Короткие рассказы - одним файлом

Каким вы видите своего читателя – Дом. Варианты окончания – Кофе и круассан – Занимательная история – Расследование – Жизнь - не детская игра – Смерч – Пора листопада – Ежик-самоубийца

=======================================

КАКИМ ВЫ ВИДИТЕ СВОЕГО ЧИТАТЕЛЯ

Мой читатель достаточно богат, чтобы иметь в своем распоряжении целый день, и достаточно здоров, чтобы посвящать чтению моих книг круглые сутки (с перерывами на двукратное питание и недолгий сон).
В кабинете у него одна длинная полка, на которой в хронологическом порядке стоят все издания моих книг. Закончив последнюю, он тут же принимается за первую и читает ее с тем же увлечением, что и раньше. При этом он знает все мои стихотворения наизусть и бормочет их, укладываясь в постель и вылезая из постели.
Среди пунктов его завещания есть такие:
– выбить на надгробии цитату из моего стихотворения (цитата приводится)
– передать коллекцию моих книг в дар государству
– средства на банковском счету потратить на а) обустройство сквера, который будет назван моим именем, б) организацию академического издания всех моих сочинений, в) ренту, которая будет выплачиваться мне до конца жизни.
Те из опрашиваемых поэтов, которые ответят иначе, либо слукавят, либо совсем не знают себя.


ДОМ. ВАРИАНТЫ ОКОНЧАНИЯ

     Я мог бы придумать какое-то объяснение произошедшему. У меня уже есть пять-шесть версий, одинаково правдоподобных. Но я решил ограничиться фактами. Любая гипотеза, связывающая эти факты, лишила бы их зловещего очарования. А ведь истории для того и рассказывают, чтобы очаровать.

     Когда я вспоминаю, как все началось и чем закончилось, мне хочется отыскать разумную связь между началом и концом, а также всем, что произошло между ними. Мне представляется, что если я сумею понять, как последующее связано с предыдущим, я пойму и то, где и как можно было разорвать эту связь. Но если никакой связи нет, если все происшедшее не поддается никакому разумному объяснению, – а эта допущение делается для меня все убедительнее, – то положение безвыходное: я оказываюсь в тупике, вернее, на минном поле, где, обходя одну ловушку, обязательно угодишь в другую.

     Губы ее шептали какое-то слово, но разобрать его было невозможно. Вероятно, это слово и было ключом к загадке, но этот ключ она унесла с собой. Если бы я нашел ее чуть раньше, у нее, наверное, достало бы сил выговорить это слово отчетливее. Всего несколько секунд, и случайное предстало бы необходимым, непостижимое – объясненным. Мир снова обрел бы устойчивость, и я, даже после всего случившегося, мог бы как-то примириться с ним, мог бы выносить его – не только днем, но и ночью. 

     Я приблизил ухо к ее губам. Она что-то шептала. Когда ее дыхание коснулось меня в последний раз, я понял. Одного слова было достаточно, чтобы объяснить все. Я знал, что не успел спасти ее, но, если бы я промедлил еще немного, это слово осталось бы неуслышанным, ключ к случившемуся был бы потерян. И кто знает, как пошла бы тогда моя жизнь и вообще история, и как выглядел бы сейчас этот – и без того не лучший – мир.

     Не знаю, чем все закончилось, и закончилось ли вообще. Жизнь идет как обычно. Но что-то изменилось… точнее, изменилось все – понемногу. И продолжает меняться. Ничего не закончилось. Цвета меняют оттенки; вещи меняют очертания; голоса каждый день звучат по-другому. Когда я улавливаю эти изменения, во мне пробуждается надежда. Может быть, мое время еще придет. Может быть, мне выпадет второй шанс. И этого шанса я не упущу.

     Они стояли, вглядываясь в то, что находилось перед ними, а потом один из них повернулся и пошел прочь.

     Теперь, когда прошло столько лет, я уже не уверен, что все закончилось так, как я помню, как я помнил все эти годы, или только первые годы, а потому уже помнил по-другому, и чем дальше, тем больше менялись мои воспоминания, пока наконец я не уверил себя, что все произошло именно так, как я помню это сейчас, но уверил не до конца; сомнения остаются, и чем дальше тем они сильнее. По правде, я сомневаюсь, что мне вообще есть о чем рассказать.

