Экспертный обзор. Владимир Штокман. Октябрь-2015

А потом пришел поручик Ржевский и все опошлил...
(из анекдота)

 — Эх, «давненько я не брал в руки шашек...» — с кровожадной ухмылкой произнес Эксперт Большого Литературного Конкурса, открывая файл, прилетевший в почтовый ящик с утренней электронной почтой. —  Ну-с, посмотрим, посмотрим, какими талантами нынче земля богата... — Ему предстояло из текстов, вошедших в лонг-лист ежемесячного конкурса, проводимого самым большим в мире литературным порталом,  выбрать десять наилучших и, по мере возможности, обосновать свой выбор. Это называлось «экспертским обзором», хотя никаким «экспертом» Эксперт конечно же себя не считал. Ну какой из него эксперт — так, средней начитанности рецензентишко из третьеразрядного русскоязычного веб-ресурса, редакция которого располагалась в провинциальной стране на окраине Европы, сам вот уже много лет кропающий стишата с тайной надеждой если не на прижизненную, то хотя бы на посмертную славу. Но коль скоро так уж исторически сложилось, что членов жюри БЛК величали гордым званием «экспертов», то так уж тому и быть. Эксперт напялил на нос очки  и принялся читать с монитора:


1. "человек в образе вопросительного знака"

человек в образе вопросительного знака
человек в образе восклицательного знака
уходящий ногами вперёд в равнодушное небо
персонаж старинных романов, военных рассказов
я прощаюсь с тобой, осторожно сжимая руку,
прощаюсь с тобой, птицелов на картине Шагала
нам известны условия этого бледного утра
в нём присутствуют рельсы, а в них поперёк шпалы
от которых ни взгляд отвести, ни хотя бы проснуться
и которых от скорости нет, не становится мало
горизонт, набивающий ноздри сахарной пудрой
и таинственный остров пустого как снег вокзала
лес ночной ты крути головой всё одно и то же
лунный лес головой крути не одно и то же
ветви видно, но еле-еле, как раз чтобы
уберечь глаза и успеть не поранить кожу
происходит вывих пространства ломаются рамки
«наконец пустота!» вылетает из рта, обрастает ложью
прилипает внутри как к конверту ненужная марка
написать и отправить письмо посчитать возможным
невозможным считать нахожденье в живых адресата
он не умер, его просто нет, а мотив несложный
не хотел для сюжета легенды убить брата
(по легенде последний был человеком хорошим)
средневековье камнем болтается в голове
отсюда не видно, что будет в последней главе
красноглазый безбровый встретит тебя в порту
и покажет дорогу в листьях и синей траве
где деревья свернувшись как ржавые трубы стоят
на такой же свернувшейся кошкой дымящей земле
и несётся неслышный и серый гравюрный отряд
подчинённый огромной мышиной железной звезде
с весами, мечами, плащами и другими предметами
удобренные кровью мостовые, матрос в петле
он дёргается, красные кометы
готовят город к будущей весне
сюда идёт корабль, везёт табак и порох
шуршит по пристани газетный птичий ворох
мертвец не вспомнит, а живой не замечает
свет огоньков на мачтах невесёлых
от Витта пляска, а огни, значит, от Эльма
матрос уходит, сплюнув, напоследок
достанется ещё и тем, и этим
я ненавижу мёртвые планеты

— Ну ничего себе поток сознания, — подумал Эксперт. Ему вспомнилось, что лет сорок назад он и сам с упоением конструировал подобные нагромождения метафор и странных сближений, отпустив на волю свое вдохновение, методом автоматического письма составляя из предметов и явлений причудливые композиции. Ему нравилось, что одни слова цеплялись за другие крючочками рифм, вилась веревочка ритмичной речи и никогда не было известно, куда этот клубочек в конце концов приведёт. Теперь же такая слабозарифмованная вакханалия слов показалась ему беспорядочным коллажем, составленным из элементов, вырезанных из репродукций Сальвадора Дали, и в ушах Эксперта прозвучали жестокие и обидные слова, сказанные ему когда-то руководителем литкружка Дома пионеров по поводу одного из его юношеских опусов: «Ну, ты хоть сам-то понял, что сказал?» Эксперт вздохнул и отметил текст серой фоновой заливкой.


*  *  *

Следующее стихотворение по контрасту с сюрреалистической густотой предыдущего показалось ему уж совсем простым и бесхитростным:

2. "в одну рубашечку"

стою и мокну под дождём с избитой рифмой подождём
погоды, лета, рождества, когда проклюнется трава,
цыплят начнёт считать рука; ты если любишь - не лукавь,
возьми зажми меня в горсти, из зёрнышка меня расти
себе под стать, себе под страсть, готовь поласковее снасть,
чтоб из неё мне никуда, чтоб рыбкой в трюме живота
плескался наш с тобой малыш, голубоглаз, кудряв и рыж,
и вынырнул на божий свет в одну рубашечку одет.

Вроде бы все в нем было на месте в границах жанра наивного искусства, но что-то неуловимо раздражало и царапало.
— Ладно, чуть позже разберусь, — пробормотал Эксперт и залил текст желтым фоном, хотя в глубине души понимал, что уже никогда к нему не вернется...


*  *  *

Третье стихотворение его сразу же, с первой строки насторожило. И дело было даже не в религиозной тематике и лексике, которую светскому стихотворцу, по его мнению, в стихотворения следовало впускать лишь по особой необходимости и с тщательной осторожностью. Говоря «об этом» очень трудно не попасть в ловушку избитых истин и штампов. А тут еще и этакое обезоруживающее панибратство... Конечно, все понятно. Каждому, кто ищет свой путь к Истине, кажется, что он первый, кто идет этой дорогой. И стихотворение, вроде бы сделано вполне добротно — и начало есть и середина и конец с, казалось бы, отчетливой пуэнтой. Но Эксперту оно все же показалось слишком легковесным и ученическим, чтобы войти в десятку наилучших.

3. "письмо"

здравствуй, господи, это снова я...  (надоела, наверное...)
семь миллиардов таких – все ревут и хотят на ручки.
ты, конечно, устал.
но без тебя, прямо скажем, скверно.
вместо книги книг – непонятные закорючки.

мир как будто съёжился в несколько страшных строк,
забывая дышать в ожидании катастрофы.
сколько разных известно к тебе дорог –
и любая пролегает мимо голгофы.

и не спасёт от потопа крохотный наутилус,
и не вырвет орёл из когтей одноглазой полночи...
это смешно – но я так и не научилась
ни справляться самой, ни просить о помощи.

так и стою в дверях, медленно затихая,
с робостью и мечтой безнадёжно, беспечно слипшись.
я не жду от тебя чудес,
но когда говорю стихами –
мне почему-то кажется, что ты слышишь.


*  *  *

А вот четвертое стихотворение, словно в продолжение его размышлений по поводу религиозной лирики, сразу же захватило своим суровым ритмом, заинтриговало немногословным, обыденным сюжетом. Была в нем какая-то тайна. Захотелось перечитать еще раз. И еще. История, рассказанная без пафоса, даже с едва уловимой самоиронией, остранением (Искал ворота и кричал: "Осанна!", / Тому, с ослом), под аритмичный стук сердца, одним лишь словом «медсестра» да запахом хлора в коридоре намекнувшая на тяжелую болезнь — да, наверное, так оно и бывает... Ну что ж, вполне зрелое, интересное стихотворение. «Верю!» — прокричал во весь голос внутренний Станиславский, и текст отправился в шорт-лист.

4. "Вербное"

«Я пробудился. Был, как осень, тёмен...» (Б.Л. Пастернак)


Я пробудился. Был, как осень, тёмен
Тягучий сон.
Метался по кровати в полудрёме,
Искал Сион.
 
Сквозняк вернул убогую реальность –
Скрипела дверь.
Вот воскресенье: на обоях пальмы
Да ветви верб.
 
Сандалиями шаркал в коридоре
Среди белья,
Туда, где запах сигарет и хлора,
Медь и фаянс.
 
Там, окропив лицо водой с-под крана,
Припомнил сон:
Искал ворота и кричал: "Осанна!",
Тому, с ослом.
 
Я – сопричастный, следствие, причина!
Свинья – не съест!
Пост медсестры – Великий Пост отныне,
В нём жизнь и крест.


*  *  *

Не успело в душе Эксперта утихнуть чистое эхо вербного стихотворения, а тут как назло какой-то шутовской подпрыгивающий и прихрамывающий хорей! Эксперт подумал, что хорошо бы было написать памятку для начинающих рифмоплетов об опасностях, таящихся в употреблении хорея. Особенно в лирических или пейзажных стихотворениях, когда частушечный размер в 9 из 10 случаев приводит к возникновению когнитивного диссонанса. А здесь еще и художественные излишества в виде скобок, дробящих слова на кусочки. Нет, ну понятно, что автор хотел, типа, игру слов подчеркнуть, впрочем игру довольно необязательную, ничего, в сущности, не добавляющую к смыслу стихотворения. Эксперт мужественно продирался сквозь «бурьян, туман и сонный омут», но взгляд цеплялся за эти скобки, спотыкался и соскакивал со строки, что очень мешало воспринимать текст. «Да это черт знает что такое! Скоморошество какое-то нелепое!» — выругался в сердцах Эксперт и поставил стихотворению серый «незачёт».

5. "Здесь вчера"

здесь вчера носился август
с решетом
рассыпая пыл в отаву
а потом
чёрный лис о(дёрн)ул лапой
хвост луны
рёва туча стала плакать
хны да хны
слышишь милый за ворота
не ходи
сом ли чёрт ли сонный омут
бередит
чуть вдохнёшь туман забудешь
про покой
а в груди проснётся бубен
бе(сов)ской
выдох вырвется на волю
рыжий (лис)т
нищий выводок завоет
заскулит
(чу)я шорохи нескошен-
ной травы
милый осень это осень
говорит


*  *  *

К счастью, стихотворение «О тополях» вывело Эксперта из раздраженного состояния и он мысленно порадовался, что мир, пожалуй, не столь уж скверно устроен, если после неумелого  словесного трюкачества подсовывает такие вот стихи:

6. "О тополях"

Я иду дворами и бульварами,
где гоняют кошки голубей
и торчат - поодиночке, парами -
голые болванки тополей.

