Поэма вторая. Силуэты Рэя Брэдбери

Десять часов. Выглянуло солнце, тесня завесу дождя. Дом стоял одиноко среди развалин и пепла. Во всем городе он один уцелел. Ночами разрушенный город излучал радиоактивное сияние, видное на много миль вокруг.
Десять пятнадцать. Распылители в саду извергли золотистые фонтаны, наполнив ласковый утренний воздух волнами сверкающих водяных бусинок. Вода струилась по оконным стеклам, стекала по обугленной западной стене, на которой белая краска начисто выгорела. Вся западная стена была черной, кроме пяти небольших клочков. Вот краска обозначила фигуру мужчины, катящего травяную косилку. А вот, точно на фотографии, женщина нагнулась за цветком. Дальше - еще силуэты, выжженные на дереве в одно титаническое мгновение... Мальчишка вскинул вверх руки, над ним застыл контур подброшенного мяча, напротив мальчишки - девочка, ее руки подняты, ловят мяч, который так и не опустился.
Только пять пятен краски - мужчина, женщина, дети, мяч. Все остальное - тонкий слой древесного угля.

Рэй Брэдбери,
«Марсианские хроники».
 

Пролог. Наводнение
Польша, Ольховец,
Вторник, 9:09.

 
Лето десятого года нескоро
Смогут забыть, особенно в Польше:
Вспомнить потоп всемирный здесь впору,
Будто бы снова жребий был брошен,

Будто бы эти небесные взрывы
Забыться не позволят сном.
Дикий зной сменили ливни,
Горячий асфальт стал илистым дном.

В океан-площадь реки-проспекты
Впадали, и памятник стал маяком.
С корнем деревья вырывал ветер,
И молний фокстрот там, высоко, -

Эту картину видел с балкона,
Воздух вдыхая тревожный и вязкий,
В кресле-качалке, словно на троне,
Надев ордена, пан Кароль Михальски.

Он курил трубку и говорил
То сам с собой, то с женою умершей:

Кароль
«Марта, родная, ты посмотри:
Очередная от Бога насмешка,

Вон старый Карл в заглохшем «Фиате»…
Вон пани Карла на мужа орёт…
Вон пани Лола – идёт, задрав платье…
Давайте, друзья, полный вперёд!»

Он, засмеявшись, закашлялся вдруг,
От тряски звенели его ордена.
Прервался на миг его сердца стук.
Марта, родная, ты не одна.

Он встал, отвернулся, шумно вздохнул,
Открыл глаза: тревоге отбой.
Но приковался его взгляд к окну
Квартиры, где жил сосед молодой.

Вверх поползли у Кароля брови,
Он позабыл о потопе всемирном:
Стекло изнутри забрызгано кровью,
И мелкие капли похожи на миро.

Он, причитая: «О Господи Боже»,
Через квартиру вышел в подъезд.
Он, говоря: «Нет, невозможно»,
Сжимал в руке нательный крест.

Он стал звонить в ту самую дверь,
За которой случилась, быть может, беда.
Нет ответа, - осталось теперь,
Лишь вскрыв замок, ворваться туда.

Открыв дверь отмычкой, Кароль вошёл –
И лучше б ослеп он, когда шла Война…
Он на пол сполз по стене, как мешок.
Он умер. Родная, ты не одна .
 
 
§1.1. Расследование начинается
Глазго, Шотландия,
Среда, 6:00

 
I
Анжелу Бэй по прозвищу «Несси»
Стук в дверь разбудил (на часах 6 часов).
Нет, ей вовсе неинтересно,
Кого в эту рань к ней занесло.

Она вспоминала, перевернувшись,
На месте каком был сон её прерван.
Но стук повторился ударами в уши
И натяженьем расшатанных нервов.

Довольно! Она подняться решила,
Надела халат и прошла в коридор.
Гость её женщина или мужчина –
Коротким будет разговор.

Дверь открывала она в ожиданьи
Увидеть торговца иль управдома,
Но в горле застыло её «до свиданья»:
Ранний пришелец был старым знакомым.

Феликс Качмарек уже много лет
Жил на другом берегу океана.
И он приобрёл до Глазго билет? –
Вряд ли был этот пункт в его планах.

Феликс
«Звонок дверной твой сломан, похоже,
Но всё исправить сейчас я готов…
Здравствуй, Несси. Войти не предложишь?
Прости за то, что я без цветов».

Несси
«Входи, конечно, но отвечу:
Что-либо исправить не выйдет, мой друг.
Лучше скажи, ты искал этой встречи?
Или решил вспомнить молодость вдруг?»

Феликс (шагнув вперёд)
«Знаешь, Несси, ни то, ни другое,
Но если меня напоишь ты чаем,
То обсудить мы сможем с тобою,
Действительно ли я здесь случайно».

Несси хотелось ворчать, как старуха,
Ведь это правда: ему здесь не место.
Но, промолчав, она прошла в кухню,
Где не было чая. Был только «Несквик».

II
Не в силах скрывать был лёгкой улыбки
Феликс Качмарек в общении с Несси.
Но стал размышлять о возможных ошибках,
Оставшись один, сидя в кожаном кресле.

Он сомневаться уже начал даже,
Поверит ли Несси в страшные сказки.
Но глядя на стены в восточных пейзажах,
Что перемешались с рунической вязью,

Глядя на фотоотчёты походов
По снежным хребтам и мёртвым пустыням,
Он понял: для этого дела подходит
Один человек, и Несси ей имя.

В скромной квартире из двух комнатушек
Феликс бывал только однажды.
Но вариант с Несси кажется лучше
Дюжины сыщиков самых отважных.

Не видел он Несси уже восемь лет,
Кольцо ж за долги тогда заложил он.
Но только она поверит в тот бред,
Бред, от которого кровь стынет в жилах.

Но раскрывать все карты не стоит,
Стала тактичность первейшей задачей.
Вот, уже Несси несла пред собою
Поднос и две чашки с какао горячим.
_________
Пока он ходил по квартире в бездельи,
Над включенным чайником думала Несси:
Он так и остался утренней тенью;
Таинственный призрак, хоть и не местный.

И так ли нужны ей эти секреты?
Знала она, что Феликс проездом.
Но Несси на все вопросы ответит,
Прикрыв рукавом на запястье разрезы.

В чашках какао залив кипятком,
Несси полезла в шкаф за подносом,
Чтобы с ним к Феликсу выйти потом
И, да, продолжать отвечать на вопросы.

А говорить ему ложь или правду –
Она разберётся, впрочем, но позже.
О прошлом давно позабыть ей пора бы,
Только кто нужное зелье предложит?

III
Им души согрел горячий напиток,
Но взгляды ни разу не встретились всё же,
Молчанье осталось связующей нитью:
Нести слово первым всегда очень сложно.

Феликс
«Чем ты сейчас занимаешься, Несси?
Как поживает Матиас наш?
Ко мне с трудом приходят вести:
Атлантика – надёжный страж».

Несси
«Матиас Шульце успел нас покинуть
На прошлой неделе – приступ сердечный.
А я же застряла в своей паутине.
Могу и точней: заняться мне нечем».

Феликс (выдержав паузу)
«А помнишь, как в Польше он, ты и я
В шахтах нашли артефакты атлантов?
Что ж, и его поглотила земля.
Он обладал необычным талантом».

Несси
«Я мистикой не увлекаюсь с тех пор.
Как гончая, истину я не ищу.
Холод и мощь заснеженных гор
Мне в сорок лет не по плечу».

Феликс кивнул и повернулся
К двери, что обычно закрыта на ключ.
Уж почти час длится это занудство –
Время для молний средь полчища туч.

Феликс
«А что там за дверью, Несси, скажи?
В комнате той я не был ни разу.
Подробности эти не так уж важны,
Но, может, взгляну я, хоть одним глазом?»

Подлых вопросов она ожидала,
Но скрыто под панцирем сердце от рук.
Вот, на ключе из сверкающей стали
Явился с восходом солнечный круг.

Несси (с улыбкой)
«Ты его не получишь, любимый.
И ты улыбнись, хоть причин нет для смеха.
Вопросы твои меня не пробили.
Теперь спрошу я: зачем ты приехал?»

Феликс
«В родном мне Ольховце возле Варшавы
Случилось две смерти весьма необычных.
Я интересуюсь такими вещами,
Полиции шеф меня вызвал лично.

Одна из смертей была очень жестокой,
Слишком жестокой для тихих кварталов.
Я от тебя прошу помощи только –
Такое вот время, Несси, настало».

Она поднялась, глотая с трудом
Комок, к её горлу вдруг подкативший.
Хватит ей боли – молитвы о том
В общем потоке Господь не услышал.

Несси
«Прошло восемь лет как сказал ты: «Пока».
Ты ищешь тайны, но не меня.
Но ты вернулся, пришёл свысока –
Сказать, что в Ольховце завёлся маньяк?»

Феликс
«Я понимаю, нелепо звучит,
Но, Несси,.. там была бойня.
И потому не давай мне ключи,
Просто будь в Ольховце со мною».

Несси
«Нет уж, Феликс, любимый, спасибо.
Отбегалась я по горам, как коза.
Приветливость я изобразила,
Так что вернёмся на сутки назад».

Феликс сжал губы, чашку поставив,
Поднялся и к двери зашагал.
Реплик иных они не бросали.
Может быть, так угодно богам?

IV
Он ушёл. Лежал на подносе
Ключ бестолковый у чашки пустой.
Смешно: ненавидя незваного гостя,
Она вслед кричит беззвучно: «Постой».

Однако остаток этого дня
Всегда отрыдать Несси успеет.
Теперь же печаль свою нужно унять
И пепел седин над водою развеять.