     Эта история закончилась благополучно. Но меня не оставляет ощущение, что параллельно с ней разворачивалась какая-то другая история, и там все закончилось по-другому.

     На следующий день мы уехали из города. Мы никогда больше не говорили о том, что случилось. Иногда мне казалось, что она хочет о чем-то спросить, и каждый раз я опережал ее, задавая встречный вопрос или притворяясь, что мне нужно сделать звонок. Такое случалось все реже и реже, и однажды я понял, что она уже никогда не спросит меня о том, что произошло в тот осенний день.

     – Я спал? – спросил я.
В комнате было еще темно. Она склонилась надо мной.
– Да, – сказала она. – Тебе снился кошмар.

     Мы так и не купили этот дом. Иногда я спрашиваю себя, как сложилась бы наша жизнь, если бы мы в него переехали. Все могло бы сложиться удачнее, а могло сложиться и хуже. Однажды мне приснился кошмарный сон. Я проснулся с таким чувством, будто это и был ответ на мой вопрос. Но мне снились и другие сны, в которых все происходило иначе. В любом случае я не из тех, кто доверяет снам. Недавно я проезжал мимо этого дома. Там жила какая-то семья. Молодая женщина отпирала дверь. Рядом с ней стояла девочка, вероятно, дочь. Я успел увидеть, как они вошли в дом.

     Она уехала, взяв с собой дочь, а я остался в доме, который, казалось, радовался тому, что может теперь играть со мной без помех.


КОФЕ И КРУАССАН

     Часы показывали половину девятого, и в этом не было ничего странного, учитывая, что полчаса назад они показывали ровно восемь. Денис выглянул в окно. Машины, припаркованные на ночь, уже разъехались. Справа, у соседнего подъезда, стоял старый фольксваген. Давно брошенный и уже начинавший ржаветь автомобиль не смог бы тронуться с места, даже если кому-то удалось бы его завести.
     Буквы «Пт» на мобильнике говорили, что сегодня пятница, и у Дениса не было оснований им не верить. Тем более, что вчера, как он хорошо помнил, был четверг, позавчера – среда, а до этого – вторник. Он доверял своей памяти – по крайней мере, в таких простых вопросах. И доверял ей не задумываясь. Впрочем, доверие, основанное на размышлении, уже не совсем доверие.
     Пять минут назад Денис вышел из ванной. Если бы его спросили, как давно он вышел из ванной, он бы сказал: «Минут пять, наверное». Он ответил бы так, основываясь на своем внутреннем ощущении времени. И ответ в этом случае оказался бы точным. Хотя свидетельства внутреннего чувства не так надежны, как показания часов. И если бы кто-то задал ему этот вопрос спустя восемь минут после того, как он закончил утренний туалет, он, возможно, ответил бы: «Минут десять».
     Отойдя от окна, Денис снял электрочайник с подставки, сунул его под кран и налил воды. Потом он вернул чайник на подставку и включил его. Спустя несколько секунд чайник начал издавать звуки. Они напоминали шипение масла на сковородке.
     Денис снял крышку с кофейной банки, положил ее на кухонный столик, сунул в банку чайную ложку и вынул ее доверху наполненной молотым кофе. Осторожно поднеся ложку к медной турке, он высыпал в нее кофе. Шипение чайника к этому времени перешло в бульканье. Раздался щелчок. Денис взял чайник левой рукой и налил воду в турку. Он вернул чайник на подставку, вынул из коробка спичку, зажег ее с первого раза, а потом от ее пламени зажег и газ.
     Кофеварка сломалась неделю назад, и он до сих пор не отнес ее в починку. Он сомневался, можно ли ее вообще починить.
     Поставив турку на газовую плиту, Денис снова выглянул в окно. Там все оставалось по-прежнему. Единственной переменой было то, что на крышу брошенного фольксвагена забрался кот. Как видно, его только что покормили, и он устроился отдохнуть. Денис знал, что жилица с первого этажа кормит уличных кошек примерно в это время, то есть около девяти. Если бы он посмотрел на часы, то увидел бы, что они показывают без двадцати пяти минут девять. Но точное время сейчас его не интересовало. Он подошел к плите и стал следить за водой в турке. Как только вода закипела, он выключил газ и закрыл турку чайным блюдцем.
     Пока настаивалось кофе, Денис достал из холодильника йогурт, снял крышечку и, подойдя к окну, стал медленно есть. Йогурт был холодным, поэтому Денис брал понемногу. Он не раз уже думал о том, что чередование холодного йогурта и горячего кофе может повредить зубам, но так и не отказался от привычного утреннего меню. Впрочем, кофе он разбавлял холодным молоком, и это понижало его температуру.
     Так он поступил и в этот раз: закончив с йогуртом, взял турку, налил кофе в чашку, вынул из холодильника пакет молока и добавил немного в кофе. После этого он поставил пакет в холодильник и проверил, хорошо ли закрыта дверца. Несколько раз он замечал на задней стенке холодильника капли воды и после тщательных исследований выяснил, что причиной тому – неплотно закрытая дверца. Теперь он всегда проверял, хорошо ли она закрыта, – за исключением тех случаев, когда он торопился или забывал это сделать.
     После этого Денис тихонько заглянул в спальню. Маша еще спала.
     Вернувшись на кухню, Денис поставил чашку на специальное блюдечко, вынул из бумажного пакета круассан и положил его на другое блюдце, побольше. Он сел за стол и отпил из чашки. Кофе получился вкусным. Круассан за ночь немного подсох, но Денис съел его с удовольствием.


ЗАНИМАТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

     Конечно, вам хочется услышать занимательную историю. Иначе вы сюда бы не пришли. Вас собрал здесь интерес к занимательным историям. Каждый из вас надеялся, – и все еще надеется, – что услышит что-нибудь занимательное. Например, о том, как я однажды опоздал на поезд, потому что перепутал вокзалы. Представьте, городок небольшой. Меньше этого. Гораздо меньше. Ничем не примечательный. Никаких крупных предприятий, штаб-квартир, музеев и прочего. С чего бы в таком городке быть двум вокзалам? Даже и спрашивать в голову не придет. Вот и мне не пришло. Я отправился на тот вокзал, с которого вошел в этот город. Понятно ли я говорю? В занимательной истории все должно быть понятно. Если слушатель хоть на чем-то споткнется, он потеряет нить, а с ней и всю занимательность. Он перестанет понимать, что к чему и что за чем в этой истории. А без такого понимания невозможна никакая занимательность. Занимательность ведь основывается на том, что слушатель понимает, что к чему и что за чем, понимает после того, как услышал, то есть он понимает все, что произошло, и ему интересно узнать, что будет дальше, совпадет ли нарративное будущее с его персональными ожиданиями или преподнесет какой-то сюрприз. По правде, он надеется на сюрприз. В этом и заключается занимательность – в сюрпризах. Но если слушатель не разбирается в том, что произошло, то он не может понять, будет ли то, что произойдет, неожиданным или нет. И всякая занимательность для него пропадает. Так вот, чтобы не отклоняться от темы, когда я пришел на вокзал, то спустя какое-то время выяснил, что мой поезд отправляется с другого вокзала. Почему какое-то время спустя, а не сразу? Да потому, что я, не подозревая об ожидавшем меня сюрпризе (вот она, занимательность!), спокойно ждал. Так бывает: тебя ожидает одно, а ты ожидаешь другого. Я спокойно ожидал своего поезда, а когда указанный в билете час миновал, обратился за разъяснениями к дежурному. И тот, то есть та, бросив беглый взгляд на мой билет, сразу поняла то, чего я не понимал все эти дни, хотя билет лежал у меня в бумажнике, и я мог взглянуть на него в любое время. Мне пришлось задержаться в городе на сутки. Но это еще не конец. Где один сюрприз, там и второй (история делается все занимательнее, не правда ли?). В холле гостиницы я познакомился с очаровательной девушкой, которая позднее, спустя полгода, как раз на Рождество, стала моей женой. (Аплодисменты.) Напоследок могу удивить вас еще одним сюрпризом: мы с ней до сих пор не развелись и не собираемся разводиться. (Смех. Аплодисменты.) У нас уже трое детей (Аплодисменты.) И скоро будет четвертый (Аплодисменты. Одобрительный свист.) На этом позвольте закончить. Надеюсь, вы получили то, зачем сюда пришли. (Аплодисменты.) А если нет, то вас ждет еще один сюрприз: деньги за билет не возвращаются. (Смех. Аплодисменты. Одобрительный свист и топот.)