Это слабо сказано, что голые:
ранним летом (пух - нельзя, нельзя!)
отрезают руки им и головы,
чтобы не разбрасывались зря,

не дотрагивались чтоб, не мыслили...
В августе я вижу между тем:
каждый ствол опять покрылся листьями,
что растут ладонями из тел.

... И когда мы побредём дорогами
в осыпающейся тишине,
дай нам всё, чего мы не дотрогали,
не коснулись, не познали, не...

Эксперт вспомнил южный городок, в котором прошло его детство, вспомнил центральную улицу, усаженную стройными вековыми тополями, ежегодно устилавшими асфальт сугробами «тополиного снега». Потом оказалось, что снег этот — мощнейший аллерген и отцы города ничтоже сумняшеся постановили просто вырубить древние деревья...  А тут вон какая история... Вроде бы простое, пейзажное стихотворение о деревьях с обрубленными ветвями вдруг переворачивается одной строкой: «не дотрагивались чтоб, не мыслили...», становится горькой социально-психологической драмой, с недосказанностью в финале, дающей надежду. Еще один твердый кандидат в десятку лучших.


*  *  *

Впереди оставалось еще более тридцати текстов и Эксперт заволновался, что все вакантные места в вожделенной десятке слишком быстро заполнятся, наступит перебор, и тогда придется производить дополнительный отсев, поэтому он решил настроиться на более критический лад и читать тексты более строгим и придирчивым взглядом. Но это у него сразу же не получилось, потому что текст под номером 7 с первых строк вдруг зазвучал в его голове чисто и убедительно, словно высокая песня, точными точечными образами рисуя картину войны, не называя ее впрямую по имени, не прибегая к дешевым шаблонам и стереотипам:  «в одалискиных ласках меж пуль и бреда», «полштофа в руке, автоматы — в куче», «щекочет удача чешуйкой рыбки», «россыпь гильз – порождает биенье крови». И убийственный финал, словно пуля в лоб: «Ты хотел бы согреться в объятьях жизни. / Но она откупилась – / звездой героя….» В этом стихотворении Эксперт услышал отголоски и светловской «Гренады» и киплинговского марша пехотных колонн: «День — ночь — день — ночь — мы идём по Африке», и военных песен Высоцкого, и особенно любимого «Идиотского марша» Олега Медведева... И еще его вдруг осенило, что автор сознательно или неосознанно уже в самом названии стихотворения применил уникальный суггестивный прием: «согреть героев» неумолимо рифмовалось со «смерть героев», придавая всему стихотворению еще больший трагизм... «В шорт! Безусловно в шорт!» — бормотал Эксперт, окрашивая зеленым цветом строчки стихотворения.

7. "Согреть героев"

****
Мы торчали матросами в ветреных реях…
Мы рубились мечами под каждой Троей…
Заполняли окопы, тащили галеры,
чтобы кто-то когда-то согрел героев -
мягкой грудью в податливом сне победы,
или жёлтым букетиком в пальцах тёплых…
И смеялись над нами ветра и бесы,
подставляя дороги подошвам стёртым…
Подавали нам солнце по воскресеньям,
чтобы хмель не оставил перед позёмкой,
чтобы прыгало сердце не шельмой – серной,
чтобы зернью на ордене – в звуках зонга,

в песнопениях толп на пути героев,
в одалискиных ласках меж пуль и бреда…
И горела земля, поглощая Трою,
где закопаны те, кто не взял билета
в полновесное завтра, где мы - с улыбкой,
где полштофа в руке, автоматы - в куче,
где щекочет удача чешуйкой рыбки,
где разостланы сети – «хотели лучше»…

Обнимай меня
так,
словно я бессмертен.
Отпусти меня
так,
словно камень в воду.
Каждый миг наших пальцев, шепнувший – «верьте!» -
многоточно трассируем строчкой в "ворде"…
Каждый сон без тебя – прибавляет злости,
от которой у Трой холодеют башни…
Все герои об этом не помнят просто…
Вновь не ляжет воронкою день вчерашний…
Не лукавь, рыцарь ночи, драконий призрак,
россыпь гильз – порождает биенье крови…
Ты хотел бы согреться в объятьях жизни.
Но она откупилась –
звездой героя….


*  *  *

Увидев в очередном стихотворении строфы, изломанные в строчки разной длины, Эксперт вновь насторожился. Так и есть, здравствуйте, Владимир Владимирович! Как же не узнать? И надрывное «Послушайте!», и гневный голос: «к чёрту всё!.. / Сбегу на экватор...», и гипердактилические рифмы, и покоцанный тонический стих, разве что не уложенный в лесенку... Вот только содержание, как бы это сказать поделикатнее... Эксперт задумался, чтобы ненароком не ранить трепетную душу поэта, точнее поэтессы — судя по все тому же содержанию. Ну на кой ляд в начале XXI века писать любовно-эротическую лирику с закосом под «агитатора, горлана-главаря»? Да он, небось, в гробу переворачивается от такой «глубокой философии на мелких местах»... Одни только «любовные мурашки» в финале чего ст;ят... ( — Поручик Ржевский! Молчать!..) Да уж, действительно: «банально, подражательно по форме, мелкотравчато по содержанию» — вынес Эксперт свой суровый приговор.

8. "Банально..."

Бывает,
что жгуче необходимо –
до загрудинных сердечных колик –
вновь
ощутить себя любимой,
чтоб не свалиться в меланхолию.
Но
не повесишь на грудь табличку:

S-O-О-S!!!

Спасите мою душу!!!
И не напишешь незнакомцу в личку:
"Прошу вас,
выслушайте…
ну, послушайте..."

Конечно,
можно морскую свинку
купить и кормить –
любила чтобы.
Переболеть отёком Квинке –
надо ж себя для любви опробовать:
сколько меня на неё хватит.
Ещё проще поддаться мейнстриму…
Но,
к чёрту всё!..
Сбегу на экватор...
Или начну выращивать примулы
и превращусь в волшебную фею –
заставлю правду казаться ложью –
чтоб тело предательски
н е
х о т е л о
тебя во мне
копить и множить...

Но
бывает
просто необходимо
(к чему лукавить –
себе дороже!)
понять,
что я опять любима, –
банально...
до
мурашек по коже.


*  *  *

— Ну слава богу! — Выдохнул Эксперт с облегчением, дочитав до конца девятое стихотворение и с нескрываемой улыбкой позеленил текст.  —  Наконец-то умное и жизнеутверждающее стихотворение редкостного иронического свойства. Уж не фейсбуковский ли френд замечательный питерский поэт Александр Крупинин решил опять тряхнуть стариной и поучаствовать в конкурсе? Ну, как бы там ни было, а Эксперт с детских лет питал слабость к утонченному абсурдно-ироническому стёбу и поэтому без всяких угрызений совести включил стихотворение про чудака, пытающегося открыть купол неба изнутри, в свой шорт-лист. Для тех, кто не понял юмора, ключевая фраза здесь: «небо снизу сплошь добротное / а открывается извне».

9. "на косогоре на тутаевском"

на косогоре на тутаевском
часа уже наверно три
нелепый человек пытается
нажать на небо изнутри

худые пальцы воздух тискают
на фоне волн и куполов
чудак упёртый и неистовый
такой Козьма Индикоплов

скользят-скользят ладошки потные
по ледяной голубизне
но небо снизу сплошь добротное
а открывается извне

чудак волнуется и мается
пейзажа как бы изнутри
он что-то говорить пытается
но ничего не говорит

а наблюдатель в отдалении
с непониманьем и ленцой
стоит в печальном изумлении
тупой романовской овцой

— Ладно, хватит на сегодня, — подумал Эксперт и, напевая «The Fool on the Hill», закрыл файл.


*   *   *

Следующий день встретил его легким дежавю: когда-то, в далеком детстве Эксперт и сам  написал стихотворение о динозаврах, но не настоящих, а бетонных, населяющих парк культуры и отдыха в польском городе Хожуве. Смысл того детского стихотворения сводился приблизительно к следующему, что вот, дескать, настоящие ящеры вымерли, а эти, бетонные, не вымрут и запросто могут пережить погрязшее в войнах человечество. Поэтому история про несчастного ящера, терзающегося глобальными проблемами современности, его заинтересовала. Но наткнувшись на строчки про то, «как в мезозое было классно / Без труб, машин и жуткой толкотни / О том, что Зоя, как была прекрасна / Так с той поры и лучше не найти», Эксперт крепко призадумался. Кто, собственно такая эта Зоя? Уж не та ли это женщина легкого поведения из старинной лагерной песни, что в суровых условиях Крайнего Севера вступала в интимные отношения с начальником конвоя? — нашептывал ему на ушко поручик Ржевский. — Ну, тогда — респект на всю голову. Тогда, наверное, это — социальная поэзия, поэзия протеста. Но тогда при чем здесь ящер? Или это намек на все того же начальника конвоя?..  «Ой,  кажется, меня куда-то не туда занесло, — подумал Эксперт, — сейчас уже вроде и времена не те, и парадигма изменилась безжалостно...» Перечитав текст еще несколько раз, но так и не поняв, о чем он, Эксперт, сетуя на свою тупость, безжалостно отправил его в отсев.

10. "Ящер"

Показывали ящера по ящику
Похоже было, он там всех достал
А он лежал свернувшийся калачиком
И был спокоен, словно пьедестал

О чем он думал, погруженный в кокон
Крутого летаргического сна
О том, что Ей возможно одиноко
Конечно, если есть еще Она

О том, как в мезозое было классно
Без труб, машин и жуткой толкотни
О том, что Зоя, как была прекрасна
Так с той поры и лучше не найти

О том, куда запропастились дети
Наверное замерзли - сто пудов
Ах, если бы тогда их всех одеть бы
Но кто из нас к морозам был готов

Да, разве что тогда понять могли б мы
Один летал, другой соседа жрал
А тот, кто хвастал травоядной парадигмой
Теперь мы знаем кем в итоге стал

Все эти черепахи игуаны
Позор и смех, никто не виноват
Что ж, адаптанты в сущности мутанты
Но брат есть брат, конечно
Брат есть брат...

И только птицы, птицы, птицы, птицы
Они везде, все было ради них
Их песни, взмахи крыльев их и лица
И только крик напомнит...только крик...

Над ним глумились, брали кровь, боялись
А он лежал и сам себя терзал
И принимал весь этот мир, как данность
И в сотый раз беззвучно замерзал


*  *  *

11. "Море"

море
легко уморит:
щёлкнет пальцами – и
окончишь земные дни
на неизвестном дне
в венке из рыб.
волн настойчивый след -
берег изрыт.
море всегда говорит:
речь его бьёт в уши
пульсом морским – никогда не устанешь слушать.

