Кафедра

                – Все на «contain potato!», – умничал белобрысый дрищ с вражеской кафедры, набивая картошкой авоску размером с несметный мешок. Как сумеет допереть-то до автобуса?  И так без него невесело, прищемил палец, откидывая борт прицепа на овощебазе. Пухнет. Как бы чего?
                Помню гада ещё с сенокоса. Заляжет в овраге, будто готовится выкашивать неудобья, и втихаря печень трески жрёт. Фу! Её и водочкой-то сходу не пропихнуть. Жлобьё! А после молоко вымазживал у бабок – опузырится и спать не даёт…
                Одна радость. Заявился как-то в клуб и не глянулся местным, речью иноземной козырнуть вознамерившись... Проще надо быть, понятнее… И погнали городского ухаря рёбрами штакетника до места пребывания телес. И нет бы, подорвать по полю чистому, сто дорог – выбирай любую? Нет же, потянуло со страху резать углы да промеж двух берёзок и налетел на бельевой шнурок, кем-то заботливо протянутый. И прошлись по нему аки по ксилофону…
                И откуда такие берутся, не иначе, как из...? Это потом выяснилось – рвался в ряды, во все стройотряды лез, телегу с ликами вождей катал на демонстрациях в одни руки. Не свезло! Другого очленили. Сынка угольного замминистра. Ему нужнее. Да и фамилия обязывала – Нуждин.
                Колхозы и базы – сродни лакмусу, индикатору. Всё выявляют. Простота тут не проканает, люд учёный коряв необыкновенно, противен до изжоги душевной.
                – Ты ему арбуз подгони, пусть перед собою катит, заодно и присядет по пути, а то упарится!? – Глумятся гироскописты, им-то что? Они вечный двигатель не изобретут. Всё – мы! Уже вот-вот. Завкаф в эйфории. Всех построил.
И только картофель отодвигает миг вселенского позорища...
                – Вам бы ещё мясца для востроты ума. Вон, комбинат, напротив? – это они же…  А дух – за версту, крысы вереницей: то там, то здесь подхарчатся. За день располневшие бабы – несуны казённого белка, спешно удаляются от проходной. Проза бытия. И ни мур-мур об энтропии.... Передых. Гоняем жестянку. Футбол! На кону честь кафедры.
                – Мячом и доцент сможет… – шепчет завлаб, проверяя колено препода сплющенной банкой, – На-кося! Барин…
Триста двадцать рубчиков – ассистентова мечта! Жить по-людски способствуют… Унижению тоже. Претерпевший ныне – да воздаст опосля жаждущему сторицей! Редко, кто не становился сволочью. Фауст. «Люди гибнут за...»? Вестимо.
                А пока… «контейним» корнеплод, ещё не ведая, что скоро закончатся помпезные демонстрации, белобрысый станет барыжить колбаской из «Тонара» на колёсиках, а жалование доцента /так ему и надо!/ станет меньше получки столичного метёлочника...
                – Ты чего сапожищем-то по ахиллу? Пенальти! «И глаз подбит, и ноги разные…» Не кафедра – вертеп!