Колдовала...

Приручала, привечала, вином поила. При себе хотела оставить навечно.

Только волком диким он смотрит мимо – время вовсе не любит, не лечит.

Он уходит под вечер – и след простынет. Он уходит под утро, а сердцу больно. Сколько вёсен-зим ещё в прошлое сгинет, а душе задыхаться, гореть в неволе…
Колдовством привести к своему порогу, навсегда запечатать в тугие цепи – пусть кричит, взывает к святым или к Богу. Здесь теперь только дьявол ему ответит, рассмеётся своей белозубой улыбкой оттого, что оковы пришлись по нраву. А ему – накрываться сермяжной накидкой, вместо грога давиться горькой отравой. Колдовала, сыпала уголь и серу, рисовала по венам чёрные руны
…и целовала в губы пустое тело, словно не человека, а вуду-куклу. О такой  вот любви просила, искала? О таких мечтала «горячих» объятьях? Кружат вихри сумрачного карнавала, вьются смерчи древних молитв-заклятий…

Только он-то всё волком серым в лес смотрит, руки тянет, а сам – далеко, не с нею, в синих глазах бездонных – мёртвое море, а она вслед за ним уже тонет, болеет. Сатана всё смеётся и рожи корчит, упивается болью, плюётся смрадом. Заразилась сама своею же порчей, и бродить ей теперь по дорогам ада.