Пайдерос - любовь отрока роман 109

Пайдерос - любовь отрока (роман) (109)

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ


"Пробуждение"


Глава 109.

В душном августе произошло то, чего мы так ждали, на что страстно надеялись.
Кармен проснулась от долгого сна и первым, кого увидела был Манолис.
Как сложилось всё в сознании её, какую картину выдало воображение, какую мозаику сложило оно из разрозненных кусков?
Что она вспомнила, что осталось за гранью проснувшегося сознания и ожившей памяти?
Первые минуты, часы и дни пребывания в мире живых были трудны.
Стали ношей, которую нужно вынести с честью. Преодолеть с ней трудный подъем и остаться в живых.
Остаться в живых...
Кто станет последним героем, кто получит высшую награду в тяжелой гонке-игре?

Здоровье дочери восстанавливалось. Физические силы крепли.
Не восстанавливалась в полной мере... память...
Я не знала, что именно не воспринималось сознанием её.
И... вновь терпеливо ждала.
Но к ожиданию прибавилось что-то еще.
Невероятная тревога.
Тоска.
Понимание - я последние дни нахожусь рядом со своим мальчиком.
Совсем, совсем скоро его оторвут от моей груди. Вложат в руки матери.
А мои руки останутся навсегда пустыми.
Протянутыми к пустоте и пустоту сжимающими...
Я сходила с ума.
Жалость к больной дочери перебивалась странным... новым чувством.
Я не могла найти ему достойного названия. Ибо ничего достойного в нём не было.
Пыталась скрыть своё состояние, как раньше пыталась скрыть немощь.
Марк был рядом.
Понимал ли, что происходит со мной?
С душой моей.
Он молчал.
Вздыхал украдкой. Делал уколы и заставлял пить витамины.
Я подчинялась.
Понимала - силы терять нельзя. Я нужна детям. Нужна при любом исходе.
Выздоравливающей дочери и крошечному существу.
Мальчику, без которого не мыслила существования, считая своим по какому-то, одной мне известному праву.
Полагая - никто, никогда не сможет любить его так, как люблю его я.
Не сможет дать столько тепла, сколько даёт моё сердце...

Шли дни.
Дочь молчала.
Она ни разу не заговорила о ребёнке.
Словно факт его рождения остался за рамками её восприятия. Был белым пятном на карте сознания.
Я не знала, что предпринять.
Не имела права обрушить на её голову убийственную информацию - раскрыть существование сына, о котором она не спросила ни разу.
Я пыталась придумать что-то.
Изобрести... "намёк".
Заставить её мысли войти в нужное русло...

Я собирала детский альбом, состоящий лишь из фотографий малыша.
Те, где ребёнок был на моих руках, или руках Марка... удалила...
Иначе пришлось бы отвечать на естественные вопросы Кармен, ответы на которые могли сжечь сердце страшным огнем...
Именно поэтому я решила сделать... просто альбом. Некую хронологию детской жизни. От первых дней её до сего времени...
Что скажет она, рассматривая эти страницы?
Какие чувства всколыхнутся в сознании матери, когда она посмотрит на мальчика с... её глазами.
Я трепетала.
Чувствовала себя человеком, который восходит на гильотину.
Но понесла, понесла альбом дочери, и предложила посмотреть - как ей нравится этот человечек?

Я не могла понять, что происходит в её сознании.
Моё собственное мутилось и почти покинуло меня. А Кармен... равнодушно листала альбом.
Казалось, тонкие пальцы захватывают сразу две страницы.
Захватывали бы три... если бы она не боялась обнаружить неприличие своего поведения...
Она молчала.
Наконец... отложила альбом, посмотрела на меня и начала разговор с того места, на котором прервал его странный просмотр...

Домой я приехала окрылённой.
Понимая неправильность происходящего, я... тем не менее радовалась.
Радовалась - ещё не сегодня, не сейчас отнимут у меня моё сокровище.
Ненаглядного ребёнка.
Радовалась - смогу ещё жить и дышать.
Понимала - это лишь временная передышка. Надышаться перед смертью никому не удавалось.
И всё-таки... всё-таки...

Звенья дней сплетались в длинную цепочку.
Хотелось, чтобы была она прочной. Чтобы слабых мест в ней не было.
Но...
Были, были слабые звенья в этом плетении: не могла моя девочка вспомнить главного. Того, что обязано было возникнуть в памяти, но не возникало.
Какие барьеры выстроило сознание, не давая вспомнить о ребёнке?
О романе её коротком.
О решении сохранить зародившуюся в ней жизнь.
О мужчине, которого встретила в жаркой Элладе.
Лицо её было спокойным. Безмятежным.
Врачи сошлись во мнении - не вкладывать в голову Кармен "насильственно" информацию о событиях, предшествовавших трагедии...

А она говорила о Греции.
За окном желтела ранняя осень, а девочка моя бредила жаркими солнечными днями.
Морским ветром.
Ароматом южных растений.
Нежно встречала Манолиса и часами говорила с ним о его несравненной родине.
Сказочной стране её детства.
Но иногда...
Иногда я видела... она думает о чём-то ином. Думает напряжённо.
Лоб её хмурился, уголки губ опускались.
Казалось... сейчас... вот сейчас она посмотрит на меня другими глазами. Глазами, в которых засветится прозрение.
Какие слова сорвутся с её губ?
Какие вопросы?
Я готова ответить на любой.
Восстановить все события, которые произошли в то время, когда была она погружена в сказочный сон.
Но лоб разглаживался и вопросы не срывались с губ.
У постели дочери меня сменял Манолис, а я ехала домой.
Туда, где ждал ребёнок, улыбающийся счастливой улыбкой мальчик, протягивающий руки к своей... "мабе".

Я не разделяла мнения врачей о непременном молчании и сокрытии факта рождения ребёнка. Но подчиниться была вынуждена - слишком хрупким
было душевное равновесие дочери...
А она хотела в Элладу.
Начать всё с чистого листа.
Вспомнить всё... или всё забыть...
Влюблённый Манолис искрился от счастья. Говорил, какой заботой сможет окружить Кармен, как хорошо ей будет в его доме.
Они будут ходить на яхте.
Совершать прогулки по водам тёплого моря.
Дочь с восторгом слушала. Кивала и жмурилась от удовольствия.
Решение уехать крепло. Набирало силу.
Я не видела причины, по которой могла бы не желать этой поездки.
Поездки к истокам.
Что ж...
Пусть будет так, раз не может быть иначе...
Решение было принято.
Мосты сожжены.
Врачи убедили не говорить Кармен о ребёнке.
Манолис клятвенно заверил - с его уст не сорвутся неосмотрительные откровения...



РИНА ФЕЛИКС