Зачатьевские Старицы

Женское монашеское старчество – тема весьма деликатная, потому что женские монастыри в дореволюционной России вели закрытый образ жизни, посторонние туда не попадали, и в сущности мы знаем очень немного о Старицах монастырей. Конечно, сразу же приходит на ум наставница игумении Арсении (Себряковой) схимонахиня Ардалиона, и, если хорошо поднапрячь память, то еще с полтора десятка имен наскрести можно. Но мало что известно об их подвижничестве и, тем белее, наставничестве. В Зачатьевском монастыре Старицы были, и, судя по тем крохам воспоминаний, которые до нас дошли, они приучали чад своих к послушанию и предельно скромной жизни. И, как все подвижники досоветского времени, они ревностно следили за тем, чтобы чада их посещали Богослужения и исполняли монашеское правило (как ни ценилось тогда послушание, но пост и молитву в монастырях никто не отменял, в отличие от более поздних времен).
В ХIХ  веке характер старческого окормления в России изменился под влиянием «филокалически» настроенных Старцев, наиболее яркий образец которых дала Оптина пустынь. Монашеское делание ушло «вглубь», то есть духовные наставники стали придавать важное значение работе чад над собой. Под их руководством наряду с внимательным прочитыванием канонов и акафистов, монашествующие стали уделять большое внимание молитве Иисусовой. По милости Божьей, и среди духовников монастырей, и среди насельников были ученики известных Старцев, и они поддерживали такое умонастроение в своих обителях, хотя и не всегда встречали понимание среди иноков «старой школы».  В Зачатьевском монастыре духовник подобный  был – о. Михаил (Ивановский), и сестры, имевшие старческое окормление, обретались.
До  нашего времени дошли сведения о монахине Антонине (Яковлевой), окормлявшейся Старцем оптинской школы архимандритом Нилом (Кастальским). Сведения эти происходят из двух источников – записей самой матушки Антонины, в которых она рассказывает, в основном, о своем общении с отцом Нилом, и воспоминаний о монахине Антонине – уже Старице, - которые написали ее духовные чада, наши современники.
Какие-то скудные следы остались в официальных документах. Из них мы и узнаем, что родившаяся в 1869 году «девица Анна происходила из крестьян Смоленской губернии Гжатского уезда и окончила школу».
 «Когда Анна Яковлевна поступила в монастырь, в точности неизвестно. Архивные документы говорят только о времени ее официального определения (то есть «приукаживания») в монастырь — Указом Консистории от 11 сентября 1903 года.
По словам же Татьяны Григорьевной Маклаковой, Анна «пришла в монастырь с котомочкой за плечами… Ей было тогда 16 лет, и шла она в монастырь, следуя духовному призванию и прорицанию странника, который в раннем детстве сказал ей: “А ты будешь всю жизнь в доме Бога хлебцы печь”. Прорицание сбылось буквально. Несколько лет спустя… послушанием [Анны] стало руководство монастырской просфорней, где под ее началом трудились сорок монахинь и послушниц, выполняя заказы на просфоры для большинства окрестных приходов».
Из документа, подписанного игуменией монастыря Марией (Коробкой) следует, что 19 ноября 1909 года Анна была пострижена в мантию с именем Антонина. Она продолжала свои труды на просфорне, но это был внешний пласт ее жизни, а о внутренних, глубинных, мы узнаем из записанных ею бесед со своим Старцем архимандритом Нилом. Характер вспыльчивый и властный. Должность руководящая, что, понятно, дает ей возможность «возрастать» в направлении, проложенном генами и воспитанием. Но она уже понимает, что так жить нельзя, что нужно это направление разворачивать на сто восемьдесят градусов. И получается это у нее очень плохо. Но она старается. Старец ее утешает и наставляет. Просто и с любовью. Фактически мы видим начало и конец ее духовной жизни. И если в начале она чуть не плеснула кипяточком на раздражившую ее сестру, то в конце она бережно и терпеливо относится к каждому человеку с которым сводит ее жизнь. Конечно, между таким началом и концом был «кипяточек» мысленный, и один Господь знает, сколько сил душевных и физических, сколько слезных молитв было приложено к тому, чтоб его остудить.  Тот жестокий поступок своей молодости она никогда не забывала, и чада ее недоумевали, зачем она об этом рассказывает, не понимая, что это и есть покаяние: Господь уже простил, а она до конца дней своих себе этого не прощает.
Когда в 1925 году большевики закрыли монастырь, матушка Антония и еще несколько сестер нашли приют у духовника монастыря отца Михаила (Ивановского). Они продолжали ходить на Богослужения в храм Ильи Обыденного и тайно печь просфоры для этого храма.