РАССЛЕДОВАНИЕ

– Поговорим о женщинах.
– Как вам будет угодно.
– Многих ли женщин вы знали?
– Вы имеете в виду: со многими ли у меня была связь?
– Да.
– Долгая или кратковременная?
– Неважно.
– Если так, то сюда попадут и те, с которыми и связи-то никакой не было, а так… очень кратковременно… вы понимаете.
– Хорошо: только те, с которыми вы встречались более одного раза.
– Вам нужен точный ответ?
– А вы сможете сказать точно?
– Нет.
– Тогда приблизительно.
– Чем эта информация может помочь расследованию?
– Вы здесь для того, чтобы отвечать, а не задавать вопросы.
– Но я уже задавал вопросы, и вы на них отвечали.
– Так сколько же?
– Я понял: мне не хочется отвечать на этот вопрос. Я не вижу в нем смысла. Он касается интимных подробностей моей личной жизни, и, пока я не знаю, насколько он целесообразен, уместен в рамках ведущегося расследования, я не стану на него отвечать.
– Так-так.
– И что же дальше?
– Вы знаете, в чем вас обвиняют?
– Я думал, меня допрашивают.
– Вас допрашивают как обвиняемого.
– В таком случае я вообще ничего не скажу без адвоката.
– Что ж, идите и посоветуйтесь со своим адвокатом. Вам безусловно нужен совет адвоката. Хороший совет очень хорошего адвоката.
– Вы сказали «идите».
– Да.
– То есть я могу уйти?
– Да.
– Без всякого залога?
– Да.
– Вот так просто? На все четыре стороны?
– Да. Проваливайте.
– Разрешено ли мне покидать черту города?
– Это не запрещено.
– А пересекать границу?
– И это тоже.
– То есть я свободен как ветер?
– Я бы сказала: как человек, обладающий способностью к самопроизвольным действиям, вы свободнее ветра.
– Но я должен буду указать адрес, если куда-то перееду?
– Не обязательно.
– Когда мне явиться снова?
– Вас вызовут.
– Не зная моего адреса?
– Еще один вопрос, и вы останетесь здесь надолго.
– Странно, поговорив с вами я чувствую себя еще более невиновным, чем раньше. Я невиновен. Ни в чем. 
– Рада, что беседа произвела на вас такое благотворное действие.
– Вам бы работать психотерапевтом.
– Это моя профессия.
– Серьезно?
– Вот мой диплом – на стене.
– Я принял вас за следователя.
– Это было предусмотрено.
– Мне очень нравится ваша методика, доктор. Не поужинать ли нам вместе?
– Не сегодня.
– Может быть, завтра?
– Вас известят.
– Хорошо. Я буду ждать. Каждый день. Каждый час. Разрешите прислать вам цветы?
– Это лишнее.
– И все же?
– Ну, если вам так хочется. Я предпочитаю каллы.
– Замечательно. Вам доставят их вечером.


ЖИЗНЬ – НЕ ДЕТСКАЯ ИГРА

     Жизнь для меня – не детская игра. По моему виду и поведению можно подумать, что это так. То есть, наоборот. Мой вид и мое поведение обычно вводят в заблуждение. Флобер здесь призадумался бы и провел два часа, пытаясь избавиться от непрошеной рифмы. Ему, без сомнения, это удалось бы. Как и мне, если бы я занялся этим делом. Но я не считаю его достаточно важным. Как я уже говорил, жизнь для меня – не детская игра. И потому я не придаю большого значения выбору слов. То есть вообще никакого значения. Подумать только: Флобер посвятил этому занятию всю жизнь. Какая легкомысленная растрата. Как будто жизнь – это детская игра. Вроде скраббла. Нет, жизнь – не детская игра. По крайней мере, для меня. Есть люди, которые придают значение не столько словам, сколько мыслям. Они не стали бы избавляться от случайной рифмы. Они бы ее вообще не заметили. И все же. Они мучаются, обдумывая свои мысли. Подумать только: обдумывать то, что думаешь. У меня ум за разум заходит, когда я пытаюсь это представить. Какое-то светопреставление. И в то же время ничего серьезного. В том-то и дело. Все это видимость серьезности. Обманка. Если жизнь принимаешь всерьез, как это делаю я, то особого значения мыслям не придаешь. Снова рифма. Но вы уже знаете, как я к ним отношусь. Мысли – вроде вздоха мотылька. Если у них есть легкие. Или утренней росы. Или блика на стекле проезжающей автомашины. В общем, ничего серьезного. Просто не сравнимо с серьезностью самой жизни. И есть другие, занятые тем, что наблюдают, обсуждают и оценивают свои и чужие поступки, поведение. Какая нелепость. Если обдумывать свои действия, то никогда ничего толком не сделаешь. А если уже что-то сделал, то какой толк это обдумывать. Мы не властны над прошлым. Властны ли мы над будущим? У меня есть серьезные основания сомневаться в этом. Не стану их сейчас излагать. Это долго. В жизни есть дела поважнее. Вообще все, связанное с мыслями и словами, кажется мне совершенно необязательным, лишним. Отвлекающим от жизни. Уводящим в какие-то темные тупики. Вот почему я начал с заявления: жизнь для меня – не детская игра. Чтобы сразу ввести в курс дела. Не возбуждать ложных надежд. И покончим с этим.


