Пайдерос - любовь отрока роман 70

Пайдерос - любовь отрока (роман) (70)

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ


"Мать и дочь"


Глава 70.

Пошёл дождь...
Окно усеяли прозрачные водяные капли...
У волшебного экрана просидела я до света, который стал незаметно отсекать тьму затаившуюся в комнате...
Серебряный стаканчик был пуст.
А пепельница...
Красивая синяя пепельница с золотым орнаментом, привезённая когда-то из Афин не вмещала окурков...
Я не курила...
Не пригубливала вина...
А тут...
Пошла по пути наименьшего сопротивления... позволив себе побыть обычной женщиной... сделав что-то традиционное, дабы почувствовать себя живой...
Не женщиной из "Зазеркалья", женщиной-миражом, которой чуждо всё человеческое...
Вот и достала заветную ёмкость.
Бутылку прекрасного коньяка, купленного давным-давно покойным мужем.
Достала сигареты, забытые дочерью. Тонкие белые сигаретки.
А пепельницу... извлекла из коробки с сувенирами, которая много лет стояла в ожидании, когда каждой из покоящихся в ней вещичек найдется достойное место в доме.
Я с наслаждением давила окурки, впечатывая их в изображенную на дне парочку, предающуюся любовным утехам.
Смешной сувенир.
Всего лишь.
Маленькая веха.
Памятка об очередном путешествии...

Утро полноправно хозяйничало в доме...
Спать не хотелось...
Не хотелось есть...
Хотелось принять душ. Смыть с себя нечто. Обновить увядшую в одночасье кожу.
Я разделась перед огромным зеркалом.
Чёрные с зеленью стены ванной - прекрасный фон обнажённому телу.
Телу, с которым ничего не случилось этой ночью.
Кожа матово отсвечивала. Розоватые соски ласкали взор.
Но...
Свисающая на лоб прядка не была бронзовой...
Казалось, ангел коснулся крылом волос, оставив на них белоснежное пёрышко...
Одна прядка...
Всего лишь...
Я стояла под тугими струями, уносящими с шумом прошлое.
Печали и радости.
Прежнюю жизнь мою.
Жизнь наполненную умопомрачительными фантазиями.
Иллюзиями...
Миражами...
Безгрешной любовью... за которую пришло время платить...

Выпив чашку крепкого чая, стала одеваться.
Одеваться со всем тщанием, на какое была способна.
Чёрная одежда, как нельзя более подходила настроению и случаю.
Выбрала атласный костюм с прямой короткой юбкой. Боди с высоким воротом, а голову обвязала бирюзовым шелковым шарфом.
Усталые, покрасневшие глаза скрыли очки с непроницаемыми стёклами...
Я поехала в парикмахерскую, где впервые волос коснулась кисточка мастера, замаскировавшая ущерб, нанесённый бессонной, беззвёздной ночью...
Моей задачей на текущий момент стало - НЕ ВЫДАТЬ СЕБЯ...
Не выказать и не озвучить боли, которая вгрызалась в слабое сердце. 
Сильное сердце.
Оно должно выдержать разлуку, запланированную, но отдаляемую вновь и вновь щедрой рукой...
Разлуку неизбежную, всё-таки...
И неизбежную боль...
Разве я ждала чего-то иного?
Нет...
Но...
Я оказалась столь неподготовленной к тому, что узнала вчера... к правде, возникшей на ярком экране...
Я ещё не научилась жить с этим знанием.
И не имела ни малейшего понятия - научусь ли...
Выйдя из салона, где "ангельская" прядка обрела обычность, отправилась в маленькое путешествие...
Путешествие по осенней Москве...
С её толкотнёй, шумом, многокилометровыми пробками на дорогах...
Это был мой город. И я любила его любым...
Как любила маленького героя...
Любым!
Я гнала себя по улицам, боясь...
Чего боялась я?
Откровений дочери?
Нет. Она слишком замкнута, чтобы вываливать на мою голову подробности интимной жизни...
Что же коробило? Что не давало покоя кроме...
Кроме того, что теперь я ЗНАЛА...



РИНА ФЕЛИКС