«Матушка стояла в храме в левом приделе на небольшом возвышении, сделанном специально для монашествующих. И она старалась каждое воскресенье причащаться».
 «Многие из зачатьевских сестер после его закрытия проживали в Александрове. Посещавшие Москву сестры всегда находили приют и ночлег в доме на 3-м Зачатьевском и неизменную заботу монахини Антонины и ее келейницы Нины».
Матушку Антонину миновали ужасы ссылок и лагерей, но «находили здесь внимание и отдохновение возвращавшиеся во второй половине пятидесятых годов из ссылок и с поселений монахи и священники». На попечении матушек Антонины и Нины были также осиротевшие после смерти матери и ареста отца трое сыновей отца Михаила. Постепенно их квартира в доме №14 в 3-м Зачатьевском переулке становится духовным центром, где кто только не пасся. «Высокий образ духовной жизни приводил к монахиням очень разных людей — от нищенки у храма Илии Обыденного (мать Антонина звала ее “бедной вдовицей”) до рафинированных интеллигентов, для которых мать Антонина была духовной матерью. Некоторые из частых посетителей матери Антонины приняли в эти годы тайный постриг. Всем своим посетителям она помогала преодолевать трудности и соблазны в их духовной и мирской жизни» - свидетельствует Т. Г. Маклакова. Примечательно, что сама она, будучи человеком атеистического воспитания, поначалу «подсознательно была склонна к неприятию церковных людей. Однако одиннадцать лет близкого общения с монахинями Зачатьевского монастыря, наблюдения за их повседневными трудами, самоотверженной помощью ближним, их полнейшей личной неприхотливостью постепенно пробудили любовь к этим людям и глубокое уважение к их подвижнической жизни». Многие, общавшиеся с матушкой люди, свидетельствуют не только о даре рассудительности у матушки Антонины, но и о дарах прозорливости и исцеления.
Лицо у матушки, несмотря на глубокую старость, отличалось приятною светлостью, умом и внутренним благородством. Говорила она приветливо, не спеша и негромко.
У матушки Антонины не было никакого зла на власть или обстоятельства времени. Она всегда была мирная. Главным для нее было поддерживать, как только возможно, ослабевающих чад Церкви. Много раз Лидия Степановна (Карпук) – родственница матушки - говорила: “Матушка все отдавала Церкви”, то есть делала для Церкви все, что было в ее силах.
Ходили матушки (Антонина и Нина) в черном или темном, носили пальто из самого плохого материала, какой никто не использовал; на голове носили платок, на ногах — сапоги. Одежда была очень убогая.
     В келье матушки убранство было очень простое, скромное. В правом переднем углу стоял киот с иконами, рядом с ним большое изображение на картоне Божией Матери «Неувядаемый Цвет», два-три простых стула и небольшой буфет-комод.
По левой стене — монастырский диван, на котором она спала. Около дивана небольшой стол, за которым пили чай и обедали, а также разделывались просфоры.
Жили и питались матушка и ее келейница крайне скромно, если не сказать скудно, очень строго постились, раздавая большими трудами заработанные деньги всем — порой и не очень добросовестным — просителям и, конечно, близким, когда тех посещала нужда.
По свидетельству Натальи Сергеевны Драгуновой, «матушка всегда была очень гостеприимна; бывало, придет к ней кто, так она первым делом зовет свою послушницу и велит кормить гостей. Помню, я только появлюсь на пороге, а она уже кричит: “Наська, давай корми Наталью!”. И никогда никого голодным от себя не отпускала.
Последние 12 лет Матушка не могла сама ходить в храм, ее каждую неделю причащали на дому. Она продолжала принимать людей.  И окормлять своих чад духовно и материально.
       Лидия Степановна Карпук слышала, что Патриарх Алексий (Симанский; †1970) при посещении храма пророка Илии Обыденного поинтересовался, кто печет просфоры. После того, как ему указали на матушку Антонину, Святейший Патриарх Алексий I распорядился, чтобы матушку, когда преставится, похоронили в Переделкино, что и произошло в 1969 году.
Келейница матушки Антонины схимонанахиня Нина (Анастасия Коренева) пережила свою наставницу на 15 лет. В 1925 году она была самой молодой послушницей монастыря и пламенела мученическим духом.
По словам одного из бывших алтарников храма Пророка Ильи Обыденного, «когда закрыли Зачатьевский монастырь… монахини жили недалеко от храма. Когда всех стали высылать, монахиня Нина сама пришла в органы, чтобы быть со всеми, а они посмотрели на неё,— что она была такая кроткая, как дитя, безобидная и неопасная,— и даже удивились, что она сама пришла, сказали: “Иди, иди домой, живёшь — и живи!”…
По складу души матушка Нина была полной противоположностью своей наставнице. Кроткая, тихая, простая, смиренная, добрая,  легкий характер, чувство юмора – так характеризуют знавшие ее люди.
