Невозможное

Прошу тебя, Всевышний,
Я не хочу кричать о пустоте
И говорить в пол шепота о смерти.
Прохожие старушки подзывают: "Верьте, только верьте",
а мне бы просто увидать
или почувствовать, что
окружающее может расцвести, а не от
старости увянуть и конец.

Я нахожу предлоги
в состоянии постели,
незаправленной с утра
и может быть прошу
о Боге самого Тебя,
как будто человека сыщу.
А во дворе, увидев старые
качели, думаю о прошлом,
только не со мной.

Не обвиняй меня, от пустоты
спасает музыка и танцы.
Окостенелые повстанцы
не требуют костыль.

Не гордость побуждает
видится с тобой в приходе,
но каждый, кто уже на взводе
тыкает в меня игрой
в свои рассказы, кто
плохой, а кто хороший,
кто вот понравился
прям сразу, кто
отправлен на потом
с возможностью досрока,
где обливаясь кровью, потом,
не следую расхожим нотам
прикрывает свой порок.

А! Пустота - придумка ваша,
тех, к кому я обращаюсь
на утек, пуская душу,
принимая свет за грушу,
выключая монитор.
На сидр променяв кагор,
молю о главном, но не
точном. Кто может
больше опорочен, не
понимает, почему,
за что ему его везение,
когда, на деле, не его
оно совсем.
Пристыженный и гнусный
смех, и тень из-за угла.
От ветра удержать бы пару
схем, направленных ко мне
не до востребования, а до побега.

На весь поток не хватит и листа.
На вечный свет захочется
покоя. Но а всевышний,
или прошлые дела, как
назовете, будет мне подсказывать
ответ всегда.

Вела меня дорога
жизни, правда после убежала
за другим. Любовь, как без нее!
Упомянуть - разбавить схему.
Чертежи не принимают на билборды
без страсти, и для этого приходится
решаться на аборты, чтобы стать
стерильнее на час, пока поёшь.
Старик не хочет Вас, но вы настырны,
а я устал от смутного запоя.
Горя и запекаясь, Гойя, вышел
из зимы застоем. А я все так же
одинок. Но знаю, в этом не порок,
а глупость.