Нагорная проблема

Встала, встала, встала,
Социальная проблема с экрана.
И из зала, из зала, из зала,
Бесовщину людям прокричала:
                «Я стреляла, стреляла, стреляла
                И убивать уже всех устала.
                Что же вы сидите в зале,
                Как на смерти маскараде.
Кровь и слезы, трупы, грезы,
Вера ставит нам вопросы.
Кровь, и Мир в её  захлебе.
И нагорная проповедь в споре.
                Только Каин с раскаянием и тревогой. 
                Просит милости злу с божьей волей.   
                Мир, похоже, права ищет другого,               
                Без прощения зла в нем лихого.
Но бедна идей казна
И нагорная слеза,
Не спасет мир от зла.
Да и жизнь уже не та,
                Ведь кругом идет война.
                И Мир волнует лишь она.
                А где слеза, там и деньга.
                В них прощенье, как беда.
Распад общественной души,
Как в гладиаторской дали.            
И беспредела, зла костры,
Зовут к забвению красы.
                С нагорною мольбой своей,
                У костра суд идет людской.
                И я, с небес своих взываю,
                Прозрений судьям их желаю.         
И вот костер во мгле ночной,
Заговорил уже со мной.
Будто косою, вековой               
Не поле брани, не святой,    
                Срезает истину с бедой.               
                Мешая с сорною травой.
                Да не готов сей мир понять,
                Что и за зло надо прощать.
Где истина, кого карать?
За что, кого и где распять?
Так чтоб греха душе не знать.            
И за измену не страдать.               
                «Пусть Каин сам идет к кресту
                Казнить насилия душу».
                Я слышу голос из костра,
                Это в дыму душа моя,
Шагая с дымом по огню,
Явила мнение суду.
Сам я в нем глупость ворошу.
По сути казни её прошу.
                Костер трещит, будто хохочет, 
                Душе моей проклятье просит: 
                «Злодей на казнь сам не пойдет,
                Спасенья в этом люд зря ждет».
Душа на угли воду льет.
Лютует, и в огне ревет.
Но ветер мысль в костер несет.               
И суду костра поет:
                «А жаль, простить или забыть?   
                И как когда и как все ж быть?               
                Да, глупость в казни велика,
                Но, без мести и большего зла, 
                Потеряет зло страх навсегда».         
И где же выход, боль людей.               
Костер решений ждет идей.   
«Когда ж, когда, на эшафот, 
Глупость с насилием пойдет?»
                Ветер душу мыслей рвёт,            
                Как на казнь меня зовет:
                «Ты бесовщина много мнишь,
                Зря о любви за зло твердишь.

Кем ты себя тут возомнила?
Нагорной милости просила?
Поверь, не будет никогда
Прощенье злу ведь для огня.
Прощенье  ветер у костра».            
                Прощенье божье проклинал! 
                И общей карой всех пугал.
                И кто рассудком тут глупил?               
                Костер раздумий дождь тушил.
Но он горел, и что в нем зря?   
Себя и божий мир кляня,
Горел костер во мгле идей,
Взывая к разуму людей.
                Вот бесовщина в огонь села         
                И стоном страсти всем пропела,
                Чтоб выбивали клином клин,
                Но возмутился тут ангел один.
Он вроде, как сошел с небес,      
Только уж с карою чудес.
Из бесовщины слезы, смех,
С воем воскрес во страх небес.   
                И черная её душа
                У покаяния креста.
                О спасенье запросила,
                Где же ты спасенья сила?             
Тут небо на костер легло,    
Стало вдруг тихо и темно.
И вот уже святой водой,
Залила спор почти пустой.
                Тут доброта, взяв крест с собой,
                Пошла с ним карой в храм святой.
                * * *
30.03. 09.