Это не стих. Это так

Вы когда-нибудь задумывались о справедливости мироздания? Конечно, задумывались. Все задумывались. Почему честные люди часто бедны, а нечестные – богаты? Почему глупые люди счастливее умных? Почему праведники страдают больше грешников? Почему, в конце концов, умирают дети?...
А я вот не задумываюсь. Запрещаю себе думать. Умеете ли вы запрещать себе думать о чем-то? Запрещать себе думать о хорошем, чтобы не сглазить? Запрещать себе думать о плохом, чтобы не накаркать? Все так делают, это нормально. Это правильно. Но правильно ли то, что я запрещаю себе думать о том, что почти каждый день умирают дети. Дети, которых я видела вчера или на прошлой неделе. Дети, к которым я уже привязалась или вот-вот привязалась бы. Запрещаю себе думать о них, дабы не сойти с ума.
Дети, не способные отличить причастный оборот от деепричастного… Дети, читающие стихи, как артисты большой сцены… Дети, совершенно не умеющие читать стихи. Или вообще – читать… Дети, не видящие разницы между глаголом и сказуемым… Дети, не видящие вообще… Дети, не умеющие писать правой рукой… Дети, не имеющие правой руки…
К чему все это? Я учитель. Простой учитель русского языка. И я должна бы вдалбливать в курчавые головы правила постановки знаков препинания. Но передо мной не курчавые головы. Передо мной блестящие, как пасхальные яйца, головы мальчиков и девочек (которых трудно иной раз отличить друг от друга). Блестящие глаза над медицинскими масками. «Учись угадывать эмоции по глазам. Учись читать мысли по глазам. Учись смотреть в глаза», - вот, чему нужно было учить меня в институте.
Я люблю свою работу. И этот факт пугает меня. Я понимаю, что еще не очерствела, только в те моменты, когда меня посещают мысли о том, чтобы бросить ее. Когда у меня иссякают силы, когда я хочу плакать и молиться, я верю, что жива. Верю, что у меня есть сердце.
Я помню всех вас. И всегда буду помнить. Простите мне мою улыбку и желание радоваться и радовать, несмотря на то, что вас уже нет.

Варе, Владу, Ане и другим ушедшим.