«В монастырь она пришла девятнадцатилетней девушкой, успев приобрести профессию белошвейки и проработав несколько лет в швейной мастерской Петровского пассажа». Поэтому если остальные монахини зарабатывали на жизнь стеганием одеял, то матушка Нина выполняла и более сложные заказы. Кроме этого, вместе с матушкой Антониной она пекла просфоры и помогала ей по хозяйству.  И в дальнейшем, конечно, ухаживала за престарелой наставницей. “Ну что ж вы, как Золушка, с утра до поздней ночи трудитесь?” – говорят ей. Отвечает: “Нет, не как Золушка, у меня на черной мантии не серая зола, а даже «грязь» - белая: мука от просфор, нитки — от шитья, вата от одеял”.
С матушкой Антониной они жили дружно, да и саму матушку к тому времени жизнь, благодать и работа над собой, надо думать, смягчили, но при всем при том инокиня Нина была образцом терпения.
Когда и при каких обстоятельствах ее постригли в мантию, неизвестно.
По преставлении матушки Антонины, ее труды легли на плечи келейницы. Просфоры она уже пекла сама и «вела жизнь очень скромную и уединенную. Схимонахиня Нина  была для всех тихим солнышком, согревавшим своей сердечной улыбкой и кротким взглядом лучистых глаз. Те, кто знал матушку Нину, вспоминают, как стояла она смиренно в храме (или сидела на маленьком стульчике) на одном и том же месте в правом приделе святых апостолов Петра и Павла, как любила молиться, и какое имела дерзновение перед Господом, так что по ее молитвам люди получали исцеления и избавление от искушений. При этом матушка Нина всегда оставалась в тени, так что получившие благодатную помощь и не знали о своей молитвеннице. Так, одна раба Божия, впоследствии монахиня Елена, по молитвам матушки Нины была исцелена от сильного рожистого воспалении ноги, хотя она и не просила ее помощи, но матушка Нина сама, чувствуя опасность болезни, попросила у Господа избавления для Елены.
Если матушка Антонина подвизалась как наставница и советчица, то подвиг матушки Нины был по преимуществу молитвенный. И конечно же, милосердное служение ближним, продолжавшееся всю ее жизнь, будет помянуто перед Господом. Надо думать, по молитвам своей духовной наставницы после кончины матушки Антонины ее послушница получила комнату в коммуналке и уехала с Зачатьевского переулка. Это обеспечило ей большее уединение, которое было бы невозможно, если бы по старой памяти в дом матери Антонии, где жила матушка Нина, возвращались ее чада.  Незадолго до кончины матушка Нина приняла великую схиму. Как свидетельствует алтарник храма Ильи Обыденского, «она и не хотела, тогда нескольких монахинь постригали и ее тоже постригли». Но это было заслуженно, потому что о совершенстве ее покаяния свидетельствовали дары исцеления и прозорливости.
Скончалась схимонахиня Нина 23 ноября, а на третий день, 25 ноября, в праздник чудотворной монастырской иконы Божией Матери «Милостивая», в центральном приделе Обыденского храма было совершено ее отпевание.
В советское время просияла еще одна Старица Зачатьевскоей обители – схимонахиня Филарета (Евгения Ивановна Дегтярева). Ее судьба сложилась более драматично, чем у матушек Антонины и Нины. Она была родом из Луцка и поступила в монастырь в первые годы после революции. По послушанию была отправлена на подворье Зачатьевского монастыря на станции Барвиха. Сестры создали там и официально зарегистрировали пошивочную артель. К 1928 году в этой артели было 14 человек. Конечно, все знали, что это за швеи, и местное население их уважало и старалось помочь.
«В 1932 году подворье уничтожили, храм разрушили, а сестер арестовали, посадили в товарный поезд и куда-то повезли. Но некоторым из них удалось сбежать и скрыться в монастырском лесу. Они укрылись в землянке и жили там с весны до поздней осени, а жители из окрестных деревень приносили им еду и теплые вещи».
Но в землянке долго не проживешь, и сестрам приходилось искать жилье потеплее. Чаще всего это были комнатки в домах у местных крестьян.
Среди них была и матушка Филарета.
