всё равно буду твердить упрямо,
Что ты чудесная, и хорошая.
Буду руки гнуть, в обратную сторону.
Что суставы мне, когда сердце бешено?
Ну, не будь же моим Игемоном!
Пощади же меня, Иешуа!
Подбоченясь, прими в объятия.
Посильнее прижми к груди.
Долго-долго по темени гладь меня,
И тихонько шепчи стихи.
Про неверные блики далёких стран,
Про большое-большое дерево.
Ты прости, я не слабый. Просто устал.
И почти потерял веру.
Ну сколько ещё? Когда уже?!
С чистым сердцем скажу: «Довольно!
Вот, эти строчки достаточно лающие,
Чтобы исписать твой образ вволю».
Не скажу, не достигну — ума не хватит.
Знаешь, оно ведь даже лучше!
Развалюсь, обессилевший, повдоль кровати,
И буду глядеть на твоих портретов громоздкую кучу.
Вот тут неплохо, вроде как, получилось,
Образ живой, хоть и немного куцый.
А ещё, я уверен, довольно мило
Смотрятся золотинки аляпистого французского.
Ну а что? У меня знаний пока что — кот набрызгал.
Да и на улице, Бродский сказал, совсем не Франция.
Вот и леплю нелепые галлицизмы,
Силясь до твоего уровня вскарабкаться.
А знаешь что? Хочешь правду?
Кристально чистую и пожаром пылающую.
Мне ведь тебя уже почти не надо,
Время — панацея та ещё.
Я на обрыве стою, мыслью скован.
Может поможешь определиться?
Подзовёшь к себе мягким, как кот, словом,
Или толкнёшь в кипящий водоворот случайных лиц.
Буду лететь, руками махая, как коршун,
Или готовить с тобою обед?
Что мне будущее? Плохое или хорошее?
Я ведь просто рисую портет.
20.11.2015г
Свидетельство о публикации №115112012211