море опаловое.
прозрачные волны взлетают и падают,
пенные жемчуга на песчаной шее
берега дорожают и дешевеют
в зависимости от освещения.
ошалев от вечного трения,
ракушки отдают свою скромность
в пользу идеального перламутра,
что, несомненно, мудро.
водоросли, мальки у щиколоток, песок
под водой подмигивает, заигрывая с ногами.
каждая волна усиливает бросок.
бьётся морское стекло, и бабочки хлопают парусами.

Следующее стихотворение расстроило Эксперта еще больше, чем предыдущие экзерсисы на тему ископаемых «адаптантов и мутантов». Его сразу покоробил сомнительный каламбур: «море — уморит». Дальше — хуже: «окончишь земные дни на неизвестном дне». Да еще и «в венке из рыб». Эксперт оглянулся по сторонам. Может, он один такой, извращенец, который не понимает великой сермяжной правды, которая гласит, что «море всегда говорит: / речь его бьет в уши»? Может быть, он единственный в мире отщепенец, не понимающий красоты и мудрости того, что «берега дорожают и дешевеют»? Может быть, он еще совсем не дорос до откровения, «что несомненно мудро» и гласит, что  «бьётся морское стекло, и бабочки хлопают парусами»? Вот эти бабочки, «хлопающие парусами», как-то особенно его разозлили. Ехидное подсознание все время норовило прочесть эту строчку как «бабочки хлопают ушами», и от этого становилось как-то уж совсем тоскливо и безрадостно...  — Всё, к чертовой матери, бога его душу рифм, через ямб и анапест с метафорами с распроетИ его мать на все образы и подобия его, чтоб не приснилось во сне и не свалилось на голову и не явилось в ужасе предутреннем и предвечернем, чтобы их всех побрало и не вернуло, чтобы никто и никогда не заикнулся и не вякнул про то, как «ракушки отдают свою скромность», и про то, как «песок под водой подмигивает, заигрывая с ногами»!!!! — витиевато выругался Эксперт и сам нервно отправился «в сад».


*  *  *

Но не тут-то было! Морская тематика не отпускала Эксперта, стискивая его горло своими костлявыми пальцами, осклизлыми от гнилых водорослей и тушек дохлых медуз, вкрадчиво нашептывая очередные откровения очередного автора. Он (или она) почему любит море? Потому что не видно слез. И это не в шутку — это всерьез. Слезы неотличимы от брызг. Таков его (или ее) каприз. И вкус у моря оригинальный — оно соленое.  А клешни у рачка-дурачка — зеленые. Она (или он) его р-р-раз и в сачок! Рачок слишком прост, потому — дурачок. Короче, ни кутикулы, ни актинии его не спасли — он сам добежал до непрочной земли. Он был мишеннее (!) всех своих братьев и рифма напрашивается неприличная... Ну и мать ее! Главное, что этот рак - его (или ее) родственная душа и она (или он, или оно) удаляется, слегка ускоряя шаг... И еще: две сноски на 12 строк явный перебор, лучше пойти покрасить забор, или выучить наизусть «Жизнь животных» Брема. Но это уже совершенно другая грёбаная теорема... и т. д., и т.п. Эксперт уже начал жалеть, что согласился «экспертировать» этот лонг-лист...

12. "Рак-отшельник"

Я почему люблю море? Не видно слёз.
Не отличить их от брызг. И на вкус солёное.
Мелкий рачок-дурачок, две клешни зелёные, -
р-р-раз! - и в сачок! Он для хитростей слишком прост.

Все эти поиски раковин...мельтешение...
Не защитят ни кутикулы*, ни актинии**.
Сам добежал до песочно-непрочной линии -
милый отшельник, собратьев своих мишеннее.

Я проникаюсь - прям родственная душа.
Вытряхну в воду сачок - пусть бежит, доверчивый!
Чудится, будто он машет клешнею-веточкой.
Я удаляюсь, слегка ускоряя шаг.


---
*Кутикула (от лат. cuticula — кожица) — сложно устроенное образование, лежащее поверх эпителиального слоя у многих беспозвоночных.
**Актинии  (лат. Actiniaria) — отряд морских стрекающих из класса коралловых полипов


*  *  *

А тут еще «чистый пересвет» на его голову... Безуспешно переворошив весь интернет в поисках ответа на вопрос, что такое этот самый «пересвет» и не найдя ничего вразумительного, кроме ссылок на поединок Пересвета с Челубеем, Эксперт совсем загрустил. Но, дочитав стихотворение до конца, догадался, что пересвет — это сильная солнечная засветка сетчатки глаза. Несмотря на пару сносных образов («мир полон белым счастьем до краёв», «день заплатой свежею заштопан») стихотворение в целом ему не понравилось, начиная от невразумительного названия и заканчивая его общей рыхлостью и размытостью.

13. "чистый пересвет"

Мир полон белым счастьем до краёв -
по вкусу настоящее коровье
парное молоко и музыка без слов,
и равновесье ласточкиных кровель,
береговые знаки глубины,
промеренная бакенами точность:
нырнёшь, хранимый запахом родным,
а дом целёхонек и повседневно прочен.

А что ему?.. он здесь стоял всегда,
в счастливых водах старость привиденье,
привиделось — и унесла вода,
не до того - вон сколько в доме дела -

и пО воду, и грядки заждались,
и не расстаться никогда — да что там!..
и жаль уснуть, и маленькая жизнь,
и день заплатой свежею заштопан.

Когда известен запах, цвет и вкус,
исследован до бугорка наощупь,
объят, перецелован, наизусть
затвержен,
в круговой поруке общей -
загадка, белизна, сплошной секрет,
слепые пятна, и никто не выдал...
стоишь на солнце - чистый пересвет!
слепит глаза, и ничего не видно.   


*  *  *

Эксперт принялся читать следующее стихотворение и поначалу оно его заинтересовало. Ровный песенный зачин, анафорический повтор «Не ходите за мной...» в начале каждого катрена, ясные, зримые, хотя и несколько банальные образы — «васильки заплетают косу в ручей», «деревья пьют из чистых ключей». Потом споткнулся о выпадающую из зрительного ряда метафору «заикается облако», которая никак не согласовывалась с медленно-неподвижным пейзажем, потом появилась «смерть», явившаяся ребенку, прикоснувшемуся к собственному отражению в неподвижной глади реки... Ну, допустим. А вот финал стихотворения Эксперта разочаровал. Да, композиция текста выстроена по нарастающей, от слияния с природой, через оставленные за спиной пейзажи до демиургического «у меня на руках земля», на которой зиждутся небеса с «гребенками крестов», но потом вдруг начался сюрреалистический мультфильм, словно от раннего Дэвида Линча — земля ощерилась зубьями и «обернулась в пляс». Повернулась? Завернулась? Превратилась? — Ни одно из словарных значений слова «обернуться» как-то здесь совсем не подходило. Наверное, автор имел в виду, что земля «пустится в пляс», но поскольку это словосочетание не помещалось в стихотворный размер, пришлось применить первое попавшееся слово с неточной семантикой. А потом еще появились камни, держащие за пазухой мир,  а последняя, непонятно к чему относящаяся (то ли к одному из камней, то ли к миру), фраза «он мной храним» окончательно запутала Эксперта и он так и не понял, почему не следует ходить за лирическим героем этого стихотворения. Но тем не менее, окончательно и бесповоротно выбрасывать его в корзину  Эксперту почему-то не хотелось и он окрасил его в резервный желтый цвет.

14. "Не ходите за мной"

Не ходите за мной, у меня в головах трава,
у травы васильки заплетают косу в ручей,
у ручья наклонились деревья и пьют, едва
прикасаясь ветвями, из чистых его ключей.

Не ходите за мной, у меня за спиной холмы,
за холмами лежит неподвижной змеёй река:
заикается облако, смотрит дитя с кормы,
зачерпнёт отраженье – узнает, как смерть легка.

Не ходите за мной, у меня на руках земля,
на земле – небеса, в небесах – гребенки крестов,
стоит выпустить зубья – земля обернётся в пляс
под неистовый смех захлебнувшихся бубенцов.

Не ходите за мной, у меня под ногами спят
пролетевшие камни, за пазухой держат мир;
каждый брошен, подобран и вашей рукой распят,
не ходите за мной, не ходите, он мной храним.


*  *  *

«Город первый Урд» не произвел на Эксперта никакого впечатления, хотя автор, несомненно старался, употребляя редко употребляемые слова — «Урд», «яшмовый кабошон», «инклюзив», «кайнозой», «юра», не говоря уже о названиях стихотворных размеров, которые еще со времен Александра Сергеевича Пушкина всегда придавали стихотворению некую изысканность и намекали на то, что автор — не лыком шит и щи отнюдь не лаптем хлебает. Особенно умилила «новаторская» внутренняя рифма «дактиль — птеродактиль», соперничающая своей оригинальностью с бессмертной рифмой «ботинки — полуботинки». В целом же унылый городской пейзаж, наспех скроенный из выхваченных скачущей камерой случайных фрагментов, произвел на Эксперта удручающее впечатление, даже вид лирического героя, бьющего «в непокорный дольник / Войлочной головой», не сумел его развеселить. — Наверное, это тот же самый город, в котором живут человеки в виде знаков препинания из самого первого стихотворения конкурсной подборки, — подумал Эксперт и вычеркнул текст из списка кандидатов в шорт-лист.

15. "Город первый Урд"

В городе первом всюду одно былое, он им наполнен, сбрызнут, запорошён.
В восемь утра собирается к аналою рыжее солнце — яшмовый кабошон,
Красный автобус катит, сдавая юзом, в сквере — фонтан и тихая детвора.
Город первый застыл в янтаре инклюзом,
Рассыпан по берегу тяжким грузом —
Там, где у вас кайнозой, у него юра,
Городские безумцы, трёхстопный дактиль, статуи, камни, остовы древних рыб,
В небесах распластанный птеродактиль извергает свой одинокий рык,
Золотоглазый сфинкс, неподвижность статуй
вдруг отвергая, дёргает головой,
Вслушавшись, как поддатый дворник скребёт лопатой утром по мостовой...
И, её осеняя платьями и тем паче юбками, девушки выдают мороженщику по рублю
(но не брюками: тех, кто одет иначе — я не люблю):
О, эти платья, в клетку, в цветочек, в мелкий медвяный донник,
Уплывают в небо, пахнущее травой, —
Оставляя мне бить в непокорный дольник
Войлочной головой.


