Гнездо кукушки

Не занавешено окошко
С непробиваемым стеклом,
Из тьмы глядит луна с ладошку
В палату с белым потолком.

В кровати с номером двенадцать
Лежу, бессонницей объят,
В висок не прекращают клацать
Ключом от ада сто чертят.

Все пациенты спят спокойно,
Им снится в снах весенний сад,
А в изголовье каждой койки
Шальные демоны стоят.

Кому-то снится дом далёкий,
Кому тюрьма, кому приют…
Несёт мечты их ветер лёгкий
В волшебный край, туда где ждут.

Но выжжена в душе навечно
Обетованная земля,
Так отданы на слом беспечно
Святые своды алтаря.

И вознеслась на их обломках
Обитель скорби для больных,
Везут сюда в душевных ломках
Убогих, буйных и шальных.

Поколесил по белу свету-
Вчера был в Брюгге, после в Рим,
А нынче  к Сербскому я еду
С тюремных нар судьбой карим.

Поднялся в статусе мгновенно:
Вчера был узник, нынче псих,
А завтра с Богом непременно
Разделим ужин на двоих.

Подлечат, вымоют, накормят,
Залижут раны, а потом
Пижаму выдадут, оформят
В палату с белым потолком.

Назначат завтра в процедурке
Кому укол, кому наркоз,
А после строем на прогулке
Поднимут воздухом психоз.

В закрытом дворике больницы
Вдохну свободу во всю грудь,
Теперь во снах она лишь снится,
А наяву тоска и грусть.

Взлетели ввысь дубов макушки,
Там всё молчит и не поёт-
В ветвях гнездо свила кукушка,
Да вот никто в нём не живёт.

В старинных улочках столицы
Остался тихий уголок,
Меняют маски тут на лица,
Оставив души под залог.

Здесь, на Кропоткинской я начал
Когда-то праведную жизнь
И думал Богом предназначен
Что-либо в мире изменить.

Я строил «Храм Христа». Спаситель
На труд меня благословил.
Всем дарит свет теперь обитель,
Больные души укрепив.

Волнует и благословляет
Её святой и светлый лик,
И вот уж колокол считает
В моём остатке каждый миг.

В крема окрашенные стены
Больных историю хранят,
Им чудеса мощей нетленных
Грехи отпустят и простят.

Ведь все они птенцы кукушки
Жестоко бросившей гнездо,
Не научив летать к верхушкам,
Нещадно бросила на дно.

Но трудно выжить в этом мире
Неоперившимся птенцам,
Судьба подстрелит их как в тире
Мишень, застывшую по швам.

И вот теперь они все вместе
В палатах Сербского лежат,
А за решёткой жизнь и песни,
И птицы вольные кричат.

Не занавешено окошко
С непробиваемым стеклом,
В него рассвет пролез как кошка,
Но всё покрыто мёртвым сном.