СМЕРЧ

     Я сидел в библиотеке и читал Бодрийяра. В то время я им увлекался. Мне казалось, что он очень правильно улавливает и передает дух современности. Хотя писал он все это давным-давно, когда еще не было IBM PC.
 
     Мне нравились его идеи «симуляции» и «гиперреальности». Мы окружены знаками, образами. Но они уже не те, что раньше. Они ничего не обозначают, ничего не отображают, ни к чему не относятся. Они подменяют собой реальность. Они реальнее, чем сама реальность. Они гиперреальны. А это означает, что самому делению на реальность и видимость пришел конец.

     Эта философская концепция соответствовала моему чувству потерянности. Она объясняла его. Не осталось ничего реального, ничего серьезного. То есть ничего, что настраивало бы на серьезный лад. Когда-то я был очень серьезным человеком. Я имел представление о том, что хорошо и что плохо. У меня была своя иерархия композиторов, художников, поэтов, прозаиков. И я был убежден, что эта иерархия отражает реальность, истинное положение дел.

     С тех пор прошло много лет. И как-то незаметно мои убеждения выветрились, выцвели. Потеряли убеждающую силу. Я уже не знал толком, что хорошо и что плохо – ни в искусстве, ни в жизни. Вместе с убеждениями меня покинуло и ощущение реальности своего «я». Это ощущение, как оказалось, неразрывно связано с иерархией предпочтений и верой в «истинность» этой иерархии. Исчезает одно, исчезает и другое.

     Философия Бодрийяра говорила мне, что такая «дереализация» – не мой личный недуг, а болезнь современной культуры. И это утешало. Я видел себя уже не на обочине жизни, а в самом ее центре. Пусть даже это был какой-то нереальный центр – нереальный, как и вся жизнь.

     Я так увлеченно читал и размышлял, что не заметил, как за окном стемнело, – но не потому, что наступил вечер. Небо заволокли темные тучи. В зале включили свет. И только тогда я поглядел в окно, вернее, в окна, – в зале был очень высокий потолок и высокие узкие окна, – и увидел, как изменилась погода. Дул сильный ветер. Кроны деревьев раскачивались. По воздуху неслись листья и мелкие ветки. Это была настоящая буря.

Казалось, что вот-вот начнется ливень. Я решил поскорее вернуться домой. Внизу, на тротуаре, ветер был не таким сильным, и я без приключений добрался до трамвайной остановки. Пока я ждал трамвая, рядом упала большая ветка. На крыше соседнего дома громко стучал железный лист. Люди выглядели растерянными.
Подошел трамвай. Я проехал четыре остановки и чуть ли не бегом пустился к своему дому. Дождь еще не начался. Но ветер все усиливался.

     Вечер я провел у себя. Несколько раз мигали лампочки. Но электричество не пропало. Часам к восьми все стихло.

     Утром я снова отправился в библиотеку. В трамвае обсуждали вчерашний ураган. Говорили, что это был настоящий смерч, стихийное бедствие, погибли люди.

     В библиотеке я взял газету. Действительно, по окраине пронесся сильнейший смерч. Полностью разрушен дачный поселок. Погибло несколько десятков человек.

     В газете были фотоснимки: большая территория, засыпанная строительным мусором. Ни деревца, ни столба – ничего, что поднималось бы выше двух метров. Репортаж был коротким. Журналисты еще не успели собрать материал.

