Батя лучший у меня

Если не считать семь братьев, я у мамки был один.
После «маленькой» пел папка, бывший красный командир.
С детства жизнь не пожалела дорогого мне отца:
Он не помнил мать родную, не знал деда и отца.
Был подброшенный в кулёчке из дерюжного сукна,
В 905-расстрельном, у кабацкого крыльца.
Подобрал кузнец прохожий из далёкой слободы.
И вот так мой папка выжил, рос у горна и судьбы.
Революция промчалась, не затронув их очаг.
Кузнецов тогда старались не рубить за просто так.
Был смышлёный, в деле хваткий – закалял характер горн.
Драться мог один с десятком – чьи то гены были в нём.
Кузня отошла Советам, кузнеца забрал погост,
Голод шёл тогда по краю, страшный голод, белый холст.
Сгинул бы отец в то время без надежды и следа,
Но и здесь благословила его матушка – судьба.
Подменил он кочегара, случай сам его нашёл,
Машинист старанье видел и сказал, чтобы пришёл.
Так ещё раз выжил батя, не легко давался хлеб.
При Депо вступил в ячейку – политически окреп.
Был замечен кем то свыше, и подвинутый вперёд.
Обгоню я здесь событья: стал мой батя помкомвзвод.
Прошёл курсы командиров и вернулся снова в часть.
Кажется, судьба- дорога не дала ему пропасть.
Но попал он под машину репрессивных страшных сил,
Всех давила та махина, не взирая, какой чин.
В лагерную пыль стирала сотни тысяч та беда,
После пыток и признанья уводили в никуда…
Были в десять раз сильнее, крепче, чем папаня мой.
Только прошлое у бати было чистою слезой:
Ни за что не зацепиться, ни намёка, ни следа,
Били, издевались крепко – это и спасло тогда.
Не держал он зла на власти, главное – умел молчать.
Повторяюсь, чьи – то гены заложила в него мать.
И на фронт его не брали, ссался безо всех причин,
Не жалели, когда били – не держал мочу пузырь.
Обгоню ещё событья, поломал его наш век:
У притона, на вокзале чинил обувь человек.
Этим жил и этим выжил и однажды, между строк,
Вышел он курнуть на воздух, а на лавочке – кулёк,
Перевязанный бечёвкой из дерюжного сукна…
Я скажу одно вам, люди: батя лучший у меня!

Сергей Сорокин
Р.Камешкир
12.11.2015