Поэма первая. Пирамида. Глава 4

Зима 1998: Локти и коленки

Жизнь – предел, мой череп – могила,
Путь прекратится дольний дальний.
Падальщик знает – он чует за мили
Запах синильный, запах миндальный.
Станислав Козырецкий,
«С.Ю.Р. Анализаторы»

 
Позавчера
I
После всех галактических миссий,
После сражений в межзвёздных пространствах
Спустился он в повседневные мысли.
А в них так трудно разобраться,

Когда тебе двенадцать лет,
А на Земле до жути скучно.
Летать на Земле? – на это запрет,
Здесь в небесах лишь грозные тучи;

Здесь узнают люди, что живы,
Только от маленьких лысых врачей;
Здесь чистый снег сметают машины –
Весной чтоб растаял, грустный, ничей.

Но – зачем печалиться? Тем боле –
Через два дня уже Рождество.
Забудет он надоевшую школу.
Забыть бы ещё кое-кого…

II
Прокручивал он, лёжа в постели,
События дня, вмёрзшего в лёд.
А за окном ведьмы-метели
Колдуют – сейчас этот день оживёт…

1
Из-за будильника, рвущего мир,
Он, проснувшись, скомкал сны.
Но понял не сразу, что за эфир,
Что за реальность, включена с ним.

Но понял вскоре: это утро,
Смотрит на запад флюгера тень.
И, программе следуя будто,
Он начинает свой новый день:

Он умылся и зубы почистил,
Сделал на завтрак себе бутерброды,
Собрал рюкзак, оделся быстро
И крикнул: «Я в школу!» перед уходом.

Он вышел в уже завершённый рассвет,
Далее – вниз по скользким ступеням…
«Не хлопай дверью!» - крикнули вслед
Мама с её феей крёстной – Мигренью.

2
Вдох – и войско игл снежных,
Впиваясь, таяло в горле его.
Выдох – и души их облаком нежным
Прочь уходили. Да, он живой.

Он шёл  в школу, но хотел ли?
Так может, скинуть этот рюкзак,
Раздеться и бросить в снег своё тело,
В блеске купаться до рези в глазах?

Он улыбнулся, но не суждено:
Машины начали снег убирать,
И вырастал тот серой стеной
На обочинах, чтоб в пыли умирать.

Он шёл вперёд, его приглашали
Витрины кафе и киноафиши;
Видел семей во дворах с малышами,
Что снеговиков украсить вышли.

Он махнул рукой кузену,
Что торговал ёлками в парке.
Ещё снежком он кинул в стену
С рекламой пляжей в тропиках жарких.

Кто на работу, кто в супермаркет –
В машинах людей проехала сотня.
И засияли необычно ярко
Розовым светом школьные окна.

Дети спешат туда. Их научат,
Что предков своих чтим мы и помним.
Дети сбивались льдинками в тучу,
В источник слёз и диких молний.

3
Вот его класс – третий этаж,
Вот его друг – нет лучше на свете
{Но даже с ним герой юный наш
Не путешествует к сердцу кометы}.

Вот его парта – возле окна,
Сзади – принцесса Вселенной безбрежной
{Но видеть не может даже она
Печаль мальчишки в искрах снежных}.

4
Учитель
«Наше сердце зовут иногда
Сосудом состраданья и любви.
Так давайте скорей заглянем туда;
Какой же нам откроется вид?

С массой восемь-десять унций
Прав не имеет оно на отказ.
Ведь за час сердца наши бьются
Четыре-пять-шесть тысяч раз…»

Клапаны, систолы… цифры, слова…
Ему от того хотелось кричать;
Сердце – не мясо, и только болван,
В обратное веря, может так лгать.

Но эта ложь убедительна, да,
Каждому слову верили дети.
Он знал, что жив, почти всегда,
Но испугался впервые он смерти:

Кто час ухода ему предрешит?
И скоро ль в нём гроздья боли созреют?

Учитель
«…Считают, что сердце – обитель души,
Но это – лишь представления древних».

5
Когда-то давно жил человек,
Добрый волшебник, истинный гений.
Это он придумал белый снег,
Это он придумал перемены,

Чтобы в снежки дети играли,
Чтобы краснели щёки, как розы,
Чтоб наслаждаться вкусом миндальным
Жвачки с приятной остринкой мороза.

Через минуту – начало урока,
Но лишь наш герой на небо взглянул.
Кто там плывёт в море широком?
Мальчишка с улыбкой ему подмигнул.