В народе ее звали просто — тётя Евгеша. Когда уничтожали храм, какие-то храмовые иконы Евгения забрала с собой.  Ее приютила в земляночке местная жительница, тётя Нюша. Но вот ее забирают в ссылку, из которой она возвращается с подорванным здоровьем в родные монастырские места. Некоторое время живет в своей землянке. Вспоминает Ирина Михайловна Тризна: «Землянка была совершенно крошечная, низенький вход, одно окошечко, столик под окошечком и все в иконах: иконы, иконы, иконы, кровать, иконы, иконы и печка; из-за печки она и погорела, потому что над печкой висели тряпочки… отец мой ее вытащил, спас от пожара, кинулся в самое пекло один, но ее вытащил. Дальше залили эту земляночку и после этого тетю Евгешу взяла к себе Раиса». Таким образом матушка стала жить в посёлке Жуковка в домике на три квартиры. В одной из них маленький уголок был выделен тёте Евгеше. За ней стала ухаживать Раиса, хозяйка квартиры, которая потом сама приняла постриг с именем Людмила. Матушку Филарету очень многие любили и почитали за старицу. «Настоящая она была монашенка, никуда она не ходила… А к ней приезжали молодые монахи, один из них — будущий Патриарх Пимен». По рассказам местных жителей, над ее домом видели Саму Матерь Божию с распростертым Покровом.
Были и случаи прозорливости матери Филареты. Вот, что вспоминает ее соседка, Тризна Ирина Михайловна: «В 62 году, когда мы начали пристройку к дому, тетя Евгеша говорила нам: “Не стройте, ни в коем случае, ничего не делайте, Жуковки не будет совсем, всю Жуковку выселят — вы только деньги зря потратите”. Нам не верилось: Ну как это деревню такую выселят, куда?» А сейчас мы ее вспоминаем через день. Почти всех уже выселили и понастроили коттеджей, и одни дачники только живут».
Заботилась матушка и о молодом поколении. У нее было много знакомых юношей и девушек, и она все пыталась их пристроить, главным образом, к семейной жизни.
«В войну, когда начиналась бомбежка, нас, маленьких детей собирали всех в доме у матушки Филареты. И никакая бомба никогда сюда не попала. Ну, конечно, они все там молились».
А вот что помнит Анна, местная жительница деревни Барвиха: «Мы звали ее тетей Евгешей. И когда я была маленькой, она приходила к нам. Худенькая такая, низенького росточка. Она была немногословна, но когда говорила, то так тихо, всегда очень тихо и от всего ее облика веяло добротой и теплом. Мы очень любили, когда она к нам приходила. Да и она любила. У нас дома были иконы, старинные большие. И вот придет тетя Евгеша и начинает у нас Псалтирь читать, а потом о праздниках церковных рассказывала, когда какой будет. Я и до сих пор помню об этом с ее слов. Матушка научила меня молиться одной молитвой: “Господи, сохрани и помилуй маму, тетю, которая меня растила, и всех остальных”. Эта молитва у меня с самого раннего детства. А однажды тетя Евгеша подарила моей маме Евангелие. Старинное такое, совсем маленькая книжечка, довольно потрепанная. Когда мама умирала, я читала ей это Евангелие и спросила: “Мам, а ты помнишь, откуда это Евангелие?” — “Да, я помню, это тетя Евгеша нам подарила”.
В последнее время она стала редко к нам приходить, а поначалу часто ходила. Мы с мамой у нее тоже были. Тетя Евгеша встречая меня, всегда прижимала к себе, и мне было так хорошо, тепло. От нее шло такое тепло, которое сохранялось во мне до следующей встречи.
Она жила в маленькой комнатке, ну очень маленькой. Там стояла кровать, стол, стул и вся она была в иконах и лампады висели. В комнате всегда было темно; такое впечатление, что окошко было одно и оно всегда было занавешено, то есть свет с улицы не проникал. Такое ощущение, что входишь в какую-то темную-претемную пещерку и вдруг видишь маленькие огоньки горящих перед иконами лампадок. Я очень любила сюда ходить. Когда мы оттуда шли, а расстояние около двух километров, то не шли, а как будто на крыльях летели — такое состояние было возвышенное. Я всегда с нетерпением ждала, когда мы с мамой еще туда пойдем».
Матушка Филарета умерла на руках у Раисы (в постриге инокини Людмилы) 10 августа 1980 года, и ее похоронили на кладбище в Ильинском, недалеко от бывшей усадьбы Великого Князя Сергея Александровича и его супруги Елизаветы Федоровны.
К сожалению, очень мало известно об этих замечательных Старицах, каждая из которых ощутимо влияла на духовную атмосферу тех мест, где Господь привел находится, трудясь во славу Божию. Очевидно, что всех Стариц Зачатьевского монастыря отличает скромность и простота жизни, евангельское отношение к людям и явные духовные дары, засвидетельствованные очевидцами.

Использованная литература:

1. Борцова М. Зачатьевский женский монастырь и некоторые его исповедники: Диплом / Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет. М., 2006.
2. Учись побеждать страсти (составитель монахиня Иулиания (Самсонова)) М., 1914, Издательство Зачатьевского монастыря.