Можно сказать, что завтрак окончен
Таблеткой от боли, бьющей в виски.
Пора ей сидеть в приёмных до ночи
И отвечать на чужие звонки.

V
Дождём и прохладой её удостоить
Серо-небесное утро смогло.
Ехала Несси в автобусе стоя,
Касаясь стекла запотевшего лбом.

На маршруте до аэропорта
У химзавода ей выходить.
Дрянная погода, дрянная работа –
За одиночество надо платить.

Люди входили и выходили,
Сумками и зонтами толкаясь.
И оставаться ей невредимой
Пару минут лишь оставалось:

К выходу нужно ей пробиваться
Меж горожан и сквозь горожан,
Ведь в утреннем дорожном вальсе
Несси никто не приглашал.

Но всё же на улицу вышла она
В кисель из дождя и химической пыли,
В свет фонарей. И поймала стена
Её силуэт в классическом стиле.

Она дошла до проходной, -
Дождь прекратился в ту же минуту.
Двери открылись, а за спиной
Город туман в саван укутал.

VI
Здесь её имя – Анжела Бэй,
Ждёт терпеливо место в приёмной.
Здесь не смогла закрепиться за ней
Слава блаженной девчонки бездомной,

Блаженной, нашедшей близ Инвернесса
Напутствие древних – саму Пирамиду.
Но сквозь туман, всем нам известно,
Даже позор свой как-то не видно.

Теперь пирамиды – пачки бумаг,
Её исповедник теперь – телефон,
Начальник – масштаба вселенского враг,
Зловещий тиран. Вот, кстати, и он:

Колин Маккейн, начальник отдела,
Ключ от дверей в карманах искал.
Бровь изогнув, Несси глядела,
Как ключ не нашёл он… даже в носках.

Маккейн
«Мисс Бэй, у Вас есть дубликат?
Ключи утащил, похоже, мой пёс.
Вернуться бы мне на два года назад –
Я б за него ни пенса не внёс».

Несси, кивнув, с безразличным лицом
На стол положила, что было в карманах:
Точилку, пастилку от кашля, кольцо,
Ключи и банкноту с надорванным краем.

Отдав дубликат начальнику, Несси
Свой серебристый ключ отложила.

Маккейн
«Отлично, мисс Бэй. Минут через десять
Жду кофе с отчётом. Работайте, живо».

Хлопнув дверью, он зашёл.
Живо работать – дельный совет.
Она развернулась, села за стол
Печатать отчёт,.. которого нет.

VII
Растаял туман, вгонявший в зевоту,
Солнце раздвинуло занавес туч.
Несси лежала лицом на блокноте,
Блестел серебром на столе её ключ.

Клушей безмозглой её он назвал,
Разнёс в пух и прах он отчёт о продажах.
Вернуться бы ей на два года назад,
Она б… Впрочем, ладно, было б всё так же.

Звонок телефона. Она поднялась,
Блокнота листок от щеки отлепив.
Мысль была разорвать эту связь,
Но автоматизм в руках её жив.

Несси
«Вы позвонили в отдел по продажам.
Секретарь Бэй. Слушаю Вас».

Быть может, на том конце провода скажут:
«Сейчас же покинь, Анжела, класс».

В трубке
«Вас беспокоит отдел производства.
Секретарь Холмс. Должна передать:
Руководящий состав соберётся
В конференц-зале в час пятьдесят».

Трубку вернув, она записала
Время в блокнот, забыть о нём чтобы.
Но будем честны пред небесами:
Нам не простит Время шуток подобных.

VIII
Ключ продолжал отливать серебром
Фальшивым, но всё же холодным.
Её сердце – остров. И нужный паром
Она упустила, став «клушей» сегодня.

Звонок телефона. Но Несси сейчас
Трубку снимать уже не спешила.
Нет, сэр Маккейн, готовьте приказ:
Будет Вам повод и будет причина.

Она знала код – 6 раз по 12,
Она знала сумму – 5000 фунтов.
Крутить у виска самой себе пальцем
Не стоит (хотя бы в эту минуту).

Покинув свой пост, по коридору
В комнату девочек Несси пошла.
«Знаешь, родная, кончится скоро
Длившийся долгие годы кошмар».

А там на полу кто-то рассыпал
Один из продуктов их химзавода.
Кто и зачем? – ей и спросить бы.
Несси пустила холодную воду,

Умывшись и ключ свой поправив,
Что на груди резонировал с сердцем.
Нечёткий, но всё же лучик был явлен,
Который так важен для всех иноземцев.

 
 
§1.2. Место происшествия
Ольховец, Польша,
Среда, 12:00
 
 
I
Вода уходила, но Феликс всё же
Едва мог узнать свой город родной.
По улицам шёл он и думал: «Похоже,
И память мою унесло с той водой».

Чувствовал кожей он воздух сырой,
Язык обжигал привкус металла.
У многих нет крыши над головой,
Плач немой покрыл те кварталы,

Где очень давно в цветущих садах
Вдали от столичного смога и пыли
Он бегал мальчишкой, и никогда
Убийцы и воры в Ольховце не жили.

Будил по утрам аромат пирогов
И дым от курительной трубки отца.
И верить в одно лишь был Феликс готов:
Жизни счастливой не будет конца.

Здесь росли яблони и виноград,
Нёс в жаркое лето ветер прохладу.
Делал шаги он свои наугад,
Но не оступался он и не падал.

Торговец сластями всегда угощал
Мальчишек, идущих из школы домой.
А лунный свет блуждал по ночам,
Хранил этих улиц тихих покой.

А ныне – люди возвращались
В дома, что подобны стали руинам,
В душах тая животную ярость:
Вода с мародёрами город сгубили.

И среди них шёл Феликс Качмарек,
Что из далёкой Америки прибыл.
Но путь вокруг земного шара
Здесь начался, а не на Карибах.

Здесь уцелел лишь старый костёл,
Где служкой Феликс был когда-то.
И глядеть под ноги он предпочёл –
Домой после битвы идут так солдаты.

Так он дошёл до второго участка,
В котором служил детектив Гольджи.
И прошлое (пусть оно было прекрасным)
Феликс забыть без жалости должен.

II
Лежал на столе револьвер боевой,
Входящим глядел в живот чёрным дулом,
Но Ст;фан Гольджи, увидев его,
Журнал отложил и поднялся со стула.

Да, в кабинет к детективу проник
Феликс, искатель и мистик известный.
Руки пожали друг другу они,
И Стефан рукой указал ему кресло.

Феликс (сев и оглянувшись)
«Да уж, наш город так изменился,
А ты в конуре работаешь прежней».

Стефан
«Знаешь, и ты разжирел за границей,
Но нам на успех оставил надежду».

Они улыбнулись, но через мгновенье
Вошёл разговор в серьёзное русло.
Феликс слушал, и сетью по венам
Стал ползти ужас – зловещее чувство.

Стефан
«Я позвонил тебе, Феликс, затем,
Чтоб ты нам помог расхлебать эту кашу,
Но предупреждаю: из тысячи дел
Не вспомню я смерти более страшной.

В начале недели в центре, не в гетто,
В доме восьмом в квартире четвёртой
Произошли две смерти, при этом
С трудом на ногах стоять я мог твёрдо:

Первое тело – Кароль Михальски,
Полковник в отставке, прошёл всю Войну.
И, знаешь, ему выпало счастье
В виде инфаркта, и вот почему:

Дошёл пан Михальски до коридора,
Нечто увидел и умер мгновенно.
И ждать прибытия «помощи скорой»
В такой ситуации – крайне неверно».

Феликс
«Тебе бы писать, Стефан, романы:
Ты так увлёкся этим сюжетом.
Но что он увидел, скажи без обмана?
И отчего он теперь на том свете?»

Стефан (открыв портфель)
«Что ж, я отвечу, а ты в это время
Взгляни-ка на этот фотоальбом.
Любой, обладая посредственным зреньем,
Увидит, во что превратился тот дом:

Пол, потолок, стены и окна,
Комоды, шкафы и люстра с торшером
З;литы кровью; от крови промокла
Постель, на которой спала наша жертва –

Василий Карпатски, тридцать два года,
Простой часовщик – так нашёл свою смерть.
Сказки прочесть мне какого народа,
Чтобы узнать на вопрос мой ответ?

Мы не нашли тела второго:
Ни зуба, ни ногтя, ни волоска –
Лишь мелкие брызги засохшие крови.
Скажи, что и где я должен искать?»

III
Феликс просматривал фото цветные,
Видел кровавые фрески на стенах
И понимал, что не сможет отныне
Спать без снов в своей постели.

Кто совершать подобное смог –
Тело забрал, бойню устроив, -
То существо – сам себе Бог?
Иль дьявол, свой плод питающий кровью?

Феликс
«В шоке, я, друг мой, ведь никогда
Прежде таких я не видел картин.
Похоже, способен он без труда
Ещё пару жертв разорвать на пути».

Стефан
«Типун на язык тебе, Феликс Качмарек:
И так мне мерещатся стены в крови.
Но так как теперь ты – мой напарник,
Я готов выслушать мысли твои».

Феликс
«Я бы хотел приехать туда,
Увидеть хочу всё своими глазами.
А в мыслях, скажу я не без стыда,
Теряюсь. Меня словно связали».

Стефан кивнул, но промолчал он,
Что эту квартиру отмыли вчера:
Есть такая работа – ночами
Останки людей с потолка отдирать.

IV
А горожане на улице Светлой,
Пересекавшей проспект Козерога,
Асфальт очищали от грязи и веток,
Чтоб Время свою отыскало дорогу.

На внедорожнике Феликс и Стефан
Пытались пробраться к дому восьмому.
Но был ли Феликс в тот час растерян?
Нет, ведь он городу старый знакомый.