Звонок! И он опять поднимался
В класс (а щёки горели огнём),
Не видя, что тенью страх увязался,
Страх, придуманный злым колдуном.

6
История. Только смотрел он в окно,
Словно парта – наблюдательный пост
{Снег холодный! Это знают давно,
Но мир вокруг не так уж прост:

Если снега так много в мире,
То охладить нужно что-то скорее.
Так мамонт в лёд закован в Сибири
В память о древних землях Пангеи.

А если машины снег уберут,
Что тогда? Ответить несложно:
Тогда через город проложен маршрут,
И что-то вернуться из прошлого сможет}.

Учительница
«Мистер!!! Ох, наконец, пробудились.
Скажите, раз ждать ещё долго весны,
На сколько фратий навахо делились
В год окончанья Гражданской войны ?»

Он под смешки одноклассников встал
И, сквозь неё глядя, ответил:

Он (тихо)
«”Что-то идёт в наши места” –
Сказали навахо пред рассветом…»

7
И на крыльце, пока шла перемена,
Он стоял вместе с другом своим.
Беседа велась среди джентльменов,
А снег опять всё валил и валил.

Друг (передразнив)
«”Что-то идёт в наши места” –
Ну ты дал! Чёрт, шоу – класс!
Жаль, тебе двойку влепила Глиста,
А-то б попросил повторить ещё раз».

Он
«Что-то не то творится со мной:
Странное чувство какой-то угрозы,
Словно я здесь уже очень давно,
Словно старик я (с ужасным склерозом)».

Друг (играясь с зажигалкой)
«Да, я заметил эти «отлёты»:
Ко мне перестал совсем заходить.
Друзьям, даже ей, уже неохота
И просто «привет» тебе говорить».

Он не ответил – только кивнул,
Чувствуя, что внутри закипает.
И мальчик понял тогда, почему
Землю раз в год снег покрывает.

8
Он не хотел домой возвращаться –
Помнил он о фее крёстной.
Но больше не мог он по улицам шляться:
Ветер прогрыз его хрупкие кости.

Вот, он дошёл по снежным барханам
До магазина (продрог бы иначе).
И, согревая пальцы дыханьем,
Он внутри осматриваться начал:

Тысячи дисков, на стенах плакаты,
И две колонки во главе угла
Звук источали цветным ароматом:
Музыка здесь товаром была.

Завидев его, продавец темнокожий
Рукой замахал, его подзывая.

Продавец
«День сегодня очень погожий:
Метель за окном аж завывает».

И, улыбнувшись, шагнул он вперёд,
Всё продолжая греть свои пальцы.

Он
«Метель не воет, а поёт –
Вы-то способны во всём разобраться».

И продавец от души рассмеялся,
Словно давно ожидал этой встречи.

Продавец
«Что ж, тогда диско, свинг и вальсы
Лучше любой приветственной речи».
____________
Они в магазине были вдвоём,
Машины на улице снег убирали.
Солнце, клонясь, искало свой дом,
Чтоб умереть (но до утра ли?)

Диски, кассеты, даже пластинки –
Он средь сокровищ словно ходил.
Звук с тишиной сошлись в поединке,
Звук тишину (пока) победил.

Продавец
«Здесь всё – Чайковский, Элвис, Синатра,
Есть «Пинк Флойд» и «Стена» - их альбом.
А что молодёжи ныне приятно?
Ритм какой в поколеньи твоём?»

Он
«Ритм такой же, как и у Вас:
Маятник, только качается чаще,
И происходит в двенадцатый час
Событие в хронологии нашей».

Продавец
«Ты клёвый, мы б поболтали,
Но сядет солнце очень скоро.
Так что хватай любой диск, хватай и…
Беги, пока ещё спит этот город».

9
Всё это правда, ведь каждой ночью
Неоновой лампой Луны око светит,
И с тайным дыханьем, с жизнью порочной
Знакомят мальчишек улицы эти.

Заведенья, лишают что денег и снов,
Афиши кинотеатров кричали
(Шло в двух залах такое кино:
«Три лесбиянки» и «Джонсон. Начало»).

Но… глаза слипались. Он зевнул;
Он без того погулял хорошо.
Снег уже убран – и потому
Дорогой неона домой он пошёл.

10
После всех криков мамы о том,
Что он «слишком молод для гулянок»,
Она заткнула фею сном,
Запив «амигрен»  какой-то дрянью.

