Виктор Буланов. Трагедия

На курсах я в Хабаровске была,
Анестезисткой, стать душа желала.
Учила все наркозные дела,
Реанимация звала меня и ждала.

Уже два месяца, как день один прошли
        И вдруг звонок из сельской глухомани,
Под Дормидонтовой  солдатика нашли.
Нейробригада едет, и «я с вами».

За два часа дороги, сто звонков.
По рации кричат и помощь просят,
Уже и стол, и раненый готов.
Анестезистки аппараты вносят.

Лежит парнишка на столе простом,
Переносные лампы светом синим
Залили комнату, стерилизуя дом.
Сестрички оперблока стол накрыли.

Ввели наркоз, не глядя на него,
На голове разрезали бинты,
О, Боже! Нет лица, а месиво одно
И рот зияет полный черноты.

Скальпирована кожа головы,
Глаз смотрит дико из зияющей глазницы,
Из носа видны кости и хрящи
И крошево зубов и челюстей на снимке.

Какой азот, какой наркоз, о Боже?
Трахею вскрыли, быстренько врачи,
В трахеостому, очень осторожно,
Для интубаций  трубочку ввели.

Пошёл наркоз, его стригут и  моют
И перекись шипит, смывая, грязь с лица.
        Уже врачи занялись головою
И скальп пришит, и бровь там, где была.

Уже и нос, как нос, лишь два тампона
Белеют в носовых ходах.
И шины разбирают с тихим звоном,
Чтоб точно, прочно сели на зубах.

Подняли нёбо, челюсти сложили
И зубы, что нашли,  воткнули по местам.
Всё шиной оплели, рот приоткрыли,
Чтоб можно, было вымыть там.

Закончили к утру, нас накормили.
Хирурги спать пошли, анестезистки вновь,
Своих  коллег из ЦРБ сменили,
День показался чёрным, словно ночь.
               
  В Хабаровск, привезли, я отойти, не смела.
Казалось, только я ему нужна.
Зав. Отделением просить посмела:
«Пускай, не гонят от него меня».

С утра на курсах покемарю.
С обеда  сердце всё дрожит.
И в раздевалке, уже знаю,
Что «без динамики лежит».

И личной нянькой стала я ему,
Кормила, мыла, капала, меняла…
Все процедуры, только одному
Все пунктуально, точно исполняла.

Конспекты, аппараты  здесь учила.
Анестезисткам  ночью помогала.
Экзамен, чтоб не завалила,
На «вене»,  часто я стояла.

А он всё в коме, в коме. В коме!
Лежит распластанный в постели,
        Ничто не видит и  не помнит,
        А только дышит еле-еле.

Его я знала, как сама себя,
Что ему нужно в каждый миг и час.
Что можно перелить, и  что нельзя,
И как отреагирует сейчас.

«Виталя, Виталиночка, открой,
Открой свои, синющие  глаза.
Пожми мне руку, слышишь я с тобой,
Так долго в забытьи лежать нельзя.

Уже прошли почти – что три недели,
А ты, всё не пытаешься ответить.
Уже и шины сняли, и одели,
А ты, всё плаваешь на грани жизни- смерти».

Я двадцать один день возле тебя
И я опять, тебя прошу: «Виталя,
Пожми мне руку, слышишь ты меня»?
Чуть шевельнул и слёзы побежали.

Три дня, ещё нырял от боли  в тьму.
Держа за руку, повторял всё: «Мама, Света».
На двадцать пятый день, лишь я вошла к нему,
Открыл глаза, спросил: «Где я? Что это?»

Тут набежали завы и врачи,
        Все ахали, вздыхали и шутили
  И дружно сокрушались все они,
О фото до, и после позабыли.

А, у меня экзамен на носу,
И подучить, хотя бы, малость, надо.
С экзамена пятёрки  я несу.
Всем показать, мне за него награда.

И вот, уже прощанье позади.
И обменялись мы с ним адресами.
И письма ко мне долго шли,
        Ну, а потом, мы как - то потерялись...

1968-была на специализаци, в 1970г.г. было закончено.