Подъехав к стоянке, вышли они
В илом пропахший солнечный день.
Стефан шёл первым, а Феликс за ним,
Чем вновь оправдал свой прозвище «Тень».

Стефан отклеил жёлтую ленту,
Что перечеркнула двери входные.
Замок обезврежен – в такие моменты
Феликс всем тайнам был господином.

Но и следа не осталось в квартире
От натюрморта в мареве алом.

Стефан
«До репортажей в местном эфире
Бригада очистки здесь побывала».

Феликс засунул руки в карманы:
Он узнавал весь интерьер.
Он встал под люстрой возле дивана,
Не зная, что делать дальше теперь.

Феликс
«Кароль Михальски умер в прихожей –
Случайная смерть, чую печёнкой.
А вот Карпатски… Стефан, возможно,
Смогут соседи сказать нам о чём-то».

Стефан
«Всех жителей дома мы опросили –
Пусто, точь-в-точь как в комнате этой.
Но ты – эксперт в необъяснимом,
В поисках тайн ты объехал полсвета».

Феликс молчал. Он находил
Свидетельства древних цивилизаций,
Но Стефан считает, что не повредит
И в деле маньяка поковыряться.

V
Вернулись они в участок ни с чем,
Не произнесли в дороге ни слова,
Ведь ни одна из искусных речей
В делах не заменит успеха иного.

Стефан ушёл заполнять документы
К своему шефу на верхний этаж.
К столу прилепив кусок жёлтой ленты,
Феликс за стол сел. Сегодня кураж

Иссяк у него на все сто процентов,
Но Феликс открыл досье на Карпатски,
Лишь человека – но в эти моменты
Феликс в себе-то не мог разобраться.

Что ж, подытожим, глядя сквозь текст:
Дело протухло, и можно сплюнуть.
Он душу свою заключил под арест
Без шанса вернуть свободу былую.

Глядя сквозь текст, всё решается просто:
На аэропорт пора брать такси.
Досье оказалось не очень-то толстым –
Можно чуть позже свободы просить.

 
 
Понедельник и первый Силуэт
Ольховец, Польша,
Понедельник, 7:00
 

 
I
Дождь барабанил с неистовой силой
В ещё до грозы закрытые окна.
За день до своей смерти Василий
Проснулся под звон будильника громкий.

Утром ненастным с трудом отпускает
Василия сон из крепких объятий.
Ещё пять минут – и с кровати он встанет,
«Ещё пять минут» – привычка-проклятье.

Всё потому, что лгут все часы,
Лгут, объявляя полночь иль полдень.
Но это они даруют нам сны,
И именно их он в порядок приводит.

Третьим он был из рода Карпатски,
Кто часовщиком стал по воле судьбы.
Он много раз с ремеслом мог расстаться,
Машины мог мыть, мог делать гробы,

Мог колесить по стране с чемоданом,
У телика мог в кальсонах сидеть он –
Было одно обстоятельство странным:
Его Время здесь, не в космосе где-то.

И здесь видел он своё воплощенье,
Стерев конденсат с зеркала в ванной.
А бутерброды с малиновым джемом
На кухне в тарелке уже остывали.

Съев их и выпив кофе вчерашний,
Василий костюм свой чёрный надел,
Когда пробили на Мраморной башне
Куранты семь раз, открыв новый день.

Ещё не река, но резвый ручей –
Вот, что нашёл он на улице Светлой.
И флот бумажных кораблей
Шёл на войну, не зная запретов.

Люди судачили: из-за дождей
Висла вот-вот выйдет из берегов.
Ступал часовщик по бегущей воде
В пути, протянувшемся так далеко:

Район на окраине той городской,
Где вечный покой грозою низложен.
Василий дошёл до своей мастерской,
Насквозь промочив ботинки из кожи.

Его ожидали десятки часов
И механических, и электронных.
В этой работе нет голосов:
Лишь тихий стрекот шестерёнок,

Но каждый час взрывал будто мир
Оркестр древних механизмов.
Квазары, пульсары среди чёрных дыр
Слушали эту рапсодию жизни.

И горизонта безмерной Вселенной
Достигнуть мог отблеск, дарованный ими.
Но кто направляет века и мгновенья?
Имя сие непроизносимо.

Повесив на крюк свой чёрный пиджак,
Василий за стол свой сел без ответа.
А дождь за окном всё продолжал
Топить в янтаре это жаркое лето.

II
К полудню успел Василий Карпатски
Пружин и заводов много сменить,
В мыслях храня миллион комбинаций,
Чем на весь город он знаменит.

Чинил он часы банкирам и мэру,
Внедряя баланс из золота им,
Чинил мясникам и хранителям веры,
Которым спираль он на пластик сменил.

«Юнгханс» , «Женни» , «Патек Филипп»
…Звучит, словно Вислы тихие воды.
Василий – поэт, но тревоги могли б
Его погубить в юные годы.

А ныне он сам – владыка тревог,
Но есть повороты в ходе историй:
Василий Карпатски не одинок –
Он сам о том узнает вскоре.

III
К полудню вода угрожала войти,
Через порог шагнув, в мастерскую.
И тучи пришли разрушить сей штиль,
Сводило в ознобе Василию скулы.

И холод пришёл, зимний почти,
Дрогнул пинцет, зажатый меж пальцев.
Бегущие к руслу Вислы ручьи
Загустевали сверкающим глянцем.

И, по воде ступая, шагал
Первый клиент за сегодняшний день.
Хрустел под ботинками тонкий хрусталь –
Так был достигнут первый предел.

Когда колокольчик звякнул, Василий
От шестерёнок вверх поднял глаза.
Век двадцатый был лишь стилем,
А не отраженьем в наших слезах:

Чёрный цилиндр, чёрный костюм,
Трость с набалдашником из серебра.
Он превращал в золу взглядом листву,
Взрывал небеса, с огнями играл –

Юноша этот сделал два шага
К прилавку Василия, вмёрзшего в стул.
И в тысячах искр радужных влагу
Они выдыхали, а мир весь уснул.

Василий
«Что ж, добрый день, молодой человек.
Садитесь, прошу. Слушаю Вас.
Течёт в нашем городе множество рек –
Единственный мой клиент Вы сейчас».

Человек в чёрном костюме
«Слышал, что Вы в своём деле мастер,
И механизм у Вас в сердце стальной.
Но у меня случилось несчастье:
Сломан карманный хронометр мой».

Вот, за окном стал падать бесшумно
Снег, как в холодных северных странах.
И человек в чёрном костюме
Часы на цепочке достал из кармана.

Василий
«Что-то ужасное ныне с природой,
Мороз сменил зной – такая задачка.
А как пробрались Вы сквозь воду,
Костюм и ботинки ничуть не испачкав?»

Клиента глаза – в заполярье пустыни,
Не выдал он ответную речь.
Но всё ж протянул часы золотые
С изящной вязью A.T.H.

Василий ценил такие предметы,
Как и клиентов щедрый размах.
Гладкий удобный корпус, при этом
Приятная тяжесть была в тех часах.

Человек в чёрном костюме
«Эти часы очень дороги мне,
Но, кажется, в них баланс барахлит.
Как я могу жить на Земле,
Не зная движенья древнейших из плит?»

Не обратил Василий вниманья
На сей вопрос, странный весьма,
Его волновала страшная тайна:
Какой мог в шедевр закрасться изъян.

Василий
«Великолепный экземпляр!
Хронометр Вам достался от предков?
Конечно, я не антиквар,
Но вещи подобные я видел редко».

Глядел на часы он, полный раздумий,
Как смотрит магнат на чужой капитал.
А человек в чёрном костюме
Вперёд наклонился и прошептал:

Человек в чёрном костюме
«Если к концу дня будут как надо
Работать часы после ремонта,
Мечты исполненье будет наградой,
Ведь и часовщик мечтает о чём-то».

На этих словах, цилиндр поправив,
Поднялся клиент и стал уходить,
Но старых часов новые грани
Часовщика ждут впереди.

IV
Василий открыл корпус часов,
Защитные пломбы сняв на винтах.
Что он увидел – нет нужных слов.
Это не боль, не экстаз и не страх.

Это – видения прошлых веков,
Героев легенд и великих сражений,
Походов, в которых рекой течёт кровь,
Страстей и языческих богослужений.

Тех, кто построил могучего сфинкса,
Видел Василий сквозь призму столетий.
В небо взмывая на радужных дисках,
Они покидали родную планету.

Животных и птиц причудливой формы
И свет метеоров в их чёрных глазах
Он видел и смерть, грядущую вскоре,
И крыльев стрекоз погибающих взмах.

По твёрдой земле первую поступь
Гада, рождённого в рифах морских,
Он видел, вулкан, извергающий в воздух
Лаву и горной породы куски.

На дне океанском липкие капли
Сливались, дав клеткам первым начало.
Жизни росток спиралью был вкраплен;
Не терпит Творец событий случайных.

Он видел вихрь горячего газа
Там, где когда-то взорвалась звезда.
Единый Великий Космический Разум
Никто не достигнет и никогда.

V
Василий сменил порядок вращенья
Всех шестерёнок в волшебных часах.
И под иным углом его зренья
В будущем будет дан ему знак.

Тех, кто построит железного сфинкса,
В дымке грядущего видел Василий,
И огненный гриб в небеса взвился,
И прочь ветром пепел их уносило.

Животных и птиц причудливой формы,
С рожденья слепых, бесплодных до смерти,
Их видел он, укрывшихся в норах –
Пляшут от взрывов в пламени черти.

В чёрном снегу последнюю поступь
Гада, что в каменных джунглях рождён,
Он видел, и гад, что грыз свои кости,
Выл в небеса под кислотным дождём.

