В гостях у деда

После четвёртого класса
 После четвёртого класса мы всей семьёй,по настоянию мамы,поехали в село,чтобы посетить места,где родился и вырос Григорий Савельевич.Поездка была не из лёгких.Казалось бы,и не так далеко!Из Кишинёва-на юг Украины!Но прямой дороги,одного поезда,который бы соединил эти два пункта,не было.

Пришлось добираться на перекладных.Был ли прямой поезд Кишинёв-Харьков?
Наверное,всё-таки был.
Но сначала,думается мне была переписка.Были письма в это село.Скорее всего,к сестре,которая в детстве разделяла игры с Григорием Савельевичем.Ведь играли же они иногда?
  Писала письма,наверное,мама:она была инициатором возвращения Григория Савельевича в родные пенаты.А,может,и сам Григорий Савельевич соизволил написать письмо,хотя и был не любитель писать.
Харьков,его вокзал,оставил на меня неизгладимое впечатление на всю жизнь.
До сих пор помню,как одиннадцатилетней девочкой стою я под его огромными сводами.

В Харькове мы должны были пересесть на местный поезд до Ахтырки,а там таленький автобус доставил нас на место назначения.Добрались мы уже затемно,но нас ждали.

И вот я вижу своего деда по отцовской линии.
Дед Савелий сразу понравился мне:высокого роста,с сединой в волосах.У него было удивительно просветлённое лицо.А говорил он как-то очень проникновенно.Он говорил по русски,но произношение было мягким.

Вот он сидит на широкой-родительской-кровати,рядом со своей маленькой,незаметной женой.

Мы разместились за небольшим столиком,что стоит подле кровати.
Над столом висят фотографии.Он подробно рассказывает о своих детях.
О сыне Василии и других,что там изображены.
О сыне Иване:он в гимнастёрке и пилотке.В летней военной форме.
О том,как Иван служил,какие письма присылал.
И как погиб.Он был танкист.

Но вот  рассказ закончен.Уже поздно.
Нас,детей отправляют на сеновал.Сеновал огромный.Мы с братом даже не видим друг друга,зарываясь в сено:так его много,и аромат душистый.

Второй день

Утром, спозаранку,когда дед ещё не ушёл ,смотрим как его жена доит корову.
Сами рвёмся подоить...
А потом пьём парное молоко.

Дед Савелий уходит на работу:он работает пасечником в колхозном саду.Очень почётная должность.Его уважаютаРодители уходят навещать своих многочисленных родственников.
  Мы остаёмся под присмотром мачехи Григория Савельевича,третьей жены деда Савелия.
Компанию нам составляет мальчик чуть постарше нас.

Вторая жена деда,мачеха Григория,из-за которой молодой Григорий Савельевич когда-то покинул родительский дом,уже умерла.

Итак мы остаёмся одни, под присмотром мачехи и малолетнего вальчика.
Он немного постарше нас. Ему лет 12-13.Его зовут:Валет. Так он нам представился.

Меня удивило такое странное имя: Валет. ведь это название карты.Я сказала ему об этом
"Вообще-то, меня зовут: Валентин",- уточнил он.

Он нравился мне.Он говорил по-русски, вплетая иногда малороссийские слова. И произношение
у него было таким мягким ,нежным.

Он носился по двору, заглядывая в свои, ему одному известные, тайники. Может, он не часто бывал у бабушки и теперь радовался предоставленной свободой.

Может ,он пришёл сюда не только для того, чтобы познакомитьця с нами, но и с тайным поручением присматривать за городскими ребятами, чтобы не натворили чего. Он был счастлив и горд.

Но время шло. На маленьком дворике было тесно. Солнце поднялось высоко. Стало припекать.
Тени нет. Спрятаться негде.

Хотелось пить.Перевалило далеко за полдень.Захотелось есть.Меня удивляло,что нас не зовут обедать.Решила сама войти в дом и налить себе и брату стакан молока, которое мы с таким удовольствием доили утром и которое,я знала,стоит в сенях.

Но на пороге тот час возникла сухонькая старушка в тёмном жупане,в тёмном платке с возгласом:гуляйте,гуляйте.И мы "гуляли"...

От голода у нас засосало под ложечкой.Наконец,я взмолилась:"Валет!Есть хочется!"

"Сейчас!"

Он перемахнул через маленький забор,отделяюший дворик от фруктового сада,и стал трясти
грушу.Фрукты так и посыпались на землю.

Но тут появилась сухонькая фигурка в дверях:нельзя.
Валет послушно перепрыгнул назад во дворик.

