Мы возьмём Москву, и я женюсь на девушке Тане!

Немцы вошли (а точнее — въехали) в небольшой крымский городок часов в 10 утра 2-го ноября 1941 года. Двигались они со стороны Симферополя по центральной улице. Вначале, грохоча и выбрасывая струи дыма, промчались мотоциклисты в причудливых шлемах и с выставленными вперёд пулемётами. За ними мягко, покачиваясь на рессорах, прокатила красивая легковая машина с офицерами, у одного из которых на переносице поблёскивал монокль.  Завершили эту кавалькаду пара крытых больших, натружено гудящих тупорылых грузовиков с  гогочущими солдатами.
Родители Жени и её сверстников строго-настрого наказали не попадаться на глаза немцам, но разве удержишь любопытных подростков! Вот и высматривали они из-за заборов  диковинных пришельцев.
...К вечеру городок запестрел развешенными на столбах и стенах некоторых домов приказами о необходимости сообщать новым властям о коммунистах, евреях и цыганах. За их укрывательство грозил расстрел. В городке ввели комендантский час. С семи вечера до семи утра появляться на улицах запрещалось. За нарушение — расстрел. Вообще, слово «расстрел» стало наиболее расхожим в языке оккупантов и местных жителей.
...Немцы устраивались на постой. Разводил их по подворьям   назначенный оккупантами староста Аг-ев. Жильцами длинного и низкого татарского дома семьи Жени стали два обер-лейтенанта и два унтер-офицера. Было им лет по 27-28, светловолосые, крепкие, у обер-лейтенантов награды — по два железных креста. Один из них при знакомстве ткнув себя в грудь пальцем, произнёс:—  Ich bin Nikolas!*
И жестом показал на остальных:
— Das ist meine milit;rische Freunden!**
Жене легко давался в школе немецкий, поэтому она всё поняла без труда. Позже стали известны имена иных постояльцев: Курт, Отто, Вильгельм.
… Немцы с утра старательно делали физическую зарядку, шли на завтрак в один из домов поблизости, где располагалась полевая кухня, и исчезали, до вечера, взяв оружие и надев на спины большущие рюкзаки. Иногда их не было видно по несколько дней.
...Женю заинтересовала форма постояльцев. Она во многом была иная, чем у немцев, квартировавших в домах поблизости или встречаемых ею в на улицах городка. Те ходили в одежде серо-зелёного цвета, в пилотках или фуражках с орлами, в сапогах с короткими голенищами. Танкисты носили чёрную форму, а живший напротив жениного дома  строгий худощавый немец щеголял в чёрном мундире, но почему-то с одним погоном, и в фуражке со зловещим черепом и костями на околыше.
На «их» немцах были короткие куртки, брюки, заправленные в высокие кожаные ботинки на толстой рифленой подошве. Головными уборами служили фуражки с длинными козырьками и отворачивающимися «ушами», которые спереди застёгивались на пуговицы. Сбоку, на фуражках — немцы называли их кепи — красовались  эмблемы в виде какого-то цветка.
Однажды Курт, второй обер-лейтенант, заметив любопытный взгляд Жени,  направленный на цветок, усмехнулся:—  Das ist Edelweiss!***
...Отец, как только в доме стали жить немцы, запретил говорить о них что-либо в их присутствии, тем более о Красной Армии, или партизанах, появившихся в расположенных поблизости от городка лесах, заметив при этом: — А вдруг они понимают русский!
Однако, Женя и её мама нет-нет, да и поругивали немцев, хотя те, в общем, не давали для этого особенных поводов.
...Как выяснилось позже, отец, как в воду глядел: двое из постояльцев не просто понимали русский язык, но и могли говорить на нём. Выяснилось это совершенно случайно. Из хозяйства в семье остались две козочки Лидка и Динка, которых Женя обычно пасла неподалёку от дома. Так было и в тот вечер, когда мимо Жени проходил Николас, а Лидка вдруг оборвала поводок  и стала бежать прочь от девочки.  Немец быстро догнал козочку и схватил её за обрывок  верёвки.
— Лидка, уходи от него, он — немец! — непонятно почему закричала Женя.
—  А мы её сейчас резать будем! —  на чистейшем русском языке  и — как показалось Жене —  довольно весело ответил Николас.
Женя обомлела... Она вспомнила, сколько нелицеприятного они говорили с мамой о немцах в их присутствии.
— Мой папа был долго сотрудником немецкого посольства в Москве, а я учился в русской школе! Там осталась  моя любовь! Мы возьмём Москву, и я женюсь на девушке Тане! А прибыли мы к вам из Италии. Вот так-то, Женя!
...Немцы квартировали у них почти два месяца. Перед отъездом, как-то вечером, обер-лейтенант Курт, в присутствии Жени и всей семьи, вдруг задумчиво произнёс по-русски:
— У вас — хорошие альпинисты! Я соревновался с многими из них до войны, на Кавказе.
...Пройдут годы, и знаменитый русский бард и поэт Владимир Высоцкий в одной из своих военных песен упомянет немецкий горных стрелков, воевавших в горах Кавказа:

А до войны вот этот склон
Немецкий парень брал с тобою.
Он падал вниз, но был спасён,
А вот теперь, быть может, он
Свой автомат готовит к бою...

Вот так и произошло знакомство Жени в те далёкие годы оккупации с  немецкими егерями одной из горнострелковых дивизий, действовавших в горах и лесах Крыма и создавших немало проблем крымскому партизанскому движению уже с ноября 1941 года...

Опубликовано: журнал "РАДУГА". - 2015. - №№ 5-6. - С.128-129.