Но слушал «first noel» он – песню метели
И музыку космоса с нового диска;
И вновь покидал он Землю и тело,
Мечтая о звёздах –
III
…они уже близко.

Вчера
I
Не ожидал он увидеть, проснувшись,
Возле кровати сидящую маму.
Придётся кому-то молчанье нарушить,
Чтоб не зажгли стыд и страх пламя.

Мама
«Прости, мой мальчик, я вчера
Ругала тебя. Но ты ни при чём.
Может, пришла уже пора
Поговорить о взросленьи твоём».

Он же подумал: «Чего говорить,
Пустыми словами бросаться опять?
Знают все, куда ведёт нить:
Взрослеть – значит всегда убивать».

Мама
«Я понимаю, такие вопросы
Не обсуждают мальчики с мамой,
Но без отца ты становишься взрослым.
Расскажи. Это всё между нами».

Опять! И никак не мог он разобрать,
Он у отца иль у матери пленник.
Может быть, хочет она обогнать
Новый чарующий приступ мигрени?

Он
«Последний школьный день сегодня.
Отстань от меня в канун Рождества»

{Может, поэтому в царстве подводном
Так одиноки все существа?}

II
Он вышел раньше, но не через силу,
По снегу пройтись, как навахо индейцы,
Пока на тропу войны не ступили
Могильщики-дворники чёрствые сердцем.

Нет машин и людей не видать –
Прекрасно, чтобы гулять босиком.
Он наклонился шнурки развязать…
Но хищник таится перед броском.

Он выпрямился, стал озираться:
Улица та же: пустошь и тишь
{Что я дрожу? Мне же двенадцать!}
{Да, двенадцать – ты просто малыш}.

Де Голль бы назвал сие «d;j; vu»,
Но всё и вправду раньше было.
Просто старую да гнилую траву
Снегом юным ныне покрыло.

III
Призраки любят тоннели метро,
Мальчишеский страх любит зрачки.
И этот страх едва виден порой,
Но он способен рвать мозг на куски.

Именно это случилось, когда
Он мимо парка опять проходил:
Там замёрзшая когда-то вода
Шептала вновь – кто-то фонтан оживил.

Он прошёл под заснеженной аркой,
К фонтану с прозрачной ледяной плёнкой,
А у шоссе на окраине парка
Кузен расставлял последние ёлки.

Кузен
«После морозов месяц назад
Фонтан превратился словно в кристалл.
А тут я не знаю, что и сказать.
Словно спасеньем кому-то он стал…»

Да, это так. Спасение, да!
Дальше не слушал мальчик кузена.
Слабо, но всё же журчала вода;
Одна, но упала слезинка на землю.

Кого он боялся и что за спасенье?
Он не знал. Но важно ли это?
Где-то вдали – голос кузена:
«Брось туда, пока можно, монету».

Он улыбнулся и начал искать
Средь жвачек и бутылочных крышек
В кармане то, что не мог потерять:
Вот, монетка с профилем мальчишки.

Успела монетка со дна подмигнуть
Солнечным светом ему на прощанье.
И в миг лишь один лёд затянул
Весь фонтан коркой хрустальной.

IV
Времени море – он так считал,
И он решил через площадь пройтись.
Там, разделяя парк и вокзал,
Большая ель стремилась ввысь.

Эта огней и ламп когорта,
Игрушек и мишуры легион!
И если б она не была мёртвой,
Он, как любимую, ;бнял б её,

;бнял бы так, как давно в детстве
Он обнимал яблони в парке.
Но ёлке рождественской он отдаст сердце
Вечно пульсировать лампочкой яркой.

Он уходил, как шагов его эхо,
И вскоре он дошёл до школы:
Двор заполнялся детьми и их смехом.
Кто скажет, что нет цветов в снежном поле?

V
Он не слушал про Африки зной,
Не думал о маме и Рождестве,
Не чувствовал взгляда подруги спиной.
Он думал: родится ль он снова на свет.

Что, если нет? Если за дверью
Космос, не знающий зиму и лето?
Он не желает этому верить,
Он не желает взрослости этой.

Он проглотил миндальную горечь,
Прошлых смертей вкус сумел ощутить.
И этот жизни огненный обруч
Последний звонок сможет лишь разрубить.

VI
Так вод мечты о звёздных полётах
В страх превратятся («А что будет после?»)
Игры заменят война и работа.
Снег на обочинах – это мир взрослых.

