Он говорил с каким-то странным акцентом

Он говорил с каким-то странным акцентом -
Другие не могли понять, с каким - как ни пытались.
Он питался пирожными с кремом и абсентом,
У него была слишком тонкая для мужчины талия
И глаза - слишком большие для человеческого существа.

Он обычно сидел в кафе, на самом углу стола
И писал отдельные слова - на салфетках -
А потом с рассеянной улыбкой сжигал их в пепельнице
(Он не курил, кстати).

Это было в Париже.
Или в Лондоне.
Или в Риме.
Какая разница.

Про него говорили разное -
И даже - что он замешан в каких-то убийствах.
Другие возражали - у него такое невинное лицо -
Как у ангела.
Сам он с улыбкой сомнамбулической
Заверял хрустальным голосом
Со своим странным акцентом,
Что всё это - правда, и он убийца -
И руки его в крови -
При этом он поднимал свои руки -
Такие хрупкие и белые,
Что на них было страшно смотреть и дышать -
Не то что осквернять пошлостью рукопожатия.

Это было в восемнадцатом веке.
Или в девятнадцатом.
Или в двадцатом.
Какая разница.

Никто не знал, где он живёт - и сколько ему лет -
И даже как его зовут -
Имена перебирали, спорили -
Но у него самого почему-то никто не решался спросить,
Когда он сидел, уперевшись в угол стола -
И что-то писал, опустив на лицо путаницу волос -
А потом жёг -
И огонь танцевал вместе с его белыми пальцами -
Красные кольца огня, белые пальцы, лунная улыбка.

Он был мной.
В какой-то другой жизни.
Или не был.
Какая разница.
Какая, к дьяволу, разница.