Дуэль с Полонской

               
      В ночь с 13-го на 14-е апреля 1930 года в новой квартире Катаева собрались гости. Среди них был Маяковский, который впервые зашел к Катаеву на его новую квартиру. И зашел потому, что сюда должна была придти Полонская. Он успел уже безуспешно поиграть в карты, которые сегодня не доставили ему обычного удовольствия. Сегодня он не пытался даже отыгрываться, что на него было совсем уже не похоже. Он пил, нервничал и ждал. Но вот появляются пришедшие с бегов Вероника Полонская, ее муж Михаил Яншин и Ливанов, тоже актер МХАТ.
      Маяковский просто рассвирепел. Он подошел к Полонской, чуть ли не оттолкнул от нее мужа, грубо схватил ее за руку и сказал:
      – Я знал, что вы придете сюда.
      Ничего не отвечает ему Вероника на это и проходит к столу.
      – Ревнует, следит, – мелькает у нее в голове, и это ее злит. – Ну и пусть следит, – заключает она, и, незаметно для себя, мысленно продолжила ведущийся с ним в последнее время бесконечный спор. – Вот ты осуждаешь меня. А что ты можешь знать о нас, женщинах? Когда я готова была бросить все и переехать к тебе, ты этого не захотел. А теперь я не хочу. Сердись, сколько тебе угодно. Это меня не трогает. – Она посмотрела на мрачного Маяковского, сидящего за столом от нее через одного человека, не притрагивающегося к еде, и недовольно вскидывает плечи.
      – О Господи! – выдыхает он.
      За едой никто его не услышал. Никто – только не Вероника. Ее чуткое ухо привыкло улавливать малейшие его звуки.
      – Невероятно. Мир перевернулся. Маяковский призывает Бога. Вы разве верующий? – обратилась к нему Вероника.
      – Ах, я сам ничего не понимаю теперь, во что я верю! – вырвалось у него.
      Когда, наконец, гости изрядно выпили и закусили, все обратили взоры на Маяковского, ожидая от него чего-нибудь эдакого. Но Маяковский молчит, зло поглядывая на Веронику, о чем-то оживленно беседующую с Ливановым. Тогда один из гостей решил сам поддеть Маяковского:
      – Владимир Владимирович, вам нельзя курить. Вы недавно заявили в своем стихотворении, что вы бросили это занятие. А сидите вот с папиросой, мнете ее.
      Все затаили дыхание. А некоторые вынули ручки записать какое-нибудь новое словечко, невзначай брошенное им, остроту, чтобы разнести ее завтра по всей Москве. Все напряженно ждали. А он бросает как-то вяло: – Мне можно курить, – берет со стола бутылку шампанского и пустой стакан и уходит в другую комнату, пить вино и мерить ее размашистыми шагами, как когда-то мерил поляну перед обрывом.
      Гости удивленно смотрят на хозяина, а хозяин, давно знавший поэта, разговаривает на своей стороне стола, не обращая внимание на их озабоченность.
       Вероника, выбрав момент, переходит в комнату Маяковского. Когда она вошла, он уже не ходил, а сидел на диване и пил шампанское.
      – Почему ты пришел сюда? Ты за мною следишь? – прямо с порога вступает в бой Вероника.
      Но Маяковскому сейчас не до выяснения отношений. Нервы его напряжены до предела.
      – Уходи! Уходи!! – кричит он, не в силах сдержать себя.
      Его обида на Веронику, как было сказано, заключалась в том, что она обманула его: сказала, что не пойдет, а сама пришла к Катаеву. Казалось бы, мелочь, пустяк. Но таков уж характер был у этого человека: он все преувеличивал. Каждая мелочь принимала в его глазах чудовищные размеры.      
      Как ни странно, на Веронику этот крик производит успокаивающее действие. Злость у нее проходит. Ей становится жалко его. Ей хочется как-то его утешить.
      – Володя, успокойся. Я люблю тебя, глупый. Зачем ты мучаешь меня и себя?
     Вероника садится рядом с ним на диван и протягивает к нему руку, чтобы погладить его как ребенка по голове – прием, к которому она прибегала, когда хотела его успокоить. Но на этот раз это злит его еще больше. Он с силой отбрасывает от себя ее руку и вскакивает как ужаленный.               
      – Убери свои ноги! – в неистовстве кричит он. 
      – Чего ты злишься? Я буду твоей женой.
      – Почему мне плохо? Не сейчас, а вообще, – говорит он, быстро ходя по комнате.