*  *  *

Под заголовком «бабочками Брэдбэри» Эксперт обнаружил старательно ритмизованную прозу, которую с большой натяжкой можно было бы назвать белым стихом, местами переходящим в верлибр. Но, к сожалению, сетования лирического героя над судьбой  цивилизации и человечества, которому «кто-то выдрал  / провод из кабеля» (поручик Ржевский в очередной раз скабрезно ухмыльнулся и подмигнул двусмысленно из глубины подсознания), конвульсивные поиски смысла жизни в эпоху постиндустриального упадка и апокалиптическая картина кишащей «бабочками Бредбери» планеты, Эксперта не убедили. Никакой новой ни поэтической, ни научной, ни фантастической мысли он в них не усмотрел, хотя автор несомненно очень старался, применив несколько сильных метафор, типа  «Берлинская стена из лиц», «жизнь … теряет каштаны», «у вселенной опускаются руки», «день развалится… как халабуда бродяги» и даже выставил на передний край в финале тяжелую артиллерию, бьющую читателя по мозгам «током, танком, танка»...

16. "бабочками Брэдбэри"

***
Вагон метро качается, как метроном кошмара.
Берлинская  стена из лиц и искривленных взглядов.
Вот базальтовая женщина в очках. Что ей сегодня снилось?
От этого зависит судьба целой планеты.
Неужели она третья лишняя в  самодостаточном мире?
Посторонняя  насквозь, с  мигренью и страстью к белому шоколаду?
Жизнь  непоправимо стареет и  теряет каштаны.
У вселенной опускаются руки с фломастерами –
все миллиарды, все летит к черту в тартарары! 
Неужели в спектр радуги не входит  цвет
ее карих настороженных глаз? Кто-то выдрал
провод из кабеля человечества – авось никто не заметит.
Я смотрю на нее, и чувствую –
что-то в мире идет не так. Логика эгоиста мечет бисер,
но я не свинья разумная - бери выше!
Она – один из каратов алмаза, смысла моей жизни.
Без нее вчерашний день развалится на куски,
как халабуда бродяги под ливнем. Без нее
строки растекутся растаявшим мороженым.
А она по-носорожьи прямо смотрит в меня,
инстинктивно прижимает сумку к бедру,
где кошелек и ключи от дома.  От иного мира.
И вся планета безнадежно кишит бабочками Брэдбэри,
полыхает людьми Брэдбэри, как в немом кино.
И лик мира  меняется ежесекундно, ежеминутно, ежечасно,
точно его нещадно бьют током, танком, танка.


*  *  *

Название  «Можжевельник» вновь насторожило, не очередные ли перепевы на тему «Можжевелового куста» Заболоцкого? Но нет, короткое стихотворение оказалось совсем о другом — лаконичная лесная зарисовка, даже слишком лаконичная, словно самое главное осталось недосказанным, за кадром,  будто потерялся третий, ключевой катрен... Но не найдя в этом этюде никаких других изъянов, Эксперт все-таки  внес его в резервный список.

17. "Можжевельник"

В поредевших сосновых лесах,
на опушках, на вырубках старых,
у лощин, на песчаных холмах
можжевельник растет. Буревалом

путь ведет нас вперед и назад.
На тропинке к затворам и схимам -
можжевельник - лесной виноград
для отшельников и пилигримов.


*  *  *

Стихотворение «Самолет» Эксперт отбросил сразу же. Почему? А потому что. Когда он задумался на минуту, чтобы сформулировать свои претензии к данному тексту, он вдруг вспомнил бородатый анекдот-притчу о праведнике, который всю жизнь старался угодить Господу, выполняя все его заветы и безропотно снося жизненные невзгоды, а между тем Всевышний посылал на его головы все новые и новые испытания и напасти. В конце концов праведник не выдержал и взмолился: «За что, Господи?!» И тогда ему с небес прозвучал ответ: «Да понимаешь, не нравишься ты мне...»

18. "Самолёт"

Самолёт
хотел бы упасть на Пасху,
превратиться в пепел, Христом – воскреснуть.
Он был бел; как руки любимых, ласков,
он хотел обнять меня мягким креслом.

Самолёт
смеялся легко, по-детски,
падал к полю, крыльями – в перелески.
Он мечтал, он пел и не ждал награды.
Но, коснувшись краем хвоста – пшеницы,
он успел понять, что самоубийцам
не уйти от ада.
Самолёт,
ты плакал в тисках конвульсий,
что-то сбилось в разгорячённом пульсе.
Милый, милый! Не плачь. Не надо.

Черти
нас не посмеют запачкать рылом.
Станем
единодушны, единокрылы.
Рай
нам расстелет степи, луга, поляны.
Будем
равновелики, равнослиянны,
заокоёмны.
Слёзы мои смоют с крыл твоих пепел тёмный,
волосы – обовьют фюзеляж,
пальцы – с винтами свиты.
Ты не боялся, шёл на вираж,
мчался, грозе открытый.
Но почему
тебе страшно – падать?
Милый!
Не бойся. Не надо.

Внизу, в полутёмной капелле,
хоры неистово пели:
"Христос воскресе из мертвых!"
И небо не приняло жертву.
Мы долетели.


*  *  *

Стихотворение «Ника» оказалось изображением одноименной древнегреческой богини победы, тщательно, но несколько кособоко вышитым крестиком и заботливой женской рукой насильственно помещенным в неприглядную бытовую реальность современности. Смысл довольно пространной жанровой сценки сводился к следующему: вот вы там, дорогуша, небожительствуете, а у нас тут сплошная чернуха, бытовуха и непруха. Впрочем, богиня и сама выглядела невзрачно — худая, потасканная в боях, с артритом и мозолями, с помятыми крыльями. А лирическая героиня — женщина добрая, совершенно «безвозмездно, то есть даром» лечит горемычную богиньку, густо мажет ее зеленкой и всячески утешает и даже готова по-христиански отдать ей свое нарядное платье взамен «туники не первой свежести», отирает слезы с «глазён»... Споткнувшись в очередной раз на нежно-пугающем слове «глазёны», Эксперт вдруг завопил, кривляясь: — Ми-ми-ми-ми! — и безжалостно отправил текст «в сад», подумав про себя: — Вот какая же я все-таки скотина нетрогательная!

19. "Ника"

Ни... Ника, маленькая моя богиня,
прядь откинула с мокрого лба.
Устала. Тихо зовёт по имени
меня. Сквозь одёжку проглядывает худоба...

Здесь, на четырнадцатом этаже,
мой Олимп,
мои житейские боги,
"ароматы" валерианы, спирта,
свежих котлет и болезней,
дорога жизни
в виде старого лифта,
она же - дорога в небо
и путь последний...

- Как же ты забрела сюда,
отважная Ника?
Надоели победы, бессмертие?
Вся дрожишь, всхлипы нервные...
На щеках твоих - слёз потёки,
прилипшие к коже пылинки,
и туника свежести...
нет, не первой.

Хочешь, дам тебе платье
своё новое?
Я хотела пойти когда-нибудь
в нём в театр.
Ну, ответь, подними на меня
глазёны свои
и не плачь - у меня самой
в горле комок застрял.

...Я беру большие
портновские ножницы,
вырез делаю в платье
скользящем - верно,
на спинке. Для никиных крыльев.
Они топорщатся -
артрит, мозоли, помятые перья...

- Соседка справа, старенькая, упала -
лежит с переломом.
Соседа (дверь прямо) избили пьяного -
хорошо так заехали в голову.
А слева - семья благополучная,
но ребенка бьют во дворе мальчишки.
Вот такие, Ника моя дорогая,
на нашем Олимпе делишки.

Давай, зелёнкой ссадины смажу -
и станет легче,
помнишь, как в детстве?
...Она не помнит -
головой еле-еле вертит.
Лечу богиню, без всякой выгоды,
просто так, по-соседски,
и глажу крылья ей, отвлекая
от адовых мук бессмертия...

Голова Эксперта гудела, глаза слипались. Дело двигалось к полуночи. День прошел практически зря. Ни одного более-менее сносного текста, достойного быть включенным в финальную десятку, ему сегодня обнаружить не удалось. «Ну что ж, — подумал он, — быть может завтрашний день будет удачнее... »


*  *  *

К сожалению, завтрашний день сразу же ошарашил его текстом, пестрящим неуклюжими отглагольными словечками «подустав», «врастя», «озоруя», «издёргав», «спросен»... по всей видимости, автор, как и один из героев его стихотворения «не размышляет / бает наизусть» — с горечью подумал Эксперт...

20. "У октября прохладные ладони"

стареет кошка взглядом подустав
врастя в диван
всё реже озоруя
я ветврача издёргав за рукав
прошу верни мне шуструю
былую

он сам немолод
в линзах прячет грусть
он знает всё о чём бывает спросен
он говорит
за летом будет осень
не размышляет
бает наизусть

а осень что
в ней мало куражу
у октября прохладные ладони
и я гляжу во след ему
гляжу
и тает шлейф больничных благовоний


*  *  *

Зато следующее стихотворения вознаградило все его эстетические и нравственные мучения прошлого дня. Баллада на злободневную военную тему, написанная без вывертов, классическим неспешным анапестом — как нельзя более подходящим для этих целей размером, заставила Эксперта вновь вспомнить Киплинга и его «Балладу о Востоке и Западе», с которой явно перекликалось стихотворение «Доброволец». Но не в том суть. Текст на дьявольски трудную тему был абсолютно лишен псевдо-патриотической экзальтации и, с беспристрастной журналистской точностью описывая частный случай,  парадокс жестокой войны, заставлял искренне сопереживать лирическому герою. Эксперт подумал, что эта история могла бы быть рассказана от лица представителя каждой из сторон этого самого абсурдного, нелепого и никому не нужного вооруженного конфликта...

21. "Доброволец"

Перед выстрелом главное - не суетиться,
Суета на войне вообще ни к чему…
А вдали рокотала железная птица,
Приближаясь по глади небесной к нему.

И смотрел он на грозные тонны металла,
Вот уже и кабина пилота видна…
А в душе почему-то опять полыхала
И другая судьба, и другая война…

Безнадёжный рубеж круговой обороны
И жестокого боя кровавый угар,
По ущелью -  глухие, предсмертные стоны
И победные крики: «Аллаху Акбар!»

