Оголённые записки 23 Междуцарствие

ОГОЛЁННЫЕ ЗАПИСКИ ИЛИ ЕВГЕНИЙ ОГНЁВ




                Я не панкую как ты, для вида,
                Но слушаю тоже Диму «Сида».

                Газон




     МЕЖДУЦАРСТВИЕ

               

Местоблюститель величавый,
Не обделённый ратной славой,
Над нами властвовал тогда.
В свои цветущие года
Он был, без понта, по приколу
Свой парень - мать его «Пепси-Колу»!

Нельзя сказать, чтоб он был лох,
И в общем, далеко не плох,
Но всё ж таки, как ни крути,
Был лишь вторым на том пути.

И всё бы ничего в таком раскладе,
Если б не странное безволие,
Что расцвело опять к досаде,
И проникало в жизнь всё более.

Всё те же закурчавились идеи,
И их адепты грантососы-фарисеи. 
Но если не судить надменно,
По сути же всё было неизменно.   
               
Он нравом миру был открыт,
А это ведь о многом говорит.
На «западе» так произвёл фурор,   
И там, на время, перестали бредить,
В надежде: с этим легче разговор,
Тут проще укротить медведя.
Но ошибались алчные стратеги
(Не в первый раз уже, коллеги).

Там был значительный момент,
Когда Медведев, президент,
Российскую державу представляя,
В заботах о планете пребывая,
В Америку с визитом закатился,
И мимоходом очутился   
В гостях у Стива Джобса он.
И… прозван был в сетях - «Айфон».
Не потому, что он любил хайтек,   
А потому - прикольный человек.

Он был продвинут и приятен глазу,
И в Интернете полюбился сразу,
На «Твиттере» частенько зависал
И, говорят, учёностью блистал.

Он обо всём «предельно откровенно»
Имел привычку рассуждать,
И новшества заморские внедрять - 
Для пользы дела, несомненно.

Но иногда, он букою строжился,
Министров распекал, сердился,
А нерадивых  губеров снимал.
Лужков Московский от него бежал
В деревню, в Австрию, в тайгу,
И там сидит поныне, ни гу-гу.

Но бают языки лукаво,
Что это всё Темнейшего расправа,
И метка чёрная за борзость и жену,
И ручки шаловливые в казну.

Хоть скользкая эпоха наступила,
Раскол в сердцах и кризис в головах,
До ручки всё ж не доходило, 
Как в девяностых шоковых годах.

Электорат бодрится, выживает,
Былые «нулевые» вспоминает, 
Всё чаще и двадцатый век   
Ушедший в прошлое навек.

И, как обычно, ждёт, когда придёт
Стальной источник воли,
Защитник праведный от боли;
Кто не позволит расплодиться боле
Злым стаям  евсюковых-упырей,
На теле у народа грязных вшей.

Когда б таким корячился «вышак»,
Как минимум, задумался бы всяк
Носящий государевы погоны…
Но, мораторий нынче по закону.

Милиция! Вот болевая точка лет,
В шкафу припрятанный скелет,
Который всё зловоннее смердит.
Я, брат,  про то, что у меня болит.

Я сам из них, коли на то пошло,
И камень здесь не брошу в ремесло,
Опасную и важную работу.
Но оды петь во славу неохота.
Не время бить сейчас в литавры,
Успехи вспоминать и лавры.
 
Откуда справедливой силе взяться,
Что так нужна в годину смуты, братцы?
Иль нет, пока что, наверху резона,
Всерьёз заняться делом оным?

Боимся, опасаемся, страшимся,
Никак не соберёмся, не решимся
Расшевелить осиное гнездо.
Пора бы применять дзю-до…



            Москва

          2009   2011