VII
Урок был один. Он вместе с другом
Шёл в центр города из школы.
Не серое небо теперь вестник вьюги,
А серый асфальт и воздух игольный.

Друг
«Помнишь, мы к Андромеде летали,
Играя в «Стар трек» или типа того?
Может, раскроешь, наконец, тайну,
Где ты сейчас и где ночь ты провёл?»

Он
«Опять ты про мои отключки?
Это всё – слишком длинный рассказ.
Не объяснить мне это научно.
Но, знаешь, впервые я здесь и сейчас».

Друг
«Здесь и сейчас! Звучит охрененно,
Но ничего не дало это мне.
Слушай! твоя… принцесса Вселенной…
Может, тебе… трахнуться с ней?»

Остановился он вбитым гвоздём,
Глядя на снег, смешанный с грязью.
Лицо его запылало огнём.
Там впереди… {лес непролазный}

Друг (обернувшись)
«Да ладно тебе. Это же шутка».

{Нет! Всё не так! Всё должно быть не так!}

Друг
«Ты так смотришь… Даже жутко».

{Это мне жутко. Понял, дурак?}

И они направились в кино –
Ещё ранним утром они так решили.
Глупая шутка забыта, но…
За ними следят из старой машины.

VIII
Он ждал у входа в супермаркет
Рядом с Сантой без бороды.
Все горожане скупали подарки,
И каждый мимо них проходил.

В свой колокольчик Санта звонил
И бормотал что-то: что – он не слушал.
На площади вновь загорались огни –
Может, погаснуть им всё-таки лучше?
____________
Друг, наконец, на улицу вышел,
В руках он держал бумажный пакет.

Друг
«Эх, там в магазине жарища!
Брат, извини, но колы там нет»,

Едва заглянул он внутрь пакета,
Ахнул он, словно монстр был близко.
С крышкой блестящей, словно монета,
То была бутылка виски.

Он
«Я хотел пить, а не напиться.
Что с тобой происходит такое?
Куришь за школой, стал материться.
Думаешь взрослым стать с этого пойла?»

Друг
«Это с тобою что-то не то:
Питером Пэном  себя возомнил.
Мечты о звёздах? Бля, никто
В двенадцать не видит о космосе сны!»

Он (вздохнув)
«Ладно, проехали. Может, в кино?
Иначе сейчас мы с тобой подерёмся».

Ведь есть для мальчишки другое вино:
Кровь, что пьянит, как зимнее солнце.

IX
Они направились к кинотеатру,
Опять пошёл снег, приторно белый.
Машина. Сиденье. Сто глянцевых кадров.
Из этих двоих выбор – был сделан.

X
Было два зала. Было два фильма:
«Три лесбиянки» и «Джонсон. Начало».
Встала задача тогда перед ними:
Чтоб билетёры их не замечали.

Они проскочили, и друг был уверен:
Они пришли смотреть «лесбиянок».
Но он же сам вошёл в те двери,
Что о Джонсоне фильм открывали.

«Эту хрень смотреть я не буду» -
Друг сказал и ушёл к «лесбиянкам».
Он же здесь, как чёрно-белые люди
На экране, неестественно ярком.

Он притаился на заднем ряду
(Зал вообще был полупустой).
Что он здесь делал? Словно в бреду,
Но видел он и слышал всё:

Документальный фильм о Вьетнаме,
Политике и бунтах студентов.
Вот в кадре – снежно-белое пламя,
Стычка с полицией, и где-то

Мелькали на заднем плане плакаты
С именем «Джонсон» и словом «Убийца».
И среди слёз и вечных проклятий
Увидел он то, чему не забыться:

"Я ТЕБЯ НАШЁЛ" - плакат
Держал, ухмыляясь, какой-то старик.
Камера двигалась, но этот взгляд…
Мальчик с трудом подавил крик.

Я ТЕБЯ НАШЁЛ!!! – Пот тёк по спине.
Я ТЕБЯ НАШЁЛ!!! – Мальчик дрожал,
Закрыл глаза он, мир почернел.

Голос за спиной
«Ваш билет?»
И он закричал.

XI
Крёстная фея мамы вернулась,
Пыталась она уснуть в своей спальне.
А он, прожёванный зубьями улиц,
Жалел, что сейчас, как друг, не пьяный,

Засыпая в своей холодной постели,
Пока за стеной расчищали дороги.
{Падальщик-время, ешь моё тело,
Только мою душу не трогай.}

Сегодня
I
Можно сказать, что пришло Рождество
Совсем, казалось, незаметно;
Вроде бы так, но не для него:
Ибо особенным будет день этот.