Но железные птицы в то утро успели
Им отправить с небес свой привет огневой…
А сейчас он такую же держит в прицеле,
Даже номер немного похож бортовой…

Но теперь это детище вражьего духа…
И, отринув иную войну и судьбу,
На родное когда-то, упругое брюхо
Он спокойно навёл пусковую трубу

И смотрел отрешённо, как с твердью земною,
Догорая, сливается огненный шар…
Только вздрогнул невольно, когда за спиною
Прокричали победно: «Аллаху Акбар!»

Позабыл, увлечённый работой своею,
Что в безумных сражениях этой войны,
По обычаю  - жизни в бою не жалея -
Бывший враг прикрывает его со спины…


*  *  *

22. "Любовь, которую ненавидишь"

к середине жизни ты понимаешь - не так уж страшно и харакири.
магнитики на холодильнике заменяют крики: «мама, папа!» - в твоей квартире,
ты едешь - не зная зачем, но зная куда, покупаешь дурацкие сувениры.
поезда-тире, остановки-точки, вагоны-пунктиры.
твой недостаток:
не любишь верить,
звонки под утро,
остывший кофе,   
еще - её,
семимиллиардную каплю мира.
*
попса-маршрутки, такси-шансоны, хард-рок-вокзалы,
достали ночи-соседи-планы-похмелье-водка-хорей - достала!
у человеков с пустой душою – характер легкий,
а ты – тяжелый, и неподъемный, ты - крик из легких…
ты – междуземное море скорби, в котором тело царя Тантала,
ты понимаешь – она не ангел, не бес лилитный небес усталых.
и если жажда тебя иссушит, и небо рухнет на дно бокала,
ты будешь нервно ломать руками
замерзший кофе,
застывший пламень,
орать от боли в пустой постели,
в пустом, набитом  людьми, отеле,
в котором дышится
еле-еле..   

*
детектор правды – скорее, гневность,
ты ненавидишь – а, может, любишь?   
порок понятен, зовется просто,
банально просто,
банально
ревность…

Эксперту показалось, что он уже где-то слышал этот говорок, видел эти строчки разной длины, населенные мифическими существами и названиями стихотворных размеров, невпопад втиснутых в густую жижу урбанистических образов... Ну конечно, всё это уже было давеча в «городе Урде», который был Экспертом безжалостно забанен. Эксперт прочел оба стихотворения и подумал, что, если к ним присовокупить еще и «бабочек Бредбери», то получился бы вполне целостный киберпанковый триптих. Но тут же отбросил эту шальную мысль, вспомнив мудрое краткостишие Николая Глазкова о том, что «из тысячи кошек / и дохлого льва не создашь».


*  *  *

23. "Напутственное"

...пусть к горлу приставлен лунных серпов рапид
и троп серпантин твоих не щадит штиблет, -
иди, человек! И как бы там ни - терпи.
Так надобно. В человеке должно болеть.

Насущная плеть дана тебе, чтобы петь
(была боль-диез, пропел - стала боль-бемоль).
Нацеленный камень - соло играть в толпе
и - не причиняя - ближнего нянчить боль.

Наследная пуля - пестовать свой глагол
и песен чужих в груди привечать свинец,
как в шапке - червонцев горсть. Ты - без боли - голь.
Звучи, человек - и болью учись звенеть.

***
Веди его, боль. Как тень - тяни за подол.
Бей лбом о брусчатку. Ребра пращой дроби.
Подкатывай к сердцу свой золотой обол -
заначку о двух орлах, в чьих очах - рубин.

Жалей его, боль. Как горб - до гроба не брось.
Повесь бубенец на шею. Утешь тавром.
Оглоблей голУбь, сквозь лес гоня на авось -
болотами, буераками - в бурелом.

Мытаря - твори. Смычком камчу заноси.
Крои - как играешь Моцарта. Без лекал
рождай его из нетесаных древесин -
и, плоть приструнив, прекрасное извлекай.

Терпи, имярек! Покуда медичка-смерть
невидимым швом твоих не сметала век -
вой волком, а уворачиваться - не смей!

Ты неизлечим. Болит в тебе человек.

«Напутственное» показалось эксперту несколько излишне назидательным и тяжеловесным, но как плюс он отметил нестандартную ритмику и звуковой строй стихотворения, которое было наполнено густыми аллитерациями и ассонансами. Взвесив все за и против, эксперт решил все-таки эту «оду боли» в финальный список пока не заносить, а оставил ее в резерве.


*  *  *

24. "Бегут берёзы"

Бегут берёзы – голы, босы,
Остатки листьев на бегу
Теряют – и встают вопросы
К дождю, суглинку, ивняку,

К размытой, мокнущей дороге,
К машинам в брызгах и грязи:
Зачем, ломая руки-ноги
Своей душе, и с чем в связи

Нам так спешить и суетиться?

Но мы летим –
И на лету
Смешим судьбу и веселимся,
И оступаемся и злимся,
И обретаем – пустоту...

И обретаем боль и слёзы,
И снег,
И листопад в снегу...

А вдоль дорог бегут берёзы,
Теряя листья на бегу.

Бесхитростное стихотворение «про березы» Эксперт мысленно сравнил со стихотворением номер 6. Это сравнение с «тополями» оказалось явно не в пользу «берез». Эксперта огорчило наличие в тексте глагольных и грамматических рифм, а особенно «слезы — березы». Кроме того, стихотворению недоставало внутренней напряженности, драматизма. По сути все сводилось лишь к извечному сетованию по поводу того, что, дескать, все спешим и суетимся, а куда и зачем бежим?  А березы здесь были, по всей видимости, всего лишь элементом риторического параллелизма, примененного «для усиления мазукального эффекта», как говаривал один худрук сельского клуба.


*  *  *

25. "Вероятно, что стая птиц..."

* * *   
Вероятно, что стая птиц – это листья, что
отрывают от веток лапки свои, как боль,
что полёт похищает у них, расторгая сон
и трещотку воды заведя, чтоб искрила соль.

И когда ты выходишь у тьмы, словно взрыв грачей
или голос ангела, что был утерян в них,
как исшедший и, совсем никакой, Тесей,
затворив из их слепоты, как полёт, лабиринт –

вероятно, у них есть шансы, пройдя его
оказаться в краю где остался лишь вещий слух
и оторванный край у клёна, что видит, как в них светло,
и опять сторожит их лапки, полёт вспугнув.

— Ну, не рыбы, так птицы, — вздохнул Эксперт, принимаясь читать очередное конкурсное стихотворение. — Вот же неймется любителя живой природы! Казалось бы, со времен античности о птицах в рифму и без нее уже сказано всё, ан нет — обязательно найдется очередной неофит, норовящий вставить по этому поводу свои пять копеек в сокровищницу мировой литературы. Но сравнение птиц с листьями не показалось Эксперту никакой поэтической находкой, поскольку только ленивый их друг с другом не сравнивал, вот, даже некогда чертовски талантливая Юнна Мориц на старости лет не побрезговала: «Птицы летят, как листья, / Листья летят, как птицы»... Правда, у нее там дальше было еще про летящих как птицы лосей... Но автор рассматриваемого стихотворения аж так далеко не пошел и ограничился лишь тем, что приплел многострадального, «совсем никакого» Тесея, кочующего из одного стихотворения в другое вместе с иными своими мифическими собратьями по несчастью. Попытавшись проследить логическую цепочку развития образной структуры стихотворения, Эксперт быстро обломался — подобные листьям птицы никак не клеились к искрящейся соли, которая являлась следствием трещотки воды, заведенной болью, вызванной оторванными от веток лапок... Потом кто-то во втором лице (лирический герой?) выходил из тьмы (о сколько их оттуда уже вышло!), «затворив из их слепоты, как полет, лабиринт» (???).  Потом еще был «оторванный край у клена», но у Эксперта уже совсем не осталось сил разбираться, каким боком он имеет отношение к «краю, где остался лишь вещий слух» и что, собственно всем этим хотел сказать автор...


*  *  *

Впрочем, рыбы тоже не заставили себя долго ждать. Прочитав название очередного стихотворения, Эксперт испугался:  — Ой, неужто опять морская тематика? Ну что тут на этот раз? А на этот раз автор уподобил морю возлюбленного лирической героини, которая в свою очередь уподобилась рыбе, маленькой смешной рыбе цвета «хаки». Эксперту тут же пришла на ум вонючая жареная рыба «хек» из студенческой столовки, и ему вдруг захотелось сочинить добрую и беззлобную пародию, в которую так и просились некоторые строчки стихотворения, но вышедший из тьмы подсознания поручик Ржевский тут же напомнил ему бородатый анекдот про рыбу под названием «стюардесса», которую капитан авиалайнера со вторым пилотом «жарили» в течение всего рейса, и Эксперт, покраснев, решил не добивать ногами лежащего.

26. "Я в тебя заплываю"

в вечность, в запой короткого перерыва
кажется мне: я рыба твоя
я рыба
маленькая, смешная, раскраска "хаки"
прячусь в тебе от склоки любой и драки

ты меня укрываешь спокойным гротом
даже не спросишь: кто там меня и что там
да и какая разница, если дышим
вместе, но выдох-вдох никому не слышен
сонной улиткой дремлет приход рассвета
как замедлять для нас ты умеешь это
длишь и качаешь в зарослях ламинарий
и всякий раз немного другой сценарий

может быть, я такого и не достойна
я же мелка, хрупка, а в тебе просторно
столько внутри негаданной глубины, и
хаки-окрас меняешь мне на цветные
полосы, пирамиды, круги и пятна
как ты всё это делаешь так приятно

в вечность, в запой короткого перерыва
снова я рыба, милый
я - рыба
рыба
жабры, плавник, другой, чешуя бликует
замер и ждёшь, наверное, вот такую
рыбной болезнью корчусь, заболеваю
бульк
получилось
я в тебя заплываю


*  *  *

Стихотворение номер 27, озаглавленное «Божественная трагедия», ни формой, ни  содержанием даже отдаленно не напоминало бессмертное творение Данте, к которому отсылало его название, хотя Эксперт втайне надеялся увидеть здесь изысканную и остроумную социальную сатиру, полную блистательных каламбуров и злободневных наблюдений. Вместо этого он обнаружил развязненькие богохульские куплеты а-ля шансон, которые было бы уместно исполнять гнусавым голосом под аккомпанемент расстроенной гитары где-нибудь на малине для живущей по понятиям братвы. И это тягостное впечатление усугублялось дурацкой опечаткой «притензии», а также словечками «отжим» и «повязан». — Неужели именно в этом и заключается «лирическая дерзость»?» — захотелось ему спросить у автора. Эксперт отнюдь не был ханжой и понимал, что в каждом жанре есть свои вершины и свое дно, он даже когда-то всерьез увлекался исследованием блатного фольклора. Но зачем же тени великих без нужды бередить и поминать имя Господа всуе?