      – Володя, хоть на мгновение подумай и обо мне. Мне ведь тоже не сладко. Мне стыдно перед мужем. Он навещал меня в больнице, когда я делала от тебя аборт. Пришлось изворачиваться, лгать. У меня сейчас отвращение к физической близости. А ты не хочешь понять этого. Требуешь. Скандалишь. Ведешь себя грубо. В какое положение ты меня ставишь? Что подумают там, в соседней комнате. Они ведь всё слышат.
     Маяковский отходчив был. Загорался как спичка – и остывал мгновенно. Слова Вероники подействовали на него, и он, почти успокоившись, произнес:
     – Черт с ними. Пусть слышат. Я исправлюсь. Честное слово. Верь мне. Вот переедем в новую квартиру, и исправлюсь. Мы с тобой заживем! Ты родишь мне кучу детей.
      – В две квартиры на одной площадке.
      – Что?
      – Мы переедем в две квартиры на одной площадке.
      – Хорошо, в две квартиры. Но это будет?
      – Будет.
      – Я могу верить?
      – Можешь.
      – Значит – я могу думать и делать все, что для этого нужно?
      – Да, думать и делать.
      – Сейчас же пойду и всё расскажу Михаилу Михайловичу.
      – Только не это. Я не хочу, чтобы он знал. Пока – во всяком случае. Я по-своему люблю мужа. Сейчас он сидит там и нервничает, а я вот с тобой здесь.
      – Та;к ты меня любишь! Ты и меня любишь, и его. Знаешь, как это называется?
      – Володя! Ты ничего не понял.
      Маяковский выпивает два стакана вина подряд.
      –  Нет. Я все хорошо понял. Ты можешь сколько угодно клясться в любви мне. Я тебе не верю. Есть только один способ проверить это.
     Маяковский достает маузер. Вероника падает на колени.
      – Володя, убери пистолет! Ты будешь потом жалеть. Я прошу тебя, убери пистолет. Это не игрушка. За тебя прошу, не за себя.
      Маяковский наводит на нее пистолет.
      – Сейчас я тебя убью, а потом себя.
      – Ты испытываешь меня? Убивай. Мне тоже надоела такая жизнь. Я не мыслю жизни без тебя, скучаю, стремлюсь к тебе, а когда прихожу к тебе, что я вижу? Обиды, злость, нежелание понять меня – и эта исступленная ревность! И мне хочется бежать от тебя. Разве о такой жизни с тобой я мечтала?
      Слезы подступают к горлу ее.
      – Ты испугалась, что я тебя убью? Не бойся. В пистолете нет пули.
      – Негодяй! – В слезах Вероника выскакивает из комнаты.
      – А в пистолете пуля-то есть. Но только одна. И эта пуля, может быть, для меня. Не знаю… Как повезет.
      Маяковский вынимает пулю из пистолета, смотрит на нее…
      Гости в соседней комнате, услышав последние слова Маяковского, забеспокоились. Хозяин стал их успокаивать:
      – Ну, что вы беспокоитесь, в самом деле? Маяковский не застрелится. Эти современные любовники не стреляются.
     Когда Маяковский вернулся к столу, он увидел Веронику, опять флиртующую с Ливановым. Но это в нем уже не вызвало ревности. Он, который ревновал ее в последнее время по самому пустяшному поводу ко всем, даже к ее собственному мужу, на этот раз остался  абсолютно спокойным. Он подходит к столу, садится через одного человека от Вероники на свое место и записывает в свою записную книжку: « Думать и делать?» Затем вырывает лист, комкает его и передает через соседа Веронике. Она читает, кивает и улыбается. И ему становится весело и легко. Обид и сомнений как не бывало. В его душу возвращается снова покой. Он сидит тихий, бледный, от переживаний бессонной ночи, смотрит на Веронику и думает:
     – Неужели это я, всего каких-то два дня назад, написал в предсмертном письме эти строки:

                Как говорят–  «инцидент исперчен».
                Любовная лодка разбилась о быт.
                Я с жизнью в расчете, и не к чему перечень
                взаимных болей, бед и обид.
     Гости начали расходиться. Маяковский подходит к Полонской, которая в это время у двери прощалась с Катаевыми.
      – Норик, а все-таки вы очень хорошая. У вас очень нежная рука. Погладьте меня.
     Она бы и рада была это сделать, но рядом стоял муж, и она заспешила к выходу.
 
                П р о д о л ж е н и е  з а в т р а