Начать с того, что спал он хреново:
Чёртов старик всплывал в каждом сне,
Чёртов старик шептал одно слово,
Слово простое: слово «шоссе».

II
С кровати с трудом сумел он подняться,
В душ прошёл – всё тело болело
{Знаешь ли ты, что мальчишки в двенадцать
Собраны лишь из локтей и коленок?}.

III
Как змей, оболочку за оболочкой
Он смывал… и смывал с наслажденьем
{Знаешь ли ты, что поставлю я точку,
Когда лишишься ты даже тени?}.

IV
В спальне мамы – «амигрен» недопитый,
Она ушла, может быть, в магазин.
{Знаешь ли ты, что с ночи закрыты
Все супермаркеты вблизи?}

V
Он вышел во двор – тишина оглушала;
Он один – не наказан и не прощён
{Знаешь ли ты: это только начало?
Знаешь! Ведь ОН ТЕБЯ НАШЁЛ!!!}

VI
Здесь. Нет мамы. Знал он: нет друга,
Кузена нет и принцессы Вселенной.
Маленький мальчик, должно быть, испуган,
Именно так: это взросленье.

Именно так: все люди исчезли,
Оставив трупы снеговиков.
Время пришло, и небесная бездна
Изъяла свидетелей. И он готов.

Готов на шоссе встретить убийцу,
Хоть и дрожат колени от страха.
Он хочет плакать, но не молиться:
Глух уже Тот, Кто воздвиг нас из праха.

VII Убийца
Шоссе очищено от снега,
Лиловою лентой тянулось оно.
Но места и времени нет для побега:
Здесь и сейчас пребывать нам дано.

По чистой дороге мчалась машина:
То был старый чёрный Кадиллак.
Была тому, предельно, причина:
Настало время убийства. Всё так.

Дряхлый старик – ему больше ста –
Привык ломать чужие судьбы.
”Что-то идёт в наши места” –
Это о нём – о Душегубе.

Фары зажглись, давил он на газ,
Для ветхой машины это предел;
На дикой скорости в сотню миль в час
Он свой цилиндр любимый надел.

В юности он убивал стариков –
И сам не старел, в том не видя вины.
Но не избежать не смог он оков
И не казнил ветерана войны –

Последняя жертва так ускользнула,
Он ждал и взрослел, он ждал и старел:
Тюрьма – лишь медленная пуля,
Но ты – единственная цель.

Последняя жертва ныне – мальчишка
(Зовут реинкарнацией это).
Ревёт мотор без передышки
На длинном шоссе лилового цвета.

VIII
Он шёл по улицам мёртвым,
Знал: свершилась ночь святая.
Значит, уже поздно слать к чёрту
Всё, что его к той дороге толкает.

Вот, рассекло мир пополам
Шоссе, рекою способное течь.
И сказал, кажется, кто-то из лам:
Есть реки, которые не пересечь.

На той стороне рос тёмный лес –
Может, туда весь город ушёл?
Иль всё же это – шутка небес?
Не важно. Всё будет хорошо.

Вот этот путь, на котором я умер
И детство оставил я за спиной.
«Я вернусь, - вдруг мальчик подумал, -
Я бросил монетку в фонтан ледяной».

Ты просчитался, Убийца, маленько.
Пусть он, шагая, от страха, льёт слёзы.
Собрали его из локтей и коленок,
Но словом последним пусть будет «Звёзды».

IX
Стал где-то там тишину надрывать,
А вскоре взрывать, рык Кадиллака.
Мальчик ступил на промёрзший асфальт,
Льдинками талыми тихо он плакал,

Но чувствовал он, как рвутся к свободе
Два сердца из раскалённой стали:
То, что дано от рожденья природой,
И то, что сейчас лишь словно восстало.

Он отвернулся от фар (а Убийца
В кабине свой цилиндр поправил).
Словно луч солнца, он хочет пробиться
Сквозь серо-небесный облачный гравий.
____________
Его от удара подбросило вверх,
Стекло лобовое череп разбило.
И пал на землю Человек,
И ветром душу его уносило.

Визг тормозов – Кадиллак, развернувшись,
Встал и больше не сдвинулся с места.
А мальчик лежал в свете фар, улыбнувшись
Звёздам-снежинкам, младенцам небесным.