Что вы сделали? Что вы сделали?

               

      Маяковский подбегает к столу, судорожно хватает из него маузер. Крепко сжимая его в руке, спрашивает Полонскую:
      – Ты едешь со мной?
      – Нет!
      – Едешь?!
      – Нет!!
      – Ты не оставляешь мне выбора. – Маяковский взводит курок и приставляет маузер к груди.
      – Помогите! Помогите! – кричит Вероника и бросается к двери.
 Испугавшись, она не подумала, что этот крик ее может быть  истолкован со стороны так, будто ее хотят изнасиловать.
      – Почему ты закричала? Почему ты закричала? –  тихо, с сожалением, будто обращаясь к любимому ребенку, который только что совершил непоправимую ошибку, говорит Маяковский.
     На этот раз судьба от него отвернулась. Но отступать уже было нельзя. Не выстрелить, показаться смешным, обратить все свои переживания в фарс – разве он мог допустить это? И он нажимает курок. Но прежде чем нажать курок в его мозгу молнией замелькало: « Боже мой! Что я делаю? Остановите меня кто-нибудь! Буду как все. Согласен на любую жизнь. Только не гроб. Только не черви. Да остановите же меня кто-нибудь!.. Люди!!» Но его никто не остановил. И чуда на этот раз не произошло. Осечка, которая спасла его когда-то, на этот раз не случилась. Раздался выстрел.
     Он падает. На рубашке у сердца мгновенно показывается кровавое пятнышко.
      – Что вы сделали? Что вы сделали? – в истерике забилась Вероника.
       Маяковский смотрит на нее стекленеющими глазами, силится к ней приподнять голову и улыбнуться. Он хочет сказать ей что-то. Но это ему не удается, и голова его со стуком падает на ковер. Лицо и шея сначала краснеют, а затем становятся белыми. «Заливаются смертельным мелом», как он сам писал о Есенине.
     Соседи по квартире, услышав выстрел-хлопок, как от удара в ладоши, вломились в комнату. Они еще могли увидеть струйку дыма, клубящуюся у дула пистолета, но помочь ему они уже ничем не могли. В этот момент в комнату вбегает начальник секретного отдела ОГПУ Яков Саулович Агранов (Янечка, как называли его Брики) и успевает запечатлеть на пленке агонию Маяковского. Затем он уходит, взяв с собой маузер и предсмертное письмо Маяковского, которое он написал заранее.
    В дальнейшем в деле о самоубийстве Маяковского фигурировал другой пистолет – браунинг. Почему была сделана такая подмена? Неизвестно. Возможно потому, что маузер, любимый пистолет Маяковского, был незаконным подарком его друга, чекиста Горожанина, и это надо было скрыть. Свою любовь к маузеру  Маяковский высказал еще до дружбы с Горожаниным в стихотворении «Левый марш»: «Ваше слово, товарищ маузер!» И вот «товарищ маузер» сказал свое слово. Удивительные предчувствия иногда овладевают поэтами. Как тут не вспомнить  М. А. Кузмина, который писал:

                Бывают странными пророками
                поэты иногда.
                Косноязычными намеками
                то накликается,
                то отвращается
                грядущая беда… 

      Уж если говорить о пророчествах, уместно напомнить, что еще до революции в одном из своих стихотворений Маяковский писал: «В терновом венце революций грядет шестнадцатый год!» На один год ошибся!               
      Но вернемся в комнату Маяковского. Камера, как бы прощаясь с поэтом, последний раз показывает его крупным планом. Его яркую одежду: желтые ботинки с металлическими пластинками на носках, коричневые брюки, желтую рубашку, галстук-бабочку. Отдельно фиксирует его лицо с полураскрытым ртом. Затем перемещается вверх. Мы видим дом Маяковского на Лубянке в виде спичечного коробка и множество людей возле него в виде малюсенькой струйки.

                П р о д о л ж е н и е  з а в т р а