Было такое впечатление,что старушка сидит у окошка и зорко следит,чтобы мы не ели и не пили.

Валет вдруг предложил нам пойти на ставок.Мы не знали,что такое ставок,что это заменит нам обед.

И вот мы бредём по бездорожью,по выжженной солнцем стерне,под паляшими лучами солнца.
С сердцебиением от голода и перенапряжения.

Валет,-он старше нас,-бодро прыгая по высохшей траве,подбадривал  нас:скоро,скоро дойдём,
вот уже что-то виднеется на горизонте.

Теперь,по прошествии многих лет,я вдруг вспомнила,что Валет частенько забегал в хату,не приглашая нас,и так же быстро выскакивал,чтобы мы не вздумали последовать за ним.

Он не голодал,он успевал выпить стакан молока,которого были лишены мы.

Тёмное пятнышко на горизонте,когда мы к нему подошли,оказалось развесистым,с толстыми, прочными ветками, дубом.

И мы замертво свалились под его спасительную тень,чтобы унять сердцебиение.

Cтавок оказался небольшим водоёмом в диаметре раза в три четыре больше обыкновенного колодца с холодной родниковой водой, в которой уже плескалось не меньше 25- 30 мальчишек
Они пришли сюда из близлежаших сёл через выжженную степь и теперь  наслаждались ныряя в этом маленьком озерце
Нам же и подойти к нему было немыслимо: там просто не было места.
Накупавшись вдоволь все в один миг разбежались
Мы тоже двинулись в обратный путь Не помню, как мы добрались до дому, был ли стакан  молока на ночь, или нас так и отправили голодными на сеновал: есть уже не хотелось.
Но мы с братом воспряли духом, услышав, что завтра идём на пасеку к деду.

Третий день

И вот рано утром, спозаранку радостно идём вслед за дедом и родителями по селу вдоль и поперёк многочисленных высоковольтных линий.
На пасеке дед показывает нам своё хозяйство, открывает один из ульев, и мы видим соты, мёд источающее.
И потом начинается "дегустация".Мы с братом сидим на лавке за огромным столом под навесом пасечного дома.

Родители почтительно стоят в сторонке.Дед наливает на блюдечко несколько капель мёда, даёт нам ложки.
После первой капли мёда у меня запершило в горле: мёд был, видимо, липовый и очень сладкий.
Есть его так, как нам его предлагали, было невозможно.
Правда, дед тут же дал мне воды из под крана, но это мало помогало.
Чтобы пробовать мёд на пасеке, надо, как я потом узнала,  запастись чёрным хлебом с чесноком или селёдкой Существуют и другие методы.
Но фокус состоял именно в том, чтобы и вроде угостить, и в то же время не дать есть: мёд- то был колхозный, а дед- сторож при нём.
Дед усиленно угощает нас:"Кушайте, кушайте, детки"Лицо его светится добротой.Невозможно усомниться в его желании нас попотчевать. Мама тоже, стоя вдалеке,  повторяет: "Кушайте, кушайте" Она искренно не понимает, почему мы к мёду не можем и прикоснуться.
Только Григорий Савельевич нервно двигает усами. Он один понимает, что происходит.Наверное, в детстве он частенько подвергался такой экзекуции: и есть еда и нет её.
Побывали журавли в гостях у лисицы.
Я поняла, что и сегодня нам с братом предстоит голодный день.Но снова воспряла духом,когда услышала, что вечером будет угощение у сестры Григория по поводу нашего от"езда.
"Вот там и поедим,"-подумала я.
Напрасные надежды.На столе была скользкая резиновая картошка и хлеб из жмыха: есть это было нельзя, но взрослые почему-то ели, закусывая водку солёными тоже не с"едобными огурцами.

А утром тот же маленький, дребезжащий автобус довёз нас до Ахтырки, на местном поезде добрались до Харькова.
Я вздохнула с облегчением, оказавшись под его величественными сводами:Мало-Павловка с её дикими нравами осталась позади.
Шёл пятидесятый год, но на селе ничего не изменилось: как в двадцатых годах Григорий Савельевич ушёл из дома, спасаясь от голода, так и мы теперь, по той же причине, бежали оттуда, чтобы больше не появиться там ни под каким предлогом.
Удивительно, мы не жаловались и никого не осуждали.Приняли всё, как должное Считали, что люди там неплохие, просто у них такое житьё.
Вспоминалось, что дед что-то говорил о постройке новой пекарни, но что изменится, если на Украине нет белой муки.