На дне океанском липкие капли
Сливались, лишь грязи давая начало.
От рая до ада мир был разграблен;
Творец и архангелы, впрочем, молчали.

Он видел кратер, похожий на язву,
Там, где когда-то били куранты.
Мы не познали Космический Разум,
Землю покинув, подобно атлантам…

VI
Галлюцинаций волну пережив,
Вернуться Василий смог в мастерскую.
В ужасе он часы отложил,
Больше касаться их не рискуя.

Ведь могут с ума человека свести
Виды грядущих иль прошлых времён.
Но он успел в своё сердце впустить
Отчаянья горсть, чем был заклеймён.

А солнце уже клонилось к закату –
Заметил в себя приходящий Василий.
Но за окном грома раскаты
Одиночеству бессмертьем грозили.

О чём говорил владелец часов?
О том, что мечта исполниться сможет.
Дверь за собой заперев на засов,
Сделал Василий неосторожность.

Мог наблюдать он со стороны
Дважды за сорванным времени ходом:
Впервые, когда семью хоронил,
И во второй раз – в сегодняшний полдень.

Но всё же Василий смог разобраться:
Отныне узнали часы ритм свой.
И хорошо, пора возвращаться
Пешком или вплавь – по дороге домой.

VII
Путями окольными смог он дойти
В сумерках поздних до улицы Светлой.
Есть не хотелось. В финале пути
Его ждал диван… И мы знали об этом.
 
§2.1. Расследование продолжается
Ольховец, Польша,
Среда, 14:00

 
I
Фотоотчёта Феликс достиг,
Когда дочитал досье он до точки.
И словно он сам вспять время пустил,
Увидев тот день с утра и до ночи:

Разводы от рук на зеркале гладком
Были похожи на образ бесплотный,
Как хлебные крошки и джема остатки
Впечатаны в матовой вечности фото.

Пиджак на крючке ещё сохранял
Форму его не столь мощных плеч.
А вот и фото со слитком огня
С изящной вязью A.T.H.

Феликс сложил всё это в папку
И отодвинул, готовый уйти.
Дело бросать, конечно, не сладко,
Но никого ему не спасти.

Искать убийцу по инициалам?
Иметь их могла и Стефана мать.
Не разглядел он важной детали?
Скорее всего, но ему наплевать.

Он прямо сейчас Стефану скажет,
Что проиграл в данном пари.
Феликс поднялся и шагом отважным,
Стол обойдя, направлялся к двери.

II
Но первой дверь открыла Несси,
Столкнувшись с Феликсом в проёме.
И, может, из-за долгого стресса
Не сразу узнал он старой знакомой.

Феликс
«Несси? Прямо скажу, я не ожидал
Встретиться в нашем участке с тобой.
И ты пришла, как раз когда
Я собирался ехать домой».

Несси
«И я от себя не ожидала
Того, что стащу заначку у босса.
Так что я жду посвященья в детали
Тебе порученных вопросов».

Несси прошла и села за стол,
Где Феликс недавно грел свой зад.
Но в этом действе он нашёл
Лишь пыль, что она бросала в глаза.

Спросил он себя об одном: для чего
Она из туманной страны прилетела?
И для себя ответ он дал свой:
Следствие это – больше, чем дело.

Феликс
«Что же, Несси, досье на столе:
В папке и текст, и фотоотчёт.
Я не сторонник тоски и соплей,
Но мне и сейчас холод в сердце ползёт».

III
Сегодня настала очередь Несси
Последний билет брать на самолёт –
Не для похода к снегам Эвереста,
Ведь у судьбы иной есть расчёт.

Забилось ли сердце у Несси в груди,
Когда с ним в дверях столкнулась она,
Как пели поэты? – Чушь, но судить
Не может никто: не пришли времена.

Тонкостей всех и Феликс не ведал,
Но Несси простить его снова смогла.
Город смог выжить в свалившихся бедах,
Воды сошли, растаяла мгла;

Не без потерь. И в фотоотчёте
В корке кровавой мгновенья твердели.
Может, для этого на самолёте
Она из туманной страны прилетела?

IV
Но, просмотрев досье до конца,
Несси решила сделать тайм-аут,
Вспомнив любимую фразу отца:
«Нас в аду давно ожидают».

Несси
«Феликс, я чувствую то же, что ты,
Вероятно, от этого чтенья.
Только для наших желудков пустых
Вряд ли сей факт имеет значенье».

Феликс (улыбнувшись)
«Да, ты права, я целый день
Питался одним пережаренным кофе.
Так что мне отнюдь не лень
Сходить за бифштексом,.. только без крови».

Несси
«Кстати, когда шла я к участку,
Видела я кафе на углу».

Феликс
«Когда-то я в том кафе бывал часто.
Пойдём. Угостить тебя я смогу».

V
Упавшие ветки и вязкую грязь
Работники всех служб коммунальных
На грузовиках в который уж раз
За город на свалку переправляли.

Мимо скелетов железобетонных
Высоток двух, чей проект заморожен,
Феликс и Несси, дыша грудью полной,
Шагали к кафе в переулке Дорожном.

Не влюблены, но шли они рядом,
Не воры, но лишь под ноги глядели,
Не скорпионы, но жалили ядом
Себя и другу друга – странное дело:

Объединить способна их только
Страшная сказка с исчезнувшим телом.
Под жёсткой подошвой трещали осколки
Чьих-то чувств – странное дело:

В терпком молчаньи они вошли в зал,
И, сев напротив, меню они взяли.
Бифштекс и картофель он заказал,
Фруктовый салат она заказала.

И ни к чему все споры о том,
Кто да зачем в Ольховец приехал.
Но в зале кафе, холодном, пустом
Нет ни одного, кроме них, человека.

VI
Феликс
«Всё же нарушу я тишину,
С неба на землю свалюсь камнем вниз.
Незачем время уже нам тянуть;
Мненьем своим, наконец, поделись.

Знаю, что в деле логики нет,
Неясно, куда тело пропало.
Зажечь в такой тьме не способен я свет,
Но можешь ты, как часто бывало».

Несси
«Лестью пропитан твой, Феликс, вопрос,
Но вот ответ мой безрадостным будет:
Василия труп никто не унёс,
Нет ни убийцы, ни жутких орудий».

С вилки упало мясо в тарелку;
Рот приоткрыв, Феликс застыл,
подобно струне или замершей стрелке,
Не зная, как Несси слова уместить.

Феликс
«Не понял… Что ты имеешь в виду?
Василий, взорвавшись, нашёл свою гибель?
Сверхновая – так зовут ту звезду,
Что вспыхнет вдруг и вскоре сгинет».

Несси
«Примерно так. И в брызгах крови
Найдёте частицы мышц и костей.
Но почему – я сказать не готова,
Не жди от меня иных новостей».

Феликс хотел сказать ещё что-то,
Но предпочёл вернуться к еде.
А в мозгу дрожащей нотой
Звенела идея о мёртвой звезде.

VII
И зазвенел в кармане мобильник,
Когда завершался их поздний обед.
Это был Стефан. И на чёрных крыльях
Неслось сообщенье. Доброе ль? – Нет.
 
 
§2.2. Свидетель
Ольховец, Польша,
Среда, 15:55

 
I
Прошло четверть часа – Стефан их вёз
В машине своей на север к Варшаве.
Вместе люди легче, чем врозь
Новых проблем потоки решают.

Феликс
«Так до конца и не смог я понять,
Куда и зачем мы мчимся втроём.
Я успел лишь одно разобрать:
Похоже, с визитом мы едем в дурдом?»

Стефан
«Не в дурдом, а в психбольницу,
Где отыскался, похоже, свидетель.
Но мой шеф не успел объясниться,
Уехав домой к болеющим детям».

Несси
«Первый свидетель от приступа умер,
Спятил второй, говоря между нами.
Может, нам стоит трижды подумать,
Прежде чем рыть самим себе яму?»

Стефан
«Пани Анжела, и я не в восторге
От бесполезных этих экскурсий
По лабораториям нашего морга
И по палатам с десятком Исусов».

Феликс
«Кстати о моргах… Несси считает,
Что тела Василия мы не найдём…»

Стефан
«Его расплескало – я это знаю,
Поэтому мы и едем – в дурдом:

Наш свидетель с вами согласен,
Жаль, что ему мозги съели черви.
Боже мой, Феликс, разве не ясно?
У нас появилась новая жертва!»

II
Пейзаж за окном напомнил о прошлом,
О том, как себя в Гималаях искала:
От серого неба и грязи ей тошно,
Равниной пустой стали лишь скалы.

Экстрасенсорных способностей всех
Лишилась она, причём очень давно.
А смысл её настоящих потех…
А наплевать… в сути одно.

В пути их, что был усеян камнями,
Машину мотало над влажной землёй.
Несси закрыла глаза, представляя,
Что матери руки качают её.

В тесном салоне окно приоткрыто,
Ветер делился прохладной печалью.
Она сжала губы, вспомнив забытый
Тот поцелуй отца на прощанье.

Образы те только мозг воспалённый
Мог создавать – включена карусель.
В месте тихом и уединённом
Располагалась больница – их цель.

III
Похожа на крепость из средних веков
Эта больница. В словах нет ошибки.
Здесь кладезь всех истошных снов,
Коллекция душ и их обрывков.

Главврач пан Ковальски, седой старичок,
По коридору их вёл за собой.
(Встретить их сам он предпочёл:
Лучше быть в курсе сплетни любой.)

Феликс шагал в той четвёрке последним
С допросом как мёртвых, так и живых:
Чьи они будут сейчас слушать бредни?
Чем ему может помочь этот псих?

Доктор Ковальски в свой кабинет
Провёл их и двери за ними закрыл,
И располагаться он дал совет
Как принято в правилах новой игры.