27. "Божественная трагедия"

Свой путь земной пройдя наполовину
С тех пор, как завязали пуповину,
Спросил себя: «Куда же я иду?»
Там, впереди, вполне горячий отжим:
И мне, и домочадцам, и прохожим,
И рукописям - всем гореть в аду.
Разумны те, кто с гривой и подковой,
А род людской - на ветке тупиковой.
Кем создан он? Вопросы есть к нему.
А я-то что? Ведь создан он не мною -
Повязан я с поверхностью земною.
Притензии лишь к богу одному.

Не влезешь ни в себя ты, ни в посуду.
Когда зима, то холодно повсюду -
Снаружи и внутри. Везде мороз.
Вот путь земной, а дальше - неизвестность.
«В чём бонус? В чём лирическая дерзость?» -
Звучал бы в Петербурге сей вопрос.
Живут у моря там и ждут погоды.
Что сделали для рэпа в Ваши годы,
К примеру, Вы? Молчание в ответ.
Ах, ангел мой, спроси-ка ты у бога:
«Ну почему же всё здесь так убого?»
А-то ведь улетаешь - и привет.

В депрессии ли бог, утратив веру
В себя и креативности аферу?
Визжит ли он: «Какой же я дурак!»?
Пока что всё, как будто бы в тумане.
«Аллах акбар!» - воскликнут мусульмане,
Но что с того? Они-то - явный брак.
Идём сквозь недомолвки и ужимки
Вперёд, как человеки-невидимки,
Осмысленно, совсем как русский бунт.
Для нас, пока мы живы-невредимы,
Пути господни неисповедимы,
И даже их, путей, конечный пункт.


*  *  *

—  Опять птицы! — в ужасе вскричал Эксперт. Да, действительно, под обманчивым названием «солнце» коварно притаились птицы. Птиц было много — «тысячи тысяч», к тому же все они были говорящими! Кроме того, автор в своем стихотворении умудрился помянул всуе не только Бога христиан и иудеев, но также и древнеегипетских богов Пта и Ра и вкупе с ними ветхозаветного праведника Ноя. Зато почему-то постеснялся помянуть всуе чёрта, обмолвившись стыдливо-эвфемистически: «кот возьми!» И еще Эксперту подумалось, что, как бы «сед и стар» ни был поэт, ему не должно быть «все равно», употреблять в своем творчестве избитые метафоры типа «сердце — птица в клетке» или все-таки воздержаться... Финальное пафосное «сделай мя птицей» отозвалось в памяти гамзатовским «быть может это место для меня», но не добавило ничего существенного к апологии птиц, развернутой автором стихотворения.

28. "солнце"

тысячи
тысяч птиц
говорят со мной,
каждое утро
слышу их голоса.
нет,
я не Пта,
не ветхозаветный Ной,
просто я им
всегда отвечаю сам.

да,
наш язык не средство,
а Божий дар,
и говорить на нём -
как уйти в полёт.
звуков немного;
каждый из них - удар
сердца,
дыханье Бога,
огонь и лёд.

я засыпаю рано,
но лишь рассвет
небо раскрасит
всеми цветами Ра,
я выхожу из дома
и слышу всех -
тех, кто поёт,
сумев дожить до утра.

мне хорошо и радостно,
кот возьми!
я отвечаю
каждой из тысяч птиц,
мошек желаю,
в гнёздах птенцов возни,
мимо идя
людей недовольных лиц.

мне всё равно,
насколько я сед и стар:
сердце моё,
как чиж,
заключённый в сталь,
бьётся навзрыд,
когда от летящих стай
я узнаю,
что кто-то в пути отстал,

не долетел,
в крутое пике уйдя...
я им кричу,
чтоб крепче держали клин,
сбитых прицелов,
облачности,
дождя
робко прося
у птичьего Бога им.

тысячи
тысяч птиц
говорят со мной,
я не умру,
пока голоса звучат.

если меня
окутает тишиной,
сделай мя птицей
в первых твоих лучах!

— Все! Довольно на сегодня, — облегченно вздохнул Эксперт и отправился на «заслуженный отдых».


*  *  *

— Ну, все. Еще один рывок и свободен! — порадовался Эксперт, приступая к чтению последней порции конкурсных текстов. Вот уже много лет он жил в стране, где верлибр стал практически единственной легальной формой поэтического самовыражения, отодвинув на задний план рифмованную силлабо-тонику, оставив ей на откуп песенное творчество и детскую литературу. Серьезные же, взрослые стихи полагалось писать  исключительно без ритма, рифмы, ну и желательно без знаков препинания. Их можно было записывать в столбик, разбивая на короткие строки или даже на отдельные слова, но и это было не обязательно — их можно было записывать и «навалом», в виде сплошного текста или же выделяя каждое предложение в отдельный абзац, что называлось мудреным словом «версэ». Лишь тогда написанное могло называться настоящей серьезной поэзией. Поэтому Эксперт научился очень придирчиво относится к свободному стихосложению. Одно дело читать зарифмованную ахинею, где порой веселенький ритм или забавные рифмы сами по себе способны доставлять неизгладимое эстетическое впечатление, а совсем другой коленкор — продираться сквозь толщу ахинеи нерифмованной, на ощупь прокладывая путь к порой едва уловимому смыслу. Начав читать «Стишок про», Эксперт поначалу скривился: — Ну вот, опять доморощенный верлибр... — Но по мере чтения он все больше понимал, что ошибся.  Мало того, необычная внутренняя организация этого текста заставила его сильно призадуматься. Вместо стандартной «квадратно-гнездовой» ритмической структуры и строфической системы рифмовки он обнаружил, что строки стихотворения, казавшегося на первый взгляд свободным, скреплены то едва различимыми, то вполне отчетливыми созвучиями, порой плавно перетекающими друг в друга и образующие целые эвфонические ряды: «пора — виноград — выносимо — вырост — вырастать — зиму — растает — раз — раздаривали», «невыездной — с собой — бой», «не очень — ночи — ночь — сетчатку — начаться — закончить»... Но не это было главное. В стихотворении разворачивалась сквозная метафора жизни как переезда, замкнутая в начале и в финале игрой с двузначностью слова «выносимо» («невыносимо») — то, что при переезде можно (нельзя) вынести из старой квартиры и внести в новую, а также, в соответствии с другим его значением, то, что является нестерпимым, непереносимым, как, например, боль. Перед глазами читателя представала картина, изображающая женщину, которая готовится к очередному переезду, сдирает со стен обои, решает, что взять с собой, а что оставить, вспоминает, как это бывало во время прежних переездов. В стихотворении много неясностей и недосказанностей, но к его финалу понимаешь про какой переезд идет речь... И сборы эти нельзя отсрочить, и воспоминания становятся невыносимыми и в первом и во втором значении... Эксперт подумал, что, наверное, так до конца и не расшифровал всего, что скрывается в этом стихотворении, и включил его в финальный список.

29. "Стишок про"

Наступает пора
отдирать со стены виноград
и прикидывать, что выносимо.
Из подаренного на вырост
пора вырастать.

Тело будто помнит
голодную первую зиму
и упорно делает вид,
что вот-вот растает.

В предыдущий раз
немецких кукол раздаривали,
продавали письменный стол:
невыездной,
а японский магнитофон
увезли с собой
на поезде.
Он срисовывал рельсов бой
и понимал, куда катится.
Я — не очень.

Я тогда не знала вангоговой
звёздной ночи,
но я знала степную ночь.
Лучше б её зашили
в мою сетчатку,
чтобы было, с чего начаться
и чем закончить.

Как бы теперь сборы
ещё отсрочить:
с каждой коробкой
дорога к началу длиннее.

Видно ли степь
из созвездия Водолея?

Память, как шкаф,
в целом невыносима.


*  *  *

30. "Портрет на фоне"

S.

Под веками эти пожары,
колени, как бритвы, остры.
Над небом рельефно-поджарым
Плеяд голубые костры.

Над небом, прижавшимся тесно
к твоей пионерской башке,
к сошедшимся по интересам,
сжимающим руку в руке.

Над этим, стремящимся мимо
стихов о самом же себе.
Кричащим "Не будет мейнстрима
в твоей кучерявой судьбе.

А будет то горько, то сладко.
Войдёт в просквожённую грудь
осенних лесов лихорадка,
и зимняя Брейгеля ртуть

над морем и миром. Так надо.
И кто же его разберёт,
зачем он, вот этот, громадный,
то мёд временами, то лёд".

В тридцатом стихотворении Эксперту очень понравилась «зимняя Брейгеля ртуть» и «осенних лесов лихорадка». Чуть меньше понравилось «то мёд временами, то лёд». Ну и совсем не понравилось небо, кричащее лирическому герою назидательные пророчества и банальные истины, о том, что жизнь она вообще-то «вроде зебры», то белая, то черная, и что она вроде таблетки, запиваемой компотом — «то горькая, то сладкая». Как не понравился ему и напрашивающийся из всего этого вывод, что, пожалуй, незачем по этому поводу париться и «зря портить нервы», поскольку «кто ж его разберет», почему эта «жизнь такова, какова она есть и больше — никакова», как сказал другой  поэт...


*  *  *

31. "Учитель труда пропадал в мастерской"

Учитель труда пропадал в мастерской:
к урокам пилил заготовки,
заказ исторички точил - поварской
набор из толкушки-шумовки.
Я был его сыном. Любил приходить,
рукою по шкуренным доскам водить,
и, если он - молча и трезвый,
я тоже строгал или резал.
Но чаще, веселый, он ставил кино,
оно у него было только одно,
и все его час сорок восемь
я выучил в первую осень.
Трещал аппарат и светил на экран
из дырки в его кабинете.
С ним пили Русаныч-физрук и Толян,
закрывшись: ведь школа и дети…
Я слышал, как он говорил за спиной.
О, как говорил он за этой стеной!..
И фразы сверкали как фазы -
так больше нигде и ни разу…
И час сорок восемь хотел я продлить,
чтоб мог он смеяться и мог говорить,
покуда, ускорясь, бобина,
пустая, не встанет бессильно.

