Малиновка

Господь-Творец работал день и ночь,
Не покладая рук , творил Он землю, небо.
Названья Сам придумывал точь-в-точь
Животным, птицам – им же соответно.

В тот день Он птиц раскрашивал в саду,
И вышли у Создателя все краски:
Щегленок бедный – бледный на виду,
Остался бы он  вовсе без окраски…

Создатель добр: щегла Он пожалел,
Все об него Свои Он кисти вытер.
На солнышке щегленок заблестел
И радостно звенел в небесной выси.

Тогда ж пришел к Создателю осел:
Никак не мог запомнить свое имя.
За оба уха взял осла Господь
И громко повторил: «Осел, осел! Ты слышал?»

И тотчас  уши выросли осла,
Теперь уже осёл мог лучше слышать
И лучше понимать речь и слова,
Упрямство ж из осла Творец не вышиб.

В тот день была наказана пчела.
Душистый, сладкий мед  в саду сбирала.
Делиться же добычей не смогла:
Гнала людей и жалом угрожала.

Господь заметил жадность и сказал:
« Жестока ты, скупа, не знаешь меры.
Я дал тебе такой счастливый дар…
Уколешь жалом, а умрешь – ты первой».

Трудился целый день Господь,
Даруя жизнь твореньям новым,
Десницею Своей рождал Он плоть,
Для всех ища прекрасную основу.

И к вечеру пришла мысль сотворить
Малюсенькую, серенькую птичку.
«С красивым именем ты будешь жить», -
Сказал Господь взлетевшей невеличке.

Малиновка летала целый день.
Ах, райский сад! Здесь радость и веселье.
Навстречу попадались птички ей,
Другие уж справляли новоселье.

Как радуга их перышки светились,
А сколько музыки  от них в раю!
И к озеру зеркальному пустилась
Малиновка, рассыпав трель свою.

И каково же было удивленье:
Всю серую увидела себя.
Сколь не крутилась – то же отраженье.
К Создателю отправилась она.

Господь по-прежнему сидел в саду,
Свет от Него и ласковый, и нежный,
На плечи голуби спускалися к Нему,
Он гладил их рукою милосердной.

Жучки и бабочки летали вкруг Него,
Цветы же источали чудный запах.
Каких здесь только не было цветов!
А сердце птички плакало от страха.

Она не видела ни белоснежных лилий,
Ни гордых и прекрасных роз,
Её сердечко часто билось,
От жалости к себе сковал мороз.

Малиновка назад не повернула,
А села прямо на руку Творцу.
Господь спросил: «Зачем же ты вернулась?»
«Я – серая… Назвал так почему?»

А глазки черные доверчиво смотрели.
Она от Господа не отводила взгляд:
«На птиц других не пожалел Ты акварели:
Пурпуром, золотом они горят.

Мне было бы достаточно лишь капли.
За что же я малиновкой зовусь?
Одну лишь каплю красной краски капни,
Малиновым пусть цветом вспыхнет грудь!»

«Малиновкой ты будешь называться,
Должна сама ты алых перьев заслужить…»
«В шиповнике я буду обитаться,
В его кустах гнездо я буду вить».

Немало дней с поры той утекло.
Покинут рай, заселена земля вся,
И города стоят, богатое жилье,
И золотом горят верхушки храмов.

И день настал. Он памятен стал всем.
Малиновка своих ласкала деток,
В шиповнике Иерусалимских стен,
Среди колючих, ярких, алых веток.

Она им грустно пела о любви,
Любви такой, что на земле не встретишь,
Такой горячей, словно жар в груди,
Такая лишь в раю… Притихли дети.

Так пламенно малиновка любила,
Но грудь её всё оставалась серой:
Любовью алый цвет не заслужила…
Такая кроха! Что ещё умела?

От Господа в награду получить
Красивых перышек пыталась пеньем.
Могла с восторгом трели выводить,
Охватывал всю трепет вдохновенья!

Тут вышла из ворот толпа людей,
Все стали подниматься по холму.
Малиновке казалось – это к ней,
И всадники, и воины – к гнезду.

Палач жестокий с молотом тяжелым,
И плачущие женщины бледны,
И множество бездушного народа,
Священники и судьи из толпы.

Затрепетала маленькая птичка,
Сидела на краю она гнезда.
Толпа взрывалась злобным криком,
Чего-то жуткого она ждала.

Через мгновенье бросилась в гнездо,
Накрыв птенцов, так распустила крылья,
Чтоб не увидели они крестов…
Притихли птенчики и мать их от бессилья.

«Ужасна казнь несчастных осужденных.
Как велика жестокость палачей.
Вот на чело кладут Ему терновник,
А Он чудесней всех здесь из людей!

Его взор кроток, ласков и прекрасен.
Взглянув лишь раз, - нельзя не полюбить.
За что ж такой венок Страдальцу?
Будь я орлом: могла бы палачей я проучить!

Хоть я мала, слаба, - решила птичка, -
Должна помочь облегчить муки эти».
Кружила у креста, полет все длится…
И страшно подлететь… Пищат уж дети.

Шип тёрна впился глубоко в чело…
Какую боль терпел теперь Страдалец.
Схватила клювом шип и дернула его.
Кровь брызнула на грудь, навек оставив память.

С тех пор малиновая птички грудь,
Пылают перышки нетленно,
Сколь не плещись в ручье, отнюдь
Не смыть, передается новым поколеньям.