Доктор Ковальски
«Сядем вокруг стула пустого,
В углах квадрата, прямо скажем.
Сёстры тогда будут готовы
Вас познакомить с художником нашим».

Феликс
«Он художник? Браво, мой друг,
Не удивили меня Вы ничуть.
Но от каких свихнулся он мук?
Можно ль его в мир реальный вернуть?»

Доктор Ковальски
«Он поступил с острым расстройством
Только вчера, поэтому даже…»

Несси
«Друзья, мы сегодня все – только гости.
Может, послушаем, что он нам скажет?»

Феликс, Стефан и доктор Ковальски
Кивнули, все реплики в миг проглотив.
Доктор сел и жестом ясным
Подал знак медсёстрам войти.

IV
Имя Станислав было ему
И бесшумная поступь, как бриз.
Не бросил приветствий он никому,
На стул сев, смотрел куда-то он вниз.

Повисло молчанье: никто не желал
К нему обращаться, стесняясь, боясь.
Замер в безмолвии их балаган,
Станислав блокировал всякую связь.

Стефан глядел на него равнодушно,
Ухмылка для Феликса стала завесой,
Доктор стук сердца его словно слушал.
Да, он объект, но не для Несси.

Несси
«Скажите нам, прошу, Станислав,
Что вчера случилось с Вами?
Мы вокруг, мы очень близко
И хотим Вашими видеть глазами».

Он наклонил голову на бок,
В точку одну по-прежнему глядя.
Блеск его глаз был слишком слабым –
Станислав сражён стрелами с ядом.

Доктор Ковальски
«Он в кататонии не произнёс
Ни слова, зато рисует отменно.
Не прерывая этот расспрос,
Гляньте, как он расписал наши стены».

Вновь фотографии, но в этот раз
Всполохи крови на кафель ложились –
Вели рассечённые вены рассказ
О том, что вчерашним утром случилось.

Вот алый оттиск немым силуэтом
И фейерверк в керамической плитке
Алых лучей, но видеть всё это
Подобно безумцем придуманной пытке.

Стефан
«Свидетель он картины жуткой
И свихнулся. Даже смешно.
Но кто погиб вчерашним утром?
И где, чёрт возьми, всё произошло?»

И вот тогда, когда все решили:
Окончен регламент их новой игры, –
Казалось, без всякой веской причины
Художник Станислав заговорил…
 
 
Вторник и второй Силуэт
Ольховец, Польша,
Понедельник - Вторник
 

 
I
Первый хронометр, что он познал,
Бьющимся сердцем матери был.
Без имени он покидал небеса,
Но нёс на руках начертанья судьбы.

Под это биенье в утробе он рос,
Стенки брюшные от мира хранили.
Но вдруг появился в ритме том скос,
И он ощущал удары иные,

Удары извне, причинявшие боль;
Ужас колючий бежал по сосудам.
Без криков и слёз он с враждебной средой
Знакомился, что не свойственно людям.

С ударом, отбившим тридцать недель,
Айра родился и стал гражданином.
Но не было упоминанья нигде
О той, кому был нежеланным он сыном.

II
Понедельник

Исполнилось Айре одиннадцать лет,
Одиннадцать лет за оградой железной.
Сквозь веки-века пробирался рассвет,
Что в трещинах стёкол оконных разрезан.

Он сел в постели с мыслью о том,
Как, должно быть, красиво снаружи,
Где есть у каждого свой дом,
Листвой играет ветер южный.

От дома ведёт тропа через поле,
Вброд через реку, сквозь сказочный лес
За океан, где, отданный воле,
Парус касался пылавших небес.

Земли он подошвами не ощущал,
Когда бежал, весь мир обнимая…
Но время подъёма. Парус, прощай,
Может, встретимся, кто знает.

III
Детский приют, где рос Айра Гейрин,
Был образцом дисциплины и быта.
Каждый миг жизни был здесь отмерен
В графике, что на слуху, как молитва.

Подъём и уборка постелей своих
Записаны ровно на 6:45.
И, как всегда, как Айра привык,
Вошла воспитатель, десятая мать.

Воспитатель
«Так, крысята, ну-ка вставать,
Быстрее свои заправляйте постели!
Гладкой, как лёд, должна быть кровать.
Хватит, как псы, валяться, без дела».

Одновременно Айра с другими,
С кем разделял и ночь он, и день,
Казённое ложе мечтаний покинул
И шагал к ванной, к бегущей воде.

Но в графике нет плесков весёлых,
Визгов игривых и шалостей детства.
В 7:00 завтрак, значит, за стол им
Нужно сесть сразу и без планов бегства.

В общем молчаньи не был исключеньем
За кашей и Айра в стане термитов.
Ветер качал пустые качели
Бесшумно, ведь здесь все окна забиты,

И гвозди торчат гнилыми клыками,
Будто сожрать хочет мир внешний их.
Но верил он, говоря между нами,
В тот мир, что видел в снах он своих.

IV
В 8:00 начинались уроки
В классе под сводом крыши покатой.
Какой океан самый глубокий?
Где обитают гигантские скаты?

Айра молчал, хоть знал все ответы:
В книгах читал он подробный рассказ.
Где берега те, что солнцем согреты?
Где небеса те, что скрыты от нас?

Но кое-что Айра всё же узнал:
В эпоху открытий новых земель
Никто, не раскрыв шир;ко глаза,
Достичь бы далёких стран не сумел.

Учитель
«Возьмите в руки карандаши
И на картах путь отметьте.
Куда, путешествуя, вы бы пошли?
В какую страну, какой части света?»

И Айра подумал: было бы клёво
Себе сотворить такую судьбу –
Шагать по горам и равнинам зелёным,
Пройти по морям, и назовут

Именем «Айра» горы в Тибете
Иль в океане Тихом острова.
И Айра, как другие дети,
Твёрдой рукой свой путь рисовал.

V
В полдень – начало работы по дому –
Мытья стен и окон в корпусе старом.
Двор расчищать досталось другому,
А чердак разгребать выпало Айре.

Завхоз
«Весь этот хлам отсортируй,
Сам разберись, что выбросить можно.
Крысиную если увидишь нору,
Заколоти вон тем знаком дорожным».

И правда, чего только не было там!
Сгнившие стулья, без ламп абажуры,
Осколки валялись по разным местам,
Тряпки, и грязь, и мох чёрно-бурый.

Айра прикрыл нос рукавом:
Невыносимым смрад был чердачный.
И через щели заполнит весь дом
Сладкая эта вонь, не иначе.

Но у него была лишь пара рук,
Чтоб разобраться с жуткой трясиной.
А сломанных кукол семьдесят штук
Айра вниз отнёс в корзине.

С мебели он снимал белый саван,
Со всех зеркал смыл многолетнюю пыль,
Осколки в ведро стальное бросал он,
Чихая от плесени, он не забыл

«Отсортировать хлам», как и велела
Айре завхоз час с;рок назад.
Вот пачка бумаг с надписью «Дело»
Попалась Айре на глаза

Он хотел выбросить этот архив,
Что совершить не позволила память,
Память, имевшая где-то обрыв,
Но мог ли он сам так её ранить?

Айра на стул сел, сложив на колени
Дела всех детей в старом приюте.
Он растворил пару мгновений
В воздухе затхлом, дополнив минуту.

Айра узнал: был он рождён
В тысячелетии прошлом сгоревшем
На трассе под жарким летним дождём,
Что кровь смывал с покровов внешних.

Он не погиб от ударов в утробе,
Он не погиб на обочине той.
Но слёз немного нужно, чтобы
Бумага стекла, став жижей густой.

Он читал дальше о детях других,
Брошенных, проданных, просто забытых.
Он читал дальше и с каждой строки
Занавес стал расползаться по нитям.

По лестнице он взобрался на крышу,
Где реквием ветер – не гимны – поёт,
И так, чтоб весь город в тумане услышал,
Он прокричал имя своё.

Он непременно должен разведать,
Правда ль, что скрыл туман этот счастье.
2:00 дня – время обеда,
Но Айру на нём застать не удастся.

VI
Спустившись, он вышел на задний двор
И встал у высокой железной ограды.
Вдох, быстрый выдох, и он, будто вор,
Её перелез, при этом изрядно

Руки о шипы ободрав
И приземлившись в скользкую глину.
А серый туман, будто удав,
Его объял. И края не видно.

Айра шагал в открытых сандалях,
Промокли носки, но он не свернул.
Он верил, что в тех безоблачных далях
Исполнит мечту он, только одну,

Ту, для которой люди живут,
Ту, для которой придумали Бога.
Да, он сбежал и не видит пути,
Но сердце мальчишки знает дорогу.

И сердце мальчишки сковывал ужас,
Шёл он уже по колено в воде.
Айра шептал лишь: «Я снаружи»,
Но точно он не мог сказать, где.

Донёсся с неба птичий крик,
Чьи-то глаза в тумане сверкнули.
Но шёл по курганам не тощий старик,
А искатель дома юный.

Как воин, что чудом единственным жив,
Айра спустился, шагая под гору.
Летящий автобус его чуть не сшиб,
Только обрызгал. Он пришёл в город.

VII
Он озирался: куда же идти?
На перекрёстке стоял он сейчас.
А с серых небес дождь молотил,
Смывая с Айры кровь и грязь.

Он двинул туда, где горожане
Пытались сдержать потоки воды,
Дамбы песчаные сооружая,
Но были напрасными все их труды.

Вода продолжала дома подтоплять,
Хоть убывала, но, впрочем, нечётко.
И тонущих продолжали спасать
Спасатели на резиновых лодках.

Вот, на балконе какой-то старик,
Надев ордена, за всем наблюдал.
Вот, под балкон тот Айра проник
И спрятался, ведь в больших городах

Не любят крысят, гадких и мелких,
Вечно снующих у нас под ногами.
И чтоб утопить их, бурные реки
Играют ныне с берегами.