Автор ностальгического стихотворения про учителя труда пытался оказать на Эксперта психологическое и эмоциональное давление, манипулируя его сокровенными воспоминаниями о детстве, о школе, об отце, но Эксперт не поддался, придравшись к рифмам типа «мастерской — поварской», «приходить — водить», а также к безграмотной словесной конструкции «покуда ... бобина … не встанет». — Не надо было ложиться, не пришлось бы вставать, — злорадно ухмыльнулся он, поспешно вычеркивая незадачливого киномеханика из списка, пока не явился поручик Ржевский и не отвесил на тему «бессильного вставания» какой-нибудь уж совсем неприличный каламбур.


*  *  *

32. "Какая скука в Петербурге..."

***

Какая скука в Петербурге...
Махнув от ста до пятисот,
идёшь выдавливать по букве
однообразие пустот –

писать, нисколько не вникая
в происходящее с тобой, –
ночь скоротается такая
похожая на день любой,

когда ни воздуха, ни дыма,
живётся только тем, что пьян –
внутри тебя непобедима
страна рабочих и крестьян,

демонстративная эпоха,
и, чтобы не было смешно,
тебе должно быть очень плохо,
а может быть, и не должно.

«Несчастно как-то в Петербурге...» — вспомнилась Эксперту строчка Леонида Аронзона. Намеренная аллюзия или случайность? Как бы там ни было, интертекстуальная перекличка была налицо, и Эксперту ничего не оставалось, как только сопоставить оба текста и произвести их сравнительный экспресс-анализ. Трагическое аронзоновское «несчастно» сразу задавало его стихотворению возвышенный тон, что подтверждалось второй строкой, в которой звучала неземная тоска по небу. Ангелоподобный «полулежащий, полулетящий» лирический герой Аронзона находится в свободном полете, а вот вполне земной охваченный скукой лирический герой соискателя номер 32, «махнув от ста до пятисот» идет «выдавливать по букве / однообразие пустот» — Эксперт с удовольствием отметил отсылку к чеховскому «выдавливанию из себя по капле раба». У Аронзона лирический герой скорбно констатирует: «Нет, даже ангела пером / нельзя писать...», герой же поэта — нашего современника намерен «писать, нисколько не вникая / в происходящее» с ним. В обоих текстах есть ссылка на эпоху, на настоящее время, у Аронзона это — замаскированная в метафору «пора, когда деревья замкнуты на ключ», у автора номер 32 она называется впрямую: «демонстративная эпоха». Пораскинув мозгами, Эксперт сделал вывод, что вторичное стихотворение, являясь практически полным негативным отражением стихотворения Аронзона, его зеркальной антитезой, что было выражено рядом бинарных оппозиций («высокое — низкое», «свобода — рабство», «отказ от творчества в неблагоприятных условиях — бездумное, беспринципное писательство любой ценой», «внутреннее — внешнее» и т.д.), работает на снижение, на отторжение, на деструктивный цинизм обреченного («живётся только тем, что пьян»), что подчеркивается его нарочито пофигистским, амбивалентным, не дающим никакого позитивного выхода, финалом: «и, чтобы не было смешно, / тебе должно быть очень плохо, / а может быть, и не должно», в то время как у Аронзона в финале стихотворения звучит вселяющее надежду «но листьев, листьев шум откуда?», отсылающее к поэзии прошлого, включающее его в широкий литературно-исторический контекст. Что же получается? В течение без малого пятидесяти лет, отделяющих один текст от другого (предполагая, что стихотворение соискатель написал недавно), произошли необратимые изменения в мировосприятии коллективного лирического субъекта, если принять, что поэт являются выразителем своего времени, своего поколения. «Страна рабочих и крестьян», которая для Леонида Аронзона была внешним контекстом, средой обитания телесной оболочки, не проникшей в душу поэта, оказалась непобедимой «внутри» поэта, живущего в «демонстративную эпоху», «когда ни воздуха, ни дыма», доведя его до полной апатии и бытового алкоголизма... Эксперт самодовольно ухмыльнулся, — Эко я из крупнокалиберного оружия да по мелким пернатым... Хотя, хрен его знает, с кем имеешь дело в анонимном конкурсе. Порой, бывает, отпустишь подзатыльник шкету подзаборному, как глядь — шкет оказывается местным «гением», а  изо всех подворотен уже лезут великовозрастные «братаны», «дружбаны» и «кореша», посверкивая кастетами и финарями, готовые «вписаться» за обиженного «талантливого парнишку»... Эксперт крякнул и, поставив автору стихотворения «Какая скука в Петербурге» зачет «за искреннее и честное описание самоощущения поэта начала XXI века в условиях победившей демократии», внес его в число финалистов.


*  *  *

А вот очередной многословный не то богоборческий, не то богоискательский текст Эксперт отбросил без всякого сожаления. По тем же причинам, по которым он отбросил стихотворения номер 3 и номер 18. Как сказал Витгенштейн:  «О чем невозможно говорить, о том следует молчать»...

33. "Апрельское"

О себе я сказал, а теперь – мои речи о Боге.
Да, конечно, – религия, опиум, знаю, согласен.
Я еще в позапрошлой стране, не в четвёртом ли классе,
декламировал атеистические монологи.
 
И показывал книги с портретами Бруно и Браге,
и рассказывал про человекообразных горилл...
Дед ничуть не сердился, старинные марки дарил,
и про вихри враждебные пел, «подрастёшь...» говорил.
Я на похороны не слетал, телеграммку отбил.
За дипломным проектом в своей отсиделся общаге.
 
Бога нет. И не то чтобы очень мешал он, отнюдь.
Отмечтав о бессмертии, мамой обещанном в детстве, –
мол, таблетки придумают, стоит одну лишь глотнуть...
и о разоруженье всеобщем – ряды, мол, сомкнуть, –
я и сам бы не прочь утонуть в чудодейственном средстве.
 
Но таблеток не изобрели. И не изобретут.
Кубик Рубика – да, аэробика – да, нарасхват.
И хватается за автомат бородатый Бейрут,
и в цветном телевизоре снова небрит Арафат.
 
И покуда не нас, то есть нас, но покуда не в нос,
но уже началось – и навылет уже, и на снос.
Нет, не тот апокалипсис, нет, но чем далее в лес,
этот мирный процесс – он уже и всемирный процесс.
 
Нет, я не возражаю ни против безъядерных зон
на Таити или в Антарктиде, ни против заботы
о курящих и пьющих – любой принимаю резон
и работать согласен хоть все до единой субботы.
 
Бога нет – может быть, и устал, но своё отпотел.
И сработанный мир – хоть и несправедлив, но прекрасен
от божественных вёсен и дьявольски женственных тел
до торжественных песен и нравоучительных басен.
 
И теперь всё, что ни происходит, несётся, плывёт,
по-пластунски ползёт и на небо глядит возбуждённо,
не нуждается в Боге нисколько, поскольку живёт.
И нуждается в нас – ибо смертно и вооружённо.
 
Оставляя приёмник включённым, входя в интернет –
пробегая по сводкам едва ли последних злосчастий,
редактирую меру причастий и деепричастий.
Деда нет. И отец мой состарился. Времени – нет.


*  *  *

34. "Собственность"

                Моё! – сказал Евгений грозно...
 

Любить – это значит вцепиться:
взахлёб, наобум, сгоряча.
Так в мошек влюбляются птицы.
Так дети азартно кричат:
«Моя!» – выбирая лошадку
из рыжих, буланых, гнедых, –
на миг обладания краткий,
на круг карусельной езды.
 
Владеть – это тискать и комкать,
и в душу любимую влезть.
Недаром Марина ребёнком
стремилась в бумажную десть
стихи переписывать, млея
от слов, признаваясь сама,
зачем: «Чтобы было моее.
Мой Пушкин», – твердила она.
 
Любить – это значит присвоить
и вес обладаньем придать.
«Моя!» – без длиннот и символик
Колхиде сказал Митридат.
О, собственность! червь опасений,
грызущий нутро гегемон.
Для плоти, земель, каруселей –
подбор сокровенных имён.
 
Назвать – это значит влюбиться,
сродниться до мяса, до дна.
«Тут главное – даже любимцам
не надо давать имена», –
спокойно роняет хозяин,
помост закрепляя в наклон,
телятам взойти помогая
в идущий на бойню фургон.
 
Иметь – притязать на сохранность
имущества, сладостный долг
господства. Так, даже поранясь
о колья с колючками, волк
объят тяготением вечным
к любви: в каталогах полей
себе выбирает овечку
и нежно считает своей.

Эксперт внимательно прочел стихотворение и подумал, что гениальный Бурич про то же самое сказал так:

         зачем обнимать
         если нельзя задушить

         зачем целовать
         если нельзя съесть

         зачем брать
         если нельзя взять навсегда
         с собой
         туда
         в райский сад

Что ж, наверное, можно и иначе, более многословно, более витиевато, демонстрируя эрудицию и умение пользоваться приемами версификации. Но нужно ли? Если у Бурича две последние строки поворачивают весь текст на 180 градусов, делая его прозрением и катарсисом, то это стихотворение так и остается лишь перечнем фактов и определений...
— В шорт, пожалуй, не годится, — подумал Эксперт, — но и отбрасывать совсем повременю.


*  *  *

35. "Лампочка"

***
А страсти сегодня по ком?
Откуда я знаю...
Вот лампочка под потолком,
как невыездная
душа, напоследок мигнёт
и тихо погаcнет.
А что же там после неё?
И есть ли? Неясно.
Ушла вереница страстей
по нити вольфрама.
И так тяжело в темноте
домашнего храма.

Прочитав очередное лирическое рассуждение на тему «Есть ли жизнь... на Марсе», Эксперт-таки не выдержал и выдал экспромт:

ВСЁ ДО ЛАМПОЧКИ

Вот лампочка под потолком
Горит не сгорая.
Про лампочку — это о ком?
Откуда я знаю...
А лампочка тихо мигнет
Навек угасая.
И как теперь жить без нее?
Откуда я знаю...
Она все висит в темноте
Как невыездная.
А есть ли Электрик и где —
Откуда я знаю...