     Прочитав сообщения об урагане, я снова взялся за Бодрийяра. Каждый раз, возвращая книгу, я предупреждал дежурного, что еще не закончил, и ее откладывали на специальную полку, – очень удобно: не нужно ждать, пока принесут из хранилища.

     Бодрийяр писал о том, что мы живем во времена «гиперсимуляции», когда уже потеряли смысл все прежние оппозиции – реального/нереального, мужского/женского, властвования/подчинения и т. п. Погрузиться в чтение удалось не сразу. Голова была занята мыслями о стихийном бедствии. Но постепенно все вернулось на свои места.


ПОРА ЛИСТОПАДА

     Сколько листьев. Пора листопада. Неужели год. Какая выдержка. Да не так уж и трудно. Шесть часов – и свободен. Если жилой дом, можно освободиться и раньше. Хотя сейчас, вроде бы, они работают в бригадах. Тоже от и до. Клен. Липа. Клен. Удобнее было бы пылесосом. В саду нет денег на пылесос. Ха-ха. Уберешь и этим. Как оно называется. Вроде граблей. Только из проволоки. Проволочные грабли. Может, так они и называются. Хочется знать, как называется то и это. Всегда. Постоянно. Неудовлетворенность. Угрызение: бедный словарь. Оттенки цветов. Виды птиц. Травы. Марки автомобилей. Что носят женщины. Лосины. Бриджи. Капри. Леггинсы. Чем отличаются. Чем отличается кардиган от жакета. Знаешь слова, но не знаешь, к чему относятся. Или наоборот. Знаешь предметы, но не знаешь названий. Если подует ветер, все снова разнесет к чертям. Мало пленки. Нет денег на пленку. Ха-ха. Как называется этот пылесос. У него есть название. Особое. Наверняка. Сколько вещей вокруг. Но он шумит. И тяжелый. Лучше граблями. Можно думать. Вот только о чем. Как она посмотрела, когда я устраивался. Оглядела. Да. Правильное слово. Оглядела с ног до головы. Смерила взглядом. Будто вещь. Но и то. С чего бы выпускнику университета идти в дворники. Может, чокнутый. Или пьяница. Наркоман. По виду не скажешь. То есть не похож. И потом это обследование. Визит к врачу. Ха-ха. Повернитесь так. Повернитесь эдак. Наклонитесь, чтобы я могла заглянуть вам в зад. Это уж точно лишнее. Что она могла там увидеть. Садизм. А может так надо, если работаешь в детском саду, рядом с детьми. Беда – не знаешь, что им можно, чего нельзя. И они этим пользуются. Как защитить свое достоинство, если не знаешь своих прав. Их обязанностей. Но готов на все. Ради цели. Спасает идея. Как этого, у Достоевского, не вспомнить. О черт. Кошачий труп. Будто высохшая. Пестрая. Значит, кошка. Говорят, пестрыми бывают только кошки. Не коты. Мертвый оскал. Кошачья агония. Почему она подохла здесь. На моем участке. Что теперь делать. В мусорный бак. Перебросить через забор. Да. Может, она так здесь и очутилась. Тот, с другой стороны, перебросил ее сюда. Он тоже не знал, что с ней делать. Так ему было проще. Получи обратно. Каждое утро трупик перебрасывали туда-сюда. Абсурдная история. Кто там работает. Мужчина, женщина. Неважно. Если поднять за хвост, будет раскачиваться. До бака далеко. Уфф. То, что меня не убивает, делает меня сильнее. Укрепляет волю. Где он это сказал. И как это по-немецки. Совсем забросил. Начать заново. Уфф. Хорошо, что она велела срубил липу на той стороне. Меньше работы. Но жаль. Огромная. Красивая. Шубертовская. Чем ей мешала. Тень. Но воспитательницы, которые там гуляли с детьми, были против. Все. И никто не возражал. Она сама потом пожалела. И кто виноват. Исполнитель. Дворник. Злой лесоруб. Губитель деревьев. Я должен был восстать. Возвысить голос. Проявить твердость. Занять позицию. Но я всегда уступаю. Уступать легче. Сохраняешь силы. Нервы. Силы нужны для настоящей работы. Как же его звали. Того, с идеей. Принцип дзюдо: используй силу противника против него самого. Неудачный роман. Ничего не запоминаешь. Ни имен, ни сюжета. Жубер: хорошая фраза отделяется от бумаги. И еще, когда что-то случилось с бочкой, она сказала: «Всех мужиков следует расстрелять». Незамужняя. Или разведенная. Или еще что-то. Без детей? Озлоблена на мужиков. На весь мир. Начальниками, директорами должны быть люди семейные. С благополучной семейной жизнью. Где найти таких. И сексуально удовлетворенные. Как это совмещается. Власть – фотопроявитель. Показывает то, что скрыто. Уфф. Дело к концу. Осталось съездить с В. за сметаной. Потом тащить бидон от остановки. Квартал. Почему ее не привозят сюда на машине. Абсурд. Девятнадцатый век. Да и тогда бы привезли на телеге. Недостаточное финансирование. Бедная страна. Дауншифтер в бедной стране. Ниже некуда. Зато свободная голова. Без мыслей об уроках. Лекциях. Вообще без забот. Wohnen mit Ideen. Как обставить свою просторную квартиру. Ха-ха. Учил немецкий по этой книжке. Потому что бесплатная. Экономить на всем. Идея: накопить и потом год-два жить не работая. За это время написать что-то стоящее. Ха-ха. Что делать потом с шедевром. Другой вопрос. Вспомнил: Аркадий. Так его звали. Тоже собирал деньги. Экономил на обуви. Ходил как-то странно, чтобы не стирать подошву. Копил. Зачем. Независимость. А зачем. Не помню, чего он хотел. У Достоевского ни одного героя-писателя. Или художника. Или композитора. Ни одного поэта. Инженера. Ученого. «Записки старого человека». Испугало в юности. Как прожить, чтобы не зря. Чеховщина. Ни в чем нет смысла. А потом лопух. Нигилист Чехов. Почему он был так популярен в СССР. Законченный нигилист. И без базаровского энтузиазма. Пессимистический нигилизм, если по Ницше. Привезли в устричном вагоне. Холодильник. Лопух и устрицы. Бросить философию и читать только романистов, поэтов. Сосредоточиться на одном. Жить идеей. В. живет рядом. Два раза уже заносили сметану к нему, и он наливал банку. Пятеро детей. Неужели на кухне не замечают. Взвешивают ли они бидон. Я уступаю. Уступаю. Но пора это прекратить. Есть границы. Воровать нельзя. Даже если у тебя пятеро, и ты чуток сдвинутый. Сегодня я скажу «нет». А может быть, все же «да».


