In Vino Veritas

Давно испит последний литр,
И рассеялся табачный дым.
Но в руке ещё горячий фильтр
Подаёт сигналы всем живым.

"Послушайте, я ещё не мёртв,
И рано для меня копать могилу.
Рука сильна и голос чёрств,
Я полон горести и пылу.

Пусть разум пьян, я тут не спорю
И могу быть резок, зол и груб,
Но мне так хочется на волю,
Потому и пьян так, словно труп.

Я так устал от ваших слов,
Что даже нету сил дышать.
Я так давно не видел снов
И потерял желание прощать.

Увы, вы сами, люди, виноваты,
И ценность жизни вашей - бред.
Мы в рамках быта все зажаты,
Но только в правде есть ответ.

А правды нет у вас в руках.
Она давно уж канула на дно.
Вы всё ищете её в деньгах,
А я нашёл её давно.

И вот, смотрите на меня!
Я знаю правду - вот и пью.
И пусть алкаш я и свинья.
Я говорил когда-то, что люблю.

То было жуткие года.
Я пил тогда, не просыхая.
А она нашла меня тогда,
Когда лежал я, утопая.

Тогда был мёртвый вечер лета.
Я лежал с пустой душой
И не слышал тёплого привета,
Дарованного мне тобой.

Я пригляделся, разум плыл,
Черты лица были прекрасны.
Твой образ был безумно мил,
Но я не подозревал, что так опасен.

Всё было так, как я и ждал.
Я бросил пить, и, кажется, влюбился,
Но высоко поднявшись, вдруг, упал
И намертво внутри разбился.

Ты предала меня, лишь раз.
Но я не верил, что ты способна
Забыть про всё, забыть про нас
Чтоб быть с другим, как все - свободной.

И пусть  я пьяница, алкаш.
И пусть в груди совсем нет сердца,
Но я не знал, что Ты предашь.
И захлопнешь для меня все дверцы.

И вот я снова здесь один.
Сжимаю пальцами сгоревший фильтр.
Я не знаю, когда мы все сгорим
Иль будем выпиты, как этот литр."

Он бросил на пол все окурки.
Взглянул на них, побормотал.
Пошарил по карманам куртки,
Взглянул в глаза и вдруг сказал:

"Послушай, парень, я ведь знаю,
Что ты всё принял так, как бред.
Но поверь уж, я всё понимаю
И прошу, дай же мне совет.

Как жить? Что делать мне такому?
Что мне сказать потом на небесах?
Нет ничего. Ни совести, ни дома.
Всё пропало, всё уж прах."

Он ждал, когда ему ответят,
Смотрел в глаза и понимал,
Что солнце для него давно не светит,
Что смысла нет, и он устал.

Ему хотелось вдруг забыться.
Уйти куда-то в пустоту,
Но он сказал: "Хочу напиться,
Чтоб забыть себя и красоту."

Он вновь пошарил по карманам,
Сделал глупое лицо.
Достал полтинник, жалкий, рваный,
Шатаясь вышел на крыльцо.

Он шёл неровно, чуть не падал.
И шорох леса резал тишину.
Он никогда до этого не плакал,
Потому что знал свою вину.

Он ничего не говорил, смотрел вперёд,
И только изредка заглядывал под стол.
Смотрел на шкаф, а после - на комод
И вдруг с радостью сказал: "Нашёл".

Он взял с комода пачку сигарет,
Пачку крепкого, крутого "Беломора".
Закурил, прищурился на свет.
И не было на нём ни пятна позора.

"Мне нужно снова выпить, друг.
Не могу на мир смотреть без водки.
Мне глупым всё становится вокруг,
Когда не выпью больше стопки.

Не могу быть трезвым, нету сил.
Внутри меня тогда... Как что-то оживает.
Я раньше никому не говорил,
Что чувства так  уничтожают."

Прошёл, наверное, уж час.
На столе опять стоит бутылка.
Не слышно голоса, не слышно фраз
Недавно произносимых пылко.

Не слышен более рассказ.
Сидит лишь человек в одежде,
Напротив пачка и стакан.
Он смотрит вдаль и ждёт с надеждой

Осень, холод и туман.
"Мне легче быть среди листвы,
Она сыра и жжёт прохладой.
В ней всё так кажется простым,

А мне лишь это в жизни надо.
Хотя, ты знаешь, осень же не вечна.
И когда-то вновь придёт зима,
А мне хотелось бы навечно
Залечь на дно. Но нету дна.
И потому смотрю на дно в стакане,
Ищу его убийственную суть,
А водка лишь течёт по ране
И превращается в гнилую муть.
Я пью всегда, в любое время,
Ибо жизнь отвратна, нет уж слов,
А алкоголь легко срезает бремя
С ног до головы опутавших оков».
Он снова пьян, как никогда,
А на столе стоит уж целый литр.
Он пил всё разом, и всегда
В руке его дымился фильтр.