Экспромт получился такой себе, для дифирамба слишком двусмысленный, для пародии слишком беззубый. Но Эксперт все же решил не включать исходный текст в финальный список.


*  *  *

36. "День постарел за несколько часов"

День постарел за несколько часов
от утренней улыбки до ухмылки.
И чаши всех оставшихся весов
склонились от кофейника к бутылке
с холодным пивом.
Воздух недвижим.
Добавив к содержимому копилки
стаканчик водки, что из морозилки,
Z. презирает климат и режим.

Вовне царит библейская жара.
Тяжёлой плазмы вязкие потоки
берут любое тело на ура,
растапливая жизненные соки.
Такая вот печальная судьба:
Вселенная, час от часу зверея,
из каждого прохожего еврея
выдавливает бывшего раба -

и всё напрасно.
Z. берёт тетрадь
и пишет: "Это лето - время Ада.
Уроки Преисподней.
Умирать,
однако же, не хочется...
А надо..."

Тут карандаш, закрученный в тиски,
на строчки уставляется солово,
и, вымарав последние два слова,
ломается.
От гибельной тоски
не плачет только мёртвая душа.
Но выплакана соль, пуста солонка.
А Богу - что судьба карандаша,
что человека - всё одно соломка.

Сквозь жалюзи,
как будто между строк,
Z. смотрит на пейзаж,
знакомый сердцу.
Вот ортодокс в автобусную дверцу
втирается,
как плавленый сырок;
вот эмигрант читает на ходу
брошюру о лицензиях и визах,
как будто вид на жительство в Аду
серьезная проблема;

на карнизах,
под козырьками раскалённых крыш,
сидит пернатый люд, клюёт кусочек;
на заживо зажаренный цветочек
благоговейно писает малыш;
проехал агарянин на осле,
за ним ещё один на "мерседесе";
прошли сто грамм,
как пауза в процессе
ударной плавки на Святой Земле...

Z. вяло бросил камень в огород
увиденного. Он сказал: "Когда же
белковых тел
в подследственном пейзаже
прибавится?
Бездумный мы народ!
Зубами об Историю стуча
на этом пятачке Земного шара,
построили гробы из кирпича -
и скрылись от Великого Пожара.
А он, меж тем, воспламеняет дух!
Он - торжество Божественного стиля!
В нём с помощью естественного гриля
Жар-птицею становится петух!"

Эксперт заценил версификационные способности автора стихотворения номер 36 и включил его в резервный список, хотя его несколько озадачило содержание этого текста. Ему показалось, что это всего лишь фрагмент какого-то бОльшего целого, поскольку эпический размах повествования и нешуточный разбег, который взял автор стихотворения, не соответствовали тому загримированному под жар-птицу петуху, которого он предложил читателю в качестве пункта назначения.


*  *  *

В стихотворении про кота Эксперту очень понравился финальный «в тёмную душу вход» и он его даже хотел было поместить в желтый запасной список, но потом перечитал еще раз и передумал. Во-первых, ему пришлось не по душе назойливое панибратское обращение лирического героя (или героини) к неведомому Коле, придающее какое-то несколько доверительно-застольное звучание всему стихотворению. Во-вторых, это стихотворение напомнило ему всех фейсбуковских котиков, которых с умилением постят все кому не лень, заполняя пустоту своих быстротечных жизней. В-третьих, от этого текста веяло каким-то труднообъяснимым соцреализмом, от которого у Эксперта началась изжога. Зато, изучая это стихотворение, он узнал очень много интересного, например то, что музыкальное искусство у сойотов «не составляет предмета промысла: им занимаются любители, мужчины и женщины, между делом. Наиболее искусные из них приглашаются на сборища, причем, собравшийся хор музыкантов играет без предварительного сыгрывания, что тем легче для них, что оркестровки сойоты не знают, и все инструменты, поддерживающие певца, ведут лишь в такт и в унисон мотив песни», как утверждает Г.Е.Грумм-Гржимайло в своей книге «Западная Монголия и Урянхайский край». Так что, действительно, бедным сойотам остается только позавидовать кошачьему мурлыканью.

37. "Вроде кот"

Коля, а заведи кота.
Заведи его в тёмный угол твоей души,
примани его, серого, лаской, и там оставь,
чтобы он постепенно привык и негромко жил.

Эти серые, Коля, – они неспроста коты,
деликатные пифии, мудрые существа.
Вроде живность – ан нет, это твой костыль:
снять с тебя непомерный груз всемогущества.

Вроде муркнет – а ты прислушайся: он поёт,
он поэт, из груди его льётся ажурный звук.
Этим песням завидовать мог бы любой сойот,
этой стройностью мог бы гордиться любой бамбук.

Вроде – кот. Что там, когти, подушечки, шерсть, усы.
Но какая грация, удаль, какой масштаб.
У кого на земле столько смелости и красы?
Разве только у зеленоглазых и рыжих баб,

пивших зелье. Но кот бескорыстен и не ревнив,
он в постели твоей – не из прихоти. И за так.
Коля, ты ни принцесс не захочешь, ни их огнив,
если рядом пригреется предан, умён, хвостат.

А когда над тобой зашумит на погосте клён,
что останется, знаешь? Останется серый кот.
На могилу потом приходить будет только он.
 
И сидеть. И стеречь в твою тёмную душу вход.


*  *  *

«Привкус ситро» только усугубил изжогу, и Эксперт подумал, что вот, наверное, он чудовищно несправедлив ко всем этим трогательным и ностальгическим текстам, что за каждым из них ведь стоит чья-то судьба, чьи-то искренние чувства и чьи-то бессонные ночи. Но, вспомнив жестокую поговорку, бытовавшую в годы его соцреалистической юности, которая гласила, что «хороший парень — это еще не профессия», и то, что обещал себе быть строгим, безжалостным судьей и суровым критиком, он легким движением курсора компьютерной мыши отверг предложенное на конкурс стихотворение.

38. "С привкусом ситро…"

когда за пазухой – душа,
два голубя и сигареты,
и Ирка поклялась дружить
до самой гробовой доски...
уверен в том, что никогда
не кончится ни жизнь, ни лето
и мать приедет как – нибудь...
и боженька простит
все то, что лучше и не знать,
а больше никому не должен...
а смерть случится, но потом
и точно не с тобой...
и детство – с привкусом ситро
и счастьем пахнет дождик...
и здорово не понимать,
что будет жизнь другой...


*  *  *

Последнее стихотворение подборки он тоже отверг, подумав, что оно, наверное, замечательно смотрелось бы в домашнем детском альбоме, но в шорт-листе БЛК ему с его «тропическим раем», «нетовой мыслью», со «спрятанными в кронах пытливыми глазами» и с «согнутым пальцем месяца» делать нечего.

39. "а помнишь как в небе загадочно черном"

сыну

ты станешь поэтом а может ученым
увидишь тропический рай и снега
а помнишь как в небе загадочно чёрном
звезду за звездой для меня зажигал
искал маяки в бурном море бумажной
и нетовской мысли
взрослел подрастал
и как-то сказал что за звёздочкой каждой
скрывается чья-то судьба и мечта
а помнишь как сосны на взморье качались
и в кронах пытливые пряча глаза
смотрели как месяца согнутый палец
для лучшей из звёздочек что то писал. 


Вот так, не щадя ни женщин, ни детей, Эксперт дошел до конца длинного списка. Список этот действительно оказался длинноватым, и Эксперт чувствовал некоторую усталость. Но расслабляться было нельзя, ему оставалось сделать последнее, самое главное — выписать короткий список текстов-победителей, помеченных зеленым цветом. И вот что у него получилось:

4. "Вербное"
6. "О тополях"
7. "Согреть героев"
9. "на косогоре на тутаевском"
21. "Доброволец"
29. "Стишок про"
32. "Какая скука в Петербурге..."


У-упс! Стихотворений оказалось всего семь вместо необходимых десяти. — Придется скрести по сусекам, — подумал Эксперт и выписал названия стихотворений из резервного желтого списка:

2. "в одну рубашечку"
14. "Не ходите за мной"
17. "Можжевельник"
23. "Напутственное"
34. "Собственность"
36. "День постарел за несколько часов"


После продолжительных душевных мук и внутренних компромиссов окончательный шорт-лист приобрел следующий вид*:

4. ДМИТРИЙ ЮРЬЕВИЧ ШОРСКИН "Вербное"
http://www.stihi.ru/2015/10/20/4058 номинатор Инга Сташевска

6. АЛЕКСАНДР СПАРБЕР "О тополях"
http://www.stihi.ru/2015/08/24/2958 отборочный тур для резидентов БЛК

7. REWSKY "Согреть героев"
http://www.stihi.ru/2015/10/02/5256 отборочный тур для резидентов БЛК

9. ИГОРЬ ТУРУНТАЙ "на косогоре на тутаевском"
http://www.stihi.ru/2015/09/22/9449 отборочный тур для резидентов БЛК

17. СОМОВ ТОРЖОК "Можжевельник"
http://www.stihi.ru/2014/10/13/7758 номинатор Саша Лурье

21. ДМИТРИЙ МОСКОВСКИЙ "Доброволец"
http://www.stihi.ru/2014/07/31/6295 отборочный тур (квота Светы Хохломской)

29. ЕВГЕНИЯ УЛЬЯНКИНА "Стишок про "
http://www.stihi.ru/2015/08/24/10135 номинатор Юлия Долгановских

32. ДМИТРИЙ АРТИС "Какая скука в Петербурге..."
http://www.stihi.ru/2015/08/28/7372 номинатор «Термитник поэзии»

34. МАЙЯ ШВАРЦМАН "Собственность"
http://www.stihi.ru/2015/10/13/8673 номинатор альманах "45-я параллель"

36. ЕВГЕНИЙ СЕЛЬЦ "День постарел за несколько часов"
http://www.stihi.ru/2014/04/05/7825 квота Геннадия Руднева за редактирование отборочного тура


— Вот и всё, — подумал Эксперт и представил себе, какой шквал негодований, обид и обвинений в несправедливости, некомпетентности и недоброжелательности обрушится на его искренний и добросовестный отчет на Самом Большом В Мире Литературным Портале...

— Не бздите, сударь! Засохнет — само отпадет! — подмигнув, приободрил его поручик Ржевский.





---------
* При публикации обзора были вставлены полные ссылки на выбранные стихотворения.