***

Мы так бессмысленно повзрослели,
и нам уже ничего не жалко.
Давно постигли, что свет в тоннеле –
лишь чья-то старая зажигалка.

Воспоминания рушатся ветхим
стеллажом. Девочки-иллюстрации детских дней
обрезают косы, худеют и пьют таблетки
и знают не понаслышке, что вдоль разрезать больней.

А я… не скажу, что во многом лучше:
просыпаюсь от случая к случаю, и от встречи до встречи
стараюсь дышать свободней, насколько получится,
но, знаешь, в груди только хрип и скрежет. В конечном
итоге остаётся наивно верить,
что всё неслучайно, апатий холодные пальцы покинут усталые плечи,
а ясным взглядом всю жизнь проще взвесить и перемерить,
и грусть улетучится, всё вмиг затянется и залечится.

…Но открывать по утрам глаза с каждым днём
почему-то всё меньше хочется. Я не знаю, что тебе рассказать,
посвятить, ногтями выскоблить на асфальте перед твоим окном,
написать в газете, прокричать с экрана. Сколько слов собрать
воедино, чтобы стать услышанным и желанным
гостем в твоей квартире, кусочком цветного стекла в мозайке
твоих чёрно-белых блестящих будней.

Я будто замер в стенах вокзальных
и жду, когда же меня разбудят.
Но ждать не страшно, куда страшнее
вдруг не дождаться под небом мятым.
Сквозь города провожу траншеи
своим «Скучаю...» со вздохом мятным.

Воспоминания рушатся ветхим
стеллажом, хрустят замки и слетают полки.
Пусть кто-то ищёт покоя в клетке,
пусть кто-то вены проткнул иголкой,
идёт вперёд без пути и цели,
широкой, ровной, прямой дорогой.

Мы так бессмысленно повзрослели,
и нам осталось совсем недолго
мечтать, карабкаться вверх по стенам,
кидать обиды подальше в угол.

Я стану нужным, я стану ценным,
и ты протянешь навстречу руку,
как к свету белому, что сошёлся
последней яркой заветной вспышкой,
остывших звёзд белизной и шёлком.

Пока мы так неустанно дышим.