Сияют фонари, омытые дождём...

Сияют фонари, омытые
дождём ноябрьской половины
и поминальными свечами
стволы дерев под ритм Марины
Цветаевой - строкой мне данный,
горят, так вольно, словно с "крытого"
недоубитый палачами
я чудом убежал речами -
в миру сплошь рыночном, забытыми...

Бегу базарным Казахстаном,
бегу Элладой замордованной,
бегу блокадным белым адом
в сонм снов души, не замурованной
при жизни в мраморные плиты
палат, диктующих забитость,
забытость,
стёртость лиц, уныние,
изгнание и одичание...

Стихами вопию в пустыне
о воскрешении не тела,
но духа эшафотной фразы,
из-под чехла берущей разом
сквозь времена и страны раны
имён - в астральные алмазы,
враставшие показом станов,
где сатана дом
обретал гостеприимный...

Уголь в длани,
гвоздём
пробитой
и огнём,
пылающий в груди моей - Венерой мниться
не устанет
и птицей биться
вещей жажды во всё, в чём -
Божий дар томится...

Земля - больница,
да темница,
но мрак - отец,
а дочь - зарница,
трагедия черным-черна,
пол-мира горем затопила,
всех песен близится конец,
всех сказов, сказок -
сердцу милых...

У бездны ненависти злой,
как не обидно -
дна
не видно,
днесь бухенвальдскою золой,
склон Геликона
засыпает
самум элиты
жировой...

Я раскрываю
стиховой
законов неба
свод
чудесный
и начинаю
так молиться,
что воскресает
тот народ,
что слово
ставил выше
хлеба
и снова,
словно
из-под "вышки" -
мой дух по небесам идёт
в то, что и есть
и непрейдёт -
для всех, кому известна
честь -
знать Бога личной
мукой крестной,
в поэтах она речью
зычной
вдоль берегов предсмертных речек,
как колокольный звон
плывёт
в простор времён,
где вечность -
человечность,
чьи позывные не довольный
смех,
но стон
надбольный
сопричастия
к несчастьям -
всех...