Дневник 103 Смертельный арбалет

***
Еще недавно порывы ностальгии сшибали с ног. Какой-нибудь крен света, запах травы, порыв ветра, грязная тряпочка тучи, снежная каша под ногами… - и пыхало во всю силу из этого пейзажного островка забытое, острое, мучащее сладко. А теперь только вспыхнет – рукой махну, чтобы отловить, и нет ничего. Мертво.
И если не окунусь с головой в последний (ясно как божий день!) раз в записки, то и омертвеет совсем память. А главное – душа. Конечно, буду жить настоящим (и оно хорошо по-своему), но что-то истинно живое, романтическое отомрёт.
…А день, вопреки моим ожиданиям, удался. Думал, после поездки отмучу уроки, упаду спать, ничего не сделаю… Нет, всё проехало в этом дне не так: жаркие и небесполезные уроки, набор номер со скоростью небывалой, забытое «ох» и «ах» в баньке, Рахманинов, Шаляпин, Шуберт, Чайковский, Магомаев… Как совпало пение Шаляпина с нищетой заоконной, родной моей серостью и убогостью нашего пространства! Слёзы подкатили к глазам: какое же русское в его поющей душе, объединяющее меня со всем русским печальным и радостным миром! А «Дубинушка» вовсе подняла меня над днем, над скудостью собственной и несобственной жизни.
…В поезде, на обратном пути, вчитывался в мало прочитанного Анищенко, отбросив «вызубренное».
Старик и старуха, сидящие у русской печки, вправленные в мифологический космос, плывущие в бессмертной и бесконечной бездне русского и… мирового! («Курочка Ряба»)

***
У Пастернака стихотворение «Во всём мне хочется дойти до самой сути» завершается мощнейшим финалом:
Достигнутого торжества
Игра и мука –
Натянутая тетива
Тугого лука.
Вот таким сладко смертельным арбалетом смотрят вам в душу лучшие стихотворения лучших поэтов. И только в воле читателя спустить курок и пронзить собственное сердце. Стихотворение – дремлющий чутко и всегда готовый сорваться искуситель, духовная Жива.
Творческая игра и мука Шопена ли, Пастернака требуют едва ли не соразмерной творческой игры и муки читателя. Не будет желания «жить, думать, чувствовать, любить, свершать открытья»  – не будет существовать для вас параллельного мира под названием «Искусство».
…Гигантский дремлющий Лук гигантского сказочного существа по имени Поэзия. Почти мифического. Да не почти. Ибо сознание людей началось с поэтического представления о мире. Значит – изначального. Лук, зависший вне пространства и времени. Всегда готовый выстрелить. Но только для того, кто готов преодолеть обыденное и подняться до мифического, священного, мистического.
В одной из книг выписал: «В каждом из нас спит мистик, который интуитивно чувствует присутствие тайны во всём, что его окружает: и в мерцании звёзд, и в раскатах грома, и в узорах камня, и в шорохе листвы».

***
Каждый абзац «Смерть – гордая сестра» кусается, волнует, хочется еще и еще раз перечитать его. Ни одного холостого хода, холостого выстрела.
«Свет покидает небо». Да свет вдруг покинул небо, и мир потерял сердцевину. Жизненная сила, переполнявшая мир, людей и самый воздух, исчезла. От прежнего тепла и цвета остался лишь вялый набросок, и сразу уставшие глаза смотрели на него со скукой и недоверием. Всё на улице двигалось туда и сюда. Казалось, что всё это плоское, двухмерное, без тела и толщины. Улица, люди, высокие узкие здание – всюду прямые линии и углы. Ни одного закругления на улице – единственным, что круглилось, был этот звучный крик.
И так же, как полдень погас, образ той женщины под ударом случайной и страшной смерти, выношенной миром, в котором она жила, исказился, претерпел печальное превращение.
Ибо там, где это светлое, доброе лицо только что вырабатывало для меня магическую уверенность и цельную радость, чудесный мир здоровья и жизни был взорван анонимной смертью, утоплен в анонимной крови, и я уже не мог увидеть её лицо таким,каким видел в зените.
А вернее, гибель этого человека разворошила всё чёрное пепелище в моём сердце, и кошмарный мир смерти-в-жизни немедленно зашевелился тысячами серых теней безумия и отчаяния, и мучительно, необъяснимо, как непроницаемая тайна любви и смерти, загадка этого лица водворилась среди образов смерти и сводила меня с ума своей неразрешимостью».
Настоящая вещь должна чувствоваться сразу, с первого предложения, с первого абзаца. Гениальность Шолохова проявлена со всей мощью с первого абзаца «Тихого Дона». И так – во всех лучших книгах. И так, в принципе, понятно: читать или не читать.
Первое предложение «Осени патриарха» Маркеса занимает почти две страницы, - не оторваться: так сильна его ИЗОБРАЗИТЕЛЬНАЯ сила!
Если тексты внешне чрезвычайно просты, всё равно за ними у настоящего мастера угадывается новое в его отношении к изображаемому. Как в нехитром совсем начале «Полынных сказок» Юрия Коваля мы сердечно переживаем его тонкий юмор, нежное отношение к матери, данные через простое, но свежо, неповторимо…