Сидя в подъезде, мог слышать Айра
Людей голоса – мольбы и проклятья.
В одной из квартир играла гитара,
В другой ругались. Парень, ты спятил,

Когда совершил в мозгах допущенье,
Что счастье найдёшь ты здесь непременно.
Время – 6 вечера: час посещений…
Айра заплакал, уткнувшись в колени.

VIII
Вот, он увидел в дверях силуэт:
Высокий мужчина домой торопился
С аурой красной, но этот секрет
Айра не знал. Он в угол забился,

И ожидал под лестницей он,
Когда тот мужчина в квартиру зайдёт.
А сердце в груди включилось в разгон
И, колотясь, стремилось на взлёт.

Он говорил сердцу: уймись,
Хватит стучать, замолчи навсегда.
Айра спустился по лестнице вниз,
Где утекала в канавы вода,

Где царствовал над Европой закат,
Где «сдохнуть иль жить» - такой у всех выбор.
И Айра свой путь продолжить был рад,
Хоть чувствовал смутно скорую гибель.

Люди из мутной воды собирали
Обломки стен и крыш их домов
В дружном молчании, но не пора ли
Закрыть от крысят дома на засов?

По графику 9:00 – время сна,
Но прошлым стали приют и кровать.
Однако Айра многое знал,
Он знал, как проблему эту решать.

IX
Вторник

Утром завтрашнего дня,
Что вторником звался в календаре,
Художник не стал сны сохранять,
Ведь птицы пели во дворе,

И день волшебный рассвет обещал,
Через окно посещая чертоги.
Он поднялся. Любая печаль
Ему, безусловно, уступит дорогу.

Этого утра ждал долго художник,
Всю жизнь он мечтал рассвет написать.
Сделав инъекцию солнца под кожу,
Он собирал саквояж свой опять:

Баночки с краской, кисти, палитру,
Уголь и мел, нож и мольберт.
Не для него жить в квартире in vitro , -
Плащ накинув он вышел на свет.

Грязь под ногами он не замечал:
Манил Станислава лишь горизонт,
Где зажигалась, казалось, свеча,
Что в мир с собой лишь добро принесёт.

Мимо людей, что в дома возвращались,
Шёл Станислав к бурной реке.
Нужна ему только самая малость:
Алое зарево – там, вдалеке,

Чтобы на холст его перенести,
Пусть это выглядит, как воровство.
И вот, он своей цели достиг,
В душу впустив бесконечный простор.

Но между Станиславом и той рекой
Медленным шагом мальчишка прошёл.
С застывшею у мольберта рукой
Станислав следил за ним взглядом ещё:

Он шёл монотонно, как метроном,
И ручейком ему не утечь ли?
Одежда порвана на нём,
И ангельский лик был изувечен.

Всё же от боли он будет избавлен,
Покинуть сей мир ему суждено.
И яркой вспышкой искр кровавой
Он взорвался в мгновенье одно.

А Станислав? Он писал
Всё то, что видел краскою красной…
Доктор Ковальски в тот день сказал:
«Быть художником очень опасно».
 
 
§3 Расследование продолжается. Версия Несси.
Ольховец, Польша,
Среда, 16:40

 
I
Штанины задрав и подняв рукава,
Явил Станислав стигматы свои.
Да, слой бинта их покрывал,
Но Несси знала, откуда они.

Феликс
«Я сомневаюсь, сможем ли мы
Всерьёз воспринять такие слова:
Разум его болезнью размыт –
Просто кр;гом идёт голова».

Несси
«Пусть это бред, но иных объяснений
Событий известных нам не найти.
Стал художник монетой разменной,
Он душу отдал, чтоб до нас донести

То, что случилось, уверена я,
А спорить, судить нам не дано.
Он своим видением пьян,
Ведь жизнь и смерть – всё то же вино».

Доктор Ковальски
«Пани Анжела, Вы правы,
Споры забыть лучше снаружи.
Но, думаю, нам вас придётся оставить,
Ведь отдых пану Станиславу нужен».

А Стефан, ответив на звонок,
Первым поднялся из своего кресла.

Стефан
«Я получить подтверждение смог:
Полиция нашла это место».

II
Был обагрён берег реки,
Что бурлила так недавно.
Они пришли, но вряд ли близки
Друг к другу и к скрытой правде.

День кончался, и в сумерках поздних
Они не нашли почти ничего:
Только разбросаны алые гроздья,
Не унесены водой дождевой.

Несси впервые своими глазами
Видела место жестокой развязки.
Господин Время хотел этим самым
Сюжет вести в своей чёртовой сказке.

Стефан пошёл к судмедэкспертам,
Феликс зажёг огонёк сигареты.
А Несси – подруга верная смерти –
Ждала от Феликса ответа.

Феликс
«Бред это, Несси, бред психопата:
Ты будто на ощупь идёшь сквозь туман.
Невозможно, чтоб кем-то когда-то
Был разработан столь жуткий план».

Несси
«Но это так. Людей само Время
Из нашего мира так забирает.
И только из списка жертвами всеми
Оно насытится – так я считаю».

Феликс
«Один – часовщик простой неприметный,
Второй – сирота, мальчишка бездомный.
Ставлю окурок своей сигареты:
Другое решенье найдём мы».

Несси
«Что же, ищи, Феликс-искатель,
Но моя версия всё же мне ближе.
Не стоит слова громкие тратить,
Соки пытаясь из истины выжать».

Напротив – пинцетом в пакет собирал
Улики эксперт с помощником вместе.
Ночь пройдёт, и завтра с утра
Внутри ничего не изменится в Несси.

Чуть дальше прорваться к брызгам кровавым
Пытался газетный корреспондент.
Но стал преградой перед славой
Сам Стефан Гольджи в этот момент.

Феликс
«Поедем в мотель. Сегодняшний день
Тебя и меня совсем измотал.
Давай завершим данный раздел.
Даже в небе, гляди, пустота».

Несси взглянула в чёрное небо –
Феликс в одном прав оказался:
Слишком темно, и бессмысленно слепо
Ответы искать на кончиках пальцев.

III
Приехав в мотель «Запад – Восток»,
Они поселились в комнатах разных,
Но каждый из них чувствовать мог
Окостеневшие в воздухе фразы:

Несси хотелось справиться с дверью
Ключом, что висел на груди у неё,
А Феликс дважды перепроверил
В карманах всё снаряженье своё.

Феликс
«Несси, хочу я сказать кое-что:
Прости, стал я груб от нашего дела.
Утром я был в Сан-Хуане ещё,
А вечер встречаю в грязном мотеле».

Несси
«И я измоталась. Идеи мои
Безумие дня в себе отразили.
Сп;ла вода, и на мели
Мой корабль обессилел».

Феликс
«Тебе, может, что-нибудь нужно?
Я постараюсь не обмануть.
Не сомневаюсь, нас здесь обслужат,
Только тепла, боюсь, не вернут».

Несси
«Нет, летний зной ушёл навсегда,
Мне ничего не нужно. Спасибо.
Сама я пройду по своим же следам.
Мой это, а не твой, Феликс, выбор».

Они вошли в свои номера,
Чтоб, разделённые тонкой стеной,
Лечь в кровати, но не умирать,
А просто уснуть. Но не всё ли равно?

IV
И, засыпая, она понимала:
Вновь захватила в плен её грусть.
Отец до неё донёс слов немало,
Вот пример: «Сердце – не место для чувств».

Взошла Луна, но тучей лиловой
Укрыта она, как покрывалом.
Третья смерть грядёт, и снова
Время для размышлений настало.
 
Среда и третий Силуэт
Ольховец, Польша,
Среда

 
I
И тогда Иаков Адель,
Видя картинку на мониторе,
С утра и до ночи увидел весь день
Сквозь кровь и слёзы, гнев и горе.

II
Пробили семь раз часы на стене:
Новый рабочий день настаёт;
И смутно Иаков помнил: во сне
Он понял, как движется Время вперёд.

Но с каждой секундой жизни реальной,
Глаза приоткрыв, идя к туалету,
Иаков терял частицы той тайны,
Той величайшей тайны на свете.

Иаков умылся, и без следа
Знанье исчезло – цель его жизни.
По лестнице он поднялся туда,
Где путь к пробужденью проложен неблизкий.

Он открыл дверь: его дочь Полина
Спала в постели белоснежной,
А на окне капли стихшего ливня
Укутали тело радугой нежной.

Так рассвет, лаская фасад
Особняка семейства Адель,
Будил принцессу, будил её сад –
Это достигнут третий предел.

III
Повар готовил им завтрак уже,
Садовник сгребал во дворе в тачку ил,
Дворецкий играл сам с собою в «блэкджек»,
А пан Иаков газету раскрыл.

Писали о том, что «к этой среде»
Мир со стихией наступит непрочный;
Писали о том, что есть средь людей
Убийца, тела раздирающий в клочья.

Такое читать нельзя за столом –
Иаков газету отложил прочь.
Омлет уже подавали, при том
Ещё не спустилась вниз его дочь.

Иаков (в потолок)
«Полина, пора спускаться, наверно.
Покинь, наконец, свой радужный угол.
И невежливо, по меньшей мере,
Меня игнорировать, как и прислугу».

Сверху шаги: после душа Полина
Шла (и по-прежнему в утренних бликах).
Открылась дверь, и из гостиной
Явилась она в белой тунике –

Цветущая юность пятнадцати лет,
Древняя кровь знатного рода,
Мёртвого дерева новая ветвь,
Готовая для несения плода.

