Василий Азоронок. Ещё цветёт светлынь-трава

Еще цветет светлынь-трава...
Василий Азоронок
http://www.stihi.ru/2015/10/29/10075

Я знаю Галину по стихам. А недавно прислала свою новую книжку «Когда цветет светлынь-трава». Галина Рудакова…

Книга – не первая. Автор поэтических сборников «Созвездие любви», «В памяти сердца», «Даль синеокая», «Цветок лазоревый», некоторых краеведческих изданий, она - лауреат областной премии имени Николая Рубцова.

А живет Рудакова в Холмогорском районе Архангельской области - далеко от моей Родины, белорусской Витебщины. Присланную книгу понес показать соседям, они долгое время обретались на Севере, и хорошо знают тот край. Мне было интересно, что они скажут о творчестве «белой» поэтессы.

- Так это про нас! – подтвердили мою мысль.

Уже с первых строк «привязываешься» к сокровенным чувствам талантливой выразительницы:

«Ты куда нас, судьба, завела?
Кто владеет сегодняшним миром?
Не остаться б на карте пунктиром…
Здесь вот речка… когда-то была…»

Так куда завела судьба Галину Рудакову? Что же такое в ее творчестве, что расходится волнами сопричастности?

«Здесь неволи душа не приемлет…» Так светло она говорит о своей Родине.

Вот пишет о Буеве, есть холм на Топсе-реке. Холм как холм, таких холмов миллионы, не сосчитать. А он величествен. «Сыпались с Буева чудские стрелы и камни…» Разговор об истоках – о племени, жившем в доисторическое время.

И всплывает образ моего дальнего предка – кривича. На родной Витебщине тоже есть подобный холм – Веребский - городище при Береще, связавшей север с югом. Не погрешу, если скажу, что стихи Галины – «дуновение с севера». Очень близко ощущаешь эпоху, которая трактуется в истории как  «призвание варяжских дружин». Я писал:

«Мечи их сверкали покорно
В языческих бликах костра,
Под звуки певучей валторны
Их звали вперёд паруса...
Им чудилось Чёрное море,
И шёлковый Ближний восток,
И было по силам – не горем –
Европу пройти поперёк».

Варяги плавали по рекам, проникая  в самые отдаленные уголки земного шара. В «Повести временных лет» (859 год) речь о них уже с оттенком насилия: «варяги из заморья обложили данью чудь, ильменских словен, мерю и кривичей…» Таково было время – сильнейший подчинял себе слабейших. Начало прошлого тысячелетия – период раздробленности, междуусобиц и княжеского своеволия. Буево помнит «новгородцев – поборщиков дани», пишет Галина. А междуречье – между Западной Двиной и Березиной, мой край, - оказалось вообще меж двух огней. Недаром возникла легенда о проклятом поле – месте, где сражались между собой две противоборствующие стороны, каждая из которых стремилась установить свой контроль над доходным водным путем.

Варяжское наследие использовал русский царь Петр Первый. Холмогоры, где живет Галина, «помнят… до сих пор… встречу с царем»:

«Навещая село, задержусь на мосту
И рассказ, еще в детстве услышанный, вспомню…
В устье Топса-река разлилась на версту
И, сливаясь с Двиной, затопила всю пойму…»

Русское государство настолько окрепло, объединив княжеские наделы, что «разлилось» от берегов Балтики до Черного моря. А скрепил разверстые границы великодержавный Березинский канал, прорытый по «варяжскому следу». По нему вращались купцы, обогащая окраины Российского государства и срединную часть Европы…

А потом наступили сталинские времена. Стихотворение «Рочегда» о нём. В Рочегду ссылали людей, там был ГУЛАГ. Посёлок расположен в среднем течении Северной Двины, строили его заключённые:

«В лес, к делянкам, тянули пути
Березлага несчастные узники,
Прорубаясь в лесах вековых…»

Среди узников были также мои земляки, «что встают, словно тени, из мшаников…» В августе 1937 года ОГПУ вскрыло "антисоветскую группу" в белорусской деревне Веребки. В нее входили, по данным ищеек, колхозники "Красного Бора", имевшие до революции по десять и более десятин земли. Вели себя вольно, высказывались критически, не боясь, комментировали политические процессы. Четверо получили по 10 лет исправительно-трудовых работ, а двоих по решению «тройки» расстреляли.

Пишет о ссыльных Галина, и горькая судьба неповинных людей сдавливает дыхание:

«Всю сердечную эту тоску –
Всё вплету я в свою плетеницу».

Ее стихи – это проповеди, умоляющие: не гоните судьбу, не призывайте снова безжалостное время.

«Настанет время - без вопросов
уйдёшь по лунному откосу…»
«Так и душа когда-нибудь найдет другое измеренье:
речушкой спрячется под землю,
на небе ли продолжит путь…»

Человек – часть природы, и насилие над ним это насилие над будущим. А потому нам дана память, берегите истоки рода своего:

«Снишься матерью и отцом,
Золотым, с васильками, полем….
………………………………………………….
Это родины вечный зов…»

Сколько слов сказано об этом «зове», о колокольном звоне души! А в стихах Рудаковой он звучит и звучит. Потому что исходит не из бесчувственного созерцания, а наполнен теплотой:

«Лишь ты, березонька, лишь ты
Стоишь все так же у колодца,
В твоих ветвях поют дожди,
С тобой таимничает ветер…»

Вот она – глубина осмысления. «Колодец» - это наше прошлое: глубокое, темное, но с чистым напором из недр. Дерево, ветви – это мы, сегодняшние, с корнями оттуда, с глубины. А дождь нам посылает небо, оно питает крону – душу, часто  слезами, но они «поют», потому что посылают  жизнь. А ветер – жди перемен! Он пока «таимничает». И действительно, разве нам дано знать, что нас ждет в будущем?

В произведениях поэтессы много слов из местного диалекта, топонимов. Но они нисколько не засоряют текст, наоборот, усиливают восприятие:

«Словно в простом карандашном рисунке
С бабушкой мы за столом своедельным,
Мама в жакетке, с хозяйственной сумкой –
Все, что хранится в сосуде скудельном…»

И воочию представляешь свой родительский дом, детство, деревню.

«Зимнее поле…сухие былинки…
Месяца льдинка в небесном протае…»

И, кажется, из «небесного протая» отзовется знакомый до боли голос,
«словно бы кто-то окликнет:
- Галинка!..
Поле да ветер от края до края…» 

И она отзывается – замечательными стихами, светлыми строками, воспевает самое ценное, что есть на земле. Значит, мы не потеряны, «когда цветет светлынь-трава»…

Галина живет там, откуда пошла борецкая роспись. А ее творчество – это роспись словами: не просто заключенными в рифму, а побуждающими жить и надеяться. Это - искусство.

Странно, что книга издана только в Архангельске, небольшим тиражом. Знакомство с ней на моей родине показало, насколько затребована поэзия Рудаковой.


29.10/15