ЕЖИК-САМОУБИЙЦА

Часов в 11 отправились на вечернюю (ночную) прогулку и увидели ежика выбежавшего на тротуар со стороны соседнего дома. То есть он, наверное, бегал сначала в зеленой полосе у дома, а потом решил выдвинуться поближе к проезжей части. Перебежал тротуар и целеустремленно двинулся – по другой зеленой полосе – прямо к дороге. А дорога не узкая, и машины еще, несмотря на поздний час, снуют туда-сюда. Ну, думаю, навстречу гибели спешит. Подошел к нему, чтобы вразумить. Еж, как и полагается, свернулся и замер. Слов, он видно, не понимал: как только мы отошли, снова двинулся к дороге. Пришлось, когда он передними лапами уже спустился на проезжую часть, взять его и отнести подальше. Но суицидальный порыв снова увлек его к дорожному полотну – это мы увидели издалека, оглянувшись. Чтобы избежать печального вида распластанного на дороге ежика, вернулись окружным путем. И по пути заметили, что траву в квартале везде скосили только что. Может, и лишился еж из-за этой косьбы своей норы, гнезда, берлоги? Может, и выводок его под косой погиб? Вот он и решил, что жить больше незачем. Грустно смотреть на эту городскую живность: кот Мурильо пропал, – чайки, говорят, голубей пожирают, – потерявшийся или брошенный пес уже второй год по кварталу бегает и делается все беспризорнее, – а еще и ежик…
Видели недавно американский артхаусный фильм «Венди и Люси» (2008). Венди – это девушка, а Люси – ее собака. Венди собралась на Аляску, чтобы работу найти. И Люси потерялась по дороге. И Венди отправилась искать ее в приют для потерявшихся собак. Городок так себе, маленький, а приют – превосходный. У каждой псины отдельная комната, просторная, и все такое… Вот если бы можно было в такой приют и Мурильо сдать, и вконец отощавшего пса, и ежика… Но у нас, скорее всего, приют для бездомной живности выглядит совсем по-другому.