Полина (садясь за стол)
«Не слишком ли рано меня ты решил
В школу будить с тарелкой омлета?
Да и сравненья тебя с прислугой смешны:
Ты богатейший во всём Старом Свете».

Иаков
«Да, это так. И ты, дорогая,
Лет через двадцать займёшь моё место.
Белый костюм наденешь ты, зная,
Что нет для тебя ни «может», ни «если»».

Без аппетита ела Полина,
Хоть и не верила в тёмные эры.
Её, пожалуй, даже злила
Эта ходьба в закрытые двери.

Иаков
«И после школы сразу домой,
В той забегаловке не появляйся:
Я не допущу, преемник чтоб мой
Чай разносила в кафе, тебе ясно?»

Полина
«Работа моя не хуже твоей,
Пусть и учёный ты знаменитый.
Ты не спасёшь никого из людей –
Я хоть кого-то делаю сытым».

Бросил в тарелку вилку Иаков
И, кашлянув, к окну повернулся.
Всегда демонстрировал именно так он
Редкие, впрочем, отцовские чувства.

Иаков
«Я обойдусь и без детских насмешек!
Всё будет так, как я говорю!
В моём подчинении множество пешек,
А ты из меня хочешь сделать свою?»

Полина (поднявшись)
«Спасибо за завтрак, за пониманье.
В школу меня можешь не подвозить.
Рушить не буду я твои планы,
А пешкою стать тебе не грозит».

Вышла она, а Иаков смотрел
Вслед своей дочери, выросшей вдруг.
Но ожидало его много дел,
Рабочего дня заржавленный круг.

IV
Меж древних развалин ехал «Роллс-ройс»
К окраине, где возведён Институт.
Молча водитель Иакова вёз
По одной луже уж двадцать минут.

Иаков пытался очистить свой разум
Перед собранием директоров.
Кто станет править научной всей базой?
Будет сегодня снят с тайны покров.

Вдруг разболелась нога без причины –
Он постарается скрыть хромоту.
Пусть рукава они засучили,
Чтобы согнать его в пустоту.

Мимо дурдома проехал он, - значит,
Его Институт уже недалеко.
Выстрел любой имеет отдачу –
Он доказать это сможет легко.

V
Пройдя пять постов охраны, скорей
Иаков входил в стеклянные двери.
А Время на узких плечах, точно змей,
Повиснув, шептало Иакову: «Веруй».

Темп, но неправильный, он отбивал,
Хромая по плиткам из обсидиана.
На лифте Иаков спустился в подвал –
Сто метров вниз, что не было странным:

Бункером был во время Войны
Сей Институт, но дело не в этом:
Учёным окна не нужны,
Что было здесь точной приметой.

Иаков дошёл до зала собраний.
Его ожидают, он – добрый друг.
Вот, за столом из обсидиана
Сидели светила вселенских наук.

И среди них – доктор Лелока,
С кем Институт Иаков создал,
С кем написал он Устава все строки,
С кем он делил ростки их труда.

Иаков
«К вам торопился я со всех ног,
Прошу простить за опозданье:
Время ещё не побеждено.
Давайте начнём скорее собранье».

Исав Лелока
«Да, начнём. С повесткой дня
Вас ознакомлю я, господа.
Кто из нас достоин принять
Правленье сегодня и навсегда?

Пунктом вторым поставлен вопрос
О парадигме, общей для нас.
И чтоб Времена не утёрли нам нос,
Нужно решить всё прямо сейчас».

Учёный #1
«Первый вопрос решается просто:
Доктор Адель или доктор Лелока.
Мы рядом с ними – ветхие кости.
Думаю, здесь я не буду пророком».

Учёный #2
«Кроме того, есть предложенье
Насчёт всеобщей парадигмы.
Кто лучшее нам предложит решенье,
Того и троном наградим мы».

Учёный #3
«И не забывайте, что в наших руках
Огромные деньги без капли любви.
Наша задача – преодолеть страх
И само Время остановить».

Исав Лелока
«Пожалуй, тогда выскажусь я
И предложу свою парадигму.
Мы рисковали часто, друзья,
И только чудом мы невредимы,

Чудом лишь Время нас не покарало
За наши попытки его обуздать.
Способов мести знает немало
Время. Тому пример – моя мать:

Я здесь работал только полгода,
Когда ей диагноз поставил наш врач.
Она не встаёт, а в такую погоду
Я слышу её болезненный плач.

Считаю, что это – изящная месть:
В нужный момент нас смерти лишить.
Прошу, господа, также учесть,
Что цель наша – Время остановить.

Я предлагаю одно: осторожность.
Риск неуместен, порою и страшен.
И иногда я думаю: «Боже,
Не дай достичь нам цели нашей»».

Учёный #4
«Позиция Ваша предельно ясна
И уваженья, конечно, достойна.
Но доктор Адель ничего не сказал,
Мненья его с нетерпением ждём мы».

Иаков
«Моя парадигма будет иной,
Пусть иногда и мне чуть-чуть страшно,
Но предначертано нам лишь судьбой
Остановить все куранты на башнях.

Дружбой, конечно, я дорожу,
Но эта трусость взялась в вас откуда?
Другие истории вам расскажу,
Только на жалость давить я не буду.

Представьте летящую пулю в висок,
Представьте ревущий смерч над равниной,
Представьте реки бурлящей исток,
И наша цель почти достижима.

Ночью пришла во сне мне идея
О том, как на время набросить аркан.
Будьте со мною, будьте смелее.
И мы победим, моя вам рука.

Ангелов крылья съедены молью,
Время всерьёз взялось за людей.
Потоп за грехи однажды нас смоет,
Но всё в вашей власти. Решайте скорей».

Повисло молчанье. Каждый решал,
Стоит ли жизни ставить на кон.
А дать ли хоть часть золотого гроша?
Оставлен вопрос сей был далеко.

Учёный #5
«Итак, мы готовы дать свой ответ.
Думаю, все со мною согласны.
Вперёд мы должны идти, разве нет?
Пусть этот путь очень опасен».

Исав Лелока
«Вы заигрались этой игрой.
Вы же учёные. Что стало с вами?
Иаков, одумайся, ведь мы с тобой
Братьям подобно проект создавали».

Иаков (встав)
«Ты так уверен, что я не прав,
Я выпустил джинна, вытащив пробку?
Но признаться тебе, брат, пора:
Страх стал твоей чечевичной похлёбкой».

Лелока, поднявшись, вышел за двери,
Зная: потоп тот будет в крови.
Но был в себе царь Иаков уверен:
Времени он войну объявил.

VI
В лаборатории его ожидали
Двенадцать помощников-учеников.
Они жаждали новых заданий,
Жаждали новых Иакова слов.

Он встал по центру в белом халате,
И ученики его окружили.
Они разделят с ним проклятье,
Но позже. Они пока ещё живы.

Иаков
«Дети мои, вот моё слово…
Не делайте на юность скидку.
Ведь каждый миг – снова и снова –
Время людей обрекает на пытки.

И не поймать нам его, не измерить,
Ибо часов нет точных у нас.
Но мы создаём новую эру,
Новый отсчёт и центр масс».

И, подойдя к стене, он взглянул
Через окно на реактора сердце,
Жаркое сердце, только ему
Вряд ли дано будет согреться.

Иаков
«Фонтаны из атомов станут синхронны
С ритмами всех известных пульсаров,
А следующим шагом мы похороним
И Время. Задача, в общем, простая».

VII
Но тонкий мир волн и частиц,
Столь непонятный, оставим пока.
Вернёмся в мир реальных лиц,
Ведь скоро волна сотрёт их с песка.

В десять вечера ехал Иаков
Домой, для проекта окончив расчёты;
Вид ночной кирпичных бараков
Пытался ему напомнить о чём-то.

Открылись ворота с семейным гербом,
И въехал «Роллс-ройс» во внутренний двор.
Иаков вошёл семьянином примерным,
За чаем готовым вести разговор.

Да, разговор, поскольку Полина
Снова пошла в то кафе после школы.
Конечно, ему как родителю видно,
Приводит к чему чрезмерная воля.

Он прохромал к лестнице, крикнув
Имя её в резонаторе стен.
Не поднимаясь, шею он выгнул,
Чтобы увидеть мелькнувшую тень.

Полина
«Что ты орёшь? Я тебя слышу.
Готовлюсь ко сну я и не одета».

Иаков
«Беседа с отцом будет нелишней.
Спустись, чтоб тебя мне видеть при свете»

Вновь шаги. И в белой ночнушке
Спускалась она по лестнице вниз.
И вдруг на миг увидел он душу
Её силуэтом, что светел и чист.

Иаков
«Снова в кафе в переулке Дорожном
Была ты сегодня, нарушив запрет.
Ну неужели так тебе сложно
Уважить отца на старости лет?»

Полина
«Расставив камеры по дому,
Выдумал ты за мною следить.
Вся твоя забота – пустое.
Ты никого не способен любить».

Иаков
«Это неправда, ты знаешь, Полина.
Желаю тебе я только добра.
Но ты упряма. И есть причина:
Непримиримый с детства твой нрав».

Полина
«Я из кафе уволилась. Рад?
Надеюсь, ты спать будешь спокойно.
Ты можешь бросить обиженный взгляд,
Но мне уже почти не больно».

Она поднималась, а Иаков
Стоял, растерявшись, глядя ей вслед.
Но продолжал таинственным знаком
Скользить по сетчатке рассеянный свет.

VIII
Иаков вышел из гостиной,
Прошёл в кабинет службы охраны,
Где дюжина мониторов вместила
Весь особняк в чёрно-белых экранах.

Часы показали ровно 12,
Когда Полина стала пылью.
И в том кроваво-сером танце
Что-то… притягательное было.
 
§4 Дело закрыто
Ольховец, Польша,
Четверг, 0:20

 
I
«Она умерла, моя дочь умерла,
Взрываясь, она меня проклинала.
И нет ни единого в спальне угла,
Где б не было крови бусинок алых» -

Мантру опять и опять повторяя,
В полицию ехал Иаков в ту ночь.
Какие-такие силы забрали
Полину? И как их ему превозмочь?

Оставив водителя вместе с дворецким
Кровь отмывать в спальне Полины,
«Роллс-ройс» вёл Иаков, и это бегство
Для него было вряд ли постыдным.

Ведь это он войну развязал,
Он – боровшийся с Богом Иаков.
Но он – человек, он, конечно, не знал,
Что сам может стать объектом атаки.

Дальний свет фар в дороге пустынной
Найти в темноте объект не способен.
Никто не вернёт, конечно, Полину,
И разводить нечего сопли.

Вот, дальний свет коснулся фасада
Участка полиции с номером 2.
Иаков радиоактивным распадом
Распад своей души бы назвал.

II
6:02

В окно, что было всю ночь приоткрыто,
Ветер ворвался порывом коротким.
Но рот и глаза призрачной ниткой
Зашиты, но, жаль, недостаточно плотно.

И не сразу Несси поняла:
Ветер тот был холоднее, чем дома,
Ветер, который, словно игла
С дозою анестезии искомой.

Она поднялась, почистила зубы,
Душ приняла, надела халат.
Вопрос: кого сегодня сгубит
Испепеляющий Времени взгляд?

Она улыбнулась, открыв пакет чипсов –
Своеобразный завтрак, не правда ль?
Ответ: неважно, только в гипсе
Не отливайте всякую падаль.

Какого чёрта? Хватит слов,
С Феликсом ей нужно в участок.
Пора им лишиться всех цветных снов,
Узнав, кто был вновь разорван на части.

Кофе холодным чипсы запив,
Она в коридор вышла, одевшись,
Где ждал её Феликс. Впрочем, в архив
Сданы навсегда любовь и надежда.

III
Только никто их в участке не ждал,
Словно людей весь буран закрутил.
Люди носились вокруг, но куда
Смогут они в итоге прийти?

Феликс
«Тут что, проверка из Варшавы?
Чего здесь себя все, как психи, ведут?
Будто с утра на гвоздь сели ржавый
Те, кого видеть можем мы тут».

Несси
«Нам-то что? У нас есть доступ
К хранилищу всех важных улик.
Слиться с толпой нам очень непросто.
Пойдём, наступил размышления миг».

Вдвоём прошли они в комнату, где
Хранились в стальных ячейках вещдоки.
Словно врачи, перчатки надев,
Искали в делах потаённые строки.

Фото и слепки десятков следов
И разные биоматериалы
В ворохе мятых бумажных листов,
Молча, они изучать продолжали,

Когда обнаружила Несси в ячейке
Часы – золотые и с гравировкой,
А на прилепленном Стефаном чеке
Вписано «ПЕРВАЯ ЖЕРТВА» неловко.

Феликс
«Стефан нашёл их в мастерской:
Василию был в день смерти заказ.
Но не приложу ума я, на кой
Хронометр этот нужен сейчас».

Несси
«Часы идут, и «А.Т.Н.», -
Может, хозяина инициалы.
Их, безусловно, нужно сберечь –
Они свою роль ещё не сыграли».

Но вдруг дверь открылась, и к ним вошли
Три человека в гражданской одежде.
И впереди знакомых мужчин
Был некто хромой, но лишь невежды

Могли относиться с пренебреженьем
К тому, кто планету с дерьмом купить может
И лишних не смели делать движений
Полиции шеф и Стефан Гольджи.

Иаков (руки в карманах)
«Я полагаю, сие – экстрасенсы.
Вот вам посланье из мира тьмы:
Дело для вас закрыто, и вместе
Вы этот город покинуть должны».

Стефан
«Вы помогли нам, что мы очень ценим,
Но прав пан Иаков: дело закрыто.
В нашей цепи вы – слабые звенья.
Езжайте домой. И нас извините».

Полиции шеф только кивнул –
Переглянулись Феликс и Несси…
Вышли они, зная, что ни к чему
Им воевать этим утром чудесным.
 
 
Четверг и четвёртый Силуэт
Ольховец, Польша,
Четверг, 8:45

 
I
Тучи сгущались, и самолёты
Спешили взлететь, успеть до дождя.
Феликса с Несси лишили работы,
Только они, из такси выходя,

Выбросить из головы не могли,
Что же хромой Иаков задумал.
Но точно одно: до тлена прогнил
Их союз, недолгий в сумме.

Они вошли в зал, и Феликс любезно
Несси купил до Глазго билет.
А люди вокруг тонули, как в бездне,
В дыму дешёвых сигарет.

Феликс
«Ну, нам пора на разные рейсы,
Мы попадём, наконец-то, домой.
Скажи, что сейчас ты чувствуешь, Несси?
Я не попутчик, но и не конвой».

Несси
«Чувствую я, что Время пришло,
Нам с тобой вновь нужно расстаться.
Ты мне позвони как-нибудь, хорошо?
С весточкой из холостяцкого братства».

Феликс
«Тогда я скажу, пожалуй… Прощай.
Вряд ли удастся увидеться нам.
Наверняка мы в самом начале
Сеяли наших разлук семена».

Несси
«Надо бы сдать наш скромный багаж,
Каждый в свою очередь влившись.
Не надо искать в расставаньях кураж, -
Кажется, так психологи пишут».

И в параллельных потоках людей
К таможне шагали он и она.
Была Несси здесь и всё же нигде.
Ей обернуться бы… Но на хрена?

II
Борт «Эдинбургских Авиалиний»
Вместить сотни три пассажиров бы мог.
Об отправленьи уже объявили,
Когда Несси переступила порог.

Проверив билет, указала ей кресло
Бортпроводник по имени Ив.
Несси дошла до своего места
И села, глаза ладонью прикрыв.

Вёз на тележке стюард напитки,
Мимо неё катил он вперёд.
Не сделала Несси даже попытки
Найти где-то там второй самолёт.

Ремни пристегнув, отключив телефон,
Но не открывая глаз, она
Ожидала, когда, набрав свой разгон,
Взлетит самолёт – есть возможность одна.

Но там в небесах чёрные тучи
Клубились, как дым, затмевающий пламя.
Несси пройти предоставился случай
Шторм всех столетий – её испытанье.

III
Он поднимался сквозь облако гроз,
Казалось, быстрее молний бегущих,
На ямах воздушных прыгая, нёс
Всех пассажиров в небо послушно.

Треснуть по швам корпус грозился,
В стёкла стучался ливень, как в душу.
Кто-то рыдал, кто-то молился,
Кто-то в наушниках музыку слушал.

Но наступило внезапно затишье,
Словно над бурей летел самолёт.
Вдруг поняла она, что не дышит.
Несси глаза открыла, и вот –

IV
Над своей Библией замер священник,
Застыла соседка с бокалом у рта,
Остановились кровь тёплая в венах
И с молнией яркой сама пустота.

Причины узнать все старанья бесплодны,
Но это касалось лично её.
А рядом – в костюме сидел старомодном
Мужчина в цилиндре – Хранитель Времён.

Человек в чёрном костюме
«Я научился этому в детстве –
Жизнь останавливать очень забавно.
Я с Вами рад познакомиться, Несси.
Альфред – вот так себя я представлю».

Несси, раскрывшая столько секретов:
От Пирамид до глубин подземелья, -
Сидела, не зная, что и ответить,
Впрочем, моргнуть даже не смея.

Человек в чёрном костюме
«Едва я по моде стал одеваться,
Как устарел мой костюм, почти новый.
Я странный для Вас. Но куда нам деваться?
Мы далеко от земного покрова».

Несси
«Зачем весь этот карнавал?
Или убийства столь же забавны?
Первым отец меня «Несси» назвал,
И он всегда говорил только правду».

Человек в чёрном костюме
«Ответ Вы узнаете только тогда,
Когда с остальными встретитесь Вы.
Семья должна быть вместе, да –
Отец Вам об этом сказать не забыл?

Видите ль, Несси, душам людей
Тесно в своей кровяной оболочке.
Вот и увидел Иаков Адель
Души силуэт единственной дочки.

То же узрел и художник Станислав,
Только, боюсь, помешался слегка.
Дайте, Несси, ход своим мыслям.
Я к вам пришёл не валять дурака.

Новая буря грядёт, и загадки
Нет здесь, и вечность – лишь маленький круг.
Но чтоб в этот раз всё шло по порядку,
Хронометр мне верните, мой друг».

И лишь тогда она осознала,
Что утром вещдок с собой прихватила.
Несси достала часы из кармана
И на ладонь ему положила.

Несси
«Когда я смогу встретиться с Вами?
Многое б мы могли обсудить».

Человек в чёрном костюме
«Вас в честь известной легенды назвали –
Вот Вы как легенда должны просто жить».

И развернул Хранитель Времён
Малую стрелку в часах золотых…
А самолёт сквозь скрежет и стон
Ясного неба вскоре достиг.

V
Глазго, Шотландия,
Четверг, 12:00

В квартире уже она ещё раз
Вспомнила всё, что ей Альфред сказал.
Кто в этом бреде смог найти связь,
Тот и свою душу познал.

Несси разулась, сняла с шеи ключ,
Открыла им дверь комнаты тайной.
По волшебству хранился там луч,
Светивший из прошлого, сердце сжигая.

Здесь над пустой детской кроваткой
Множество фото в рамках висело.
Дверь заперла она, ведь обратно
Ей не вернуться. Выйти из тела

Мыслью отличной видится ей,
И способ один знает она.
А где-то над синью дальних морей
Летел самолёт в свет чудесного дня.