В серебре, как в песочке, старичонка височки
В парижском номере Маяковского снова трещит телефон. Маяковский берет трубку.
– Элли?! Я все время думаю о вас. О тебе и дочке.* Не успел уехать от вас – и уже весь изоскучился. Приделываю крылышки, чтобы снова лететь к вам – хоть на неделю! Примете? Обласкаете?
В кадре появляется Элли.
– Постарайтесь приехать без простуды. Если не сможете, знайте, в Ницце будут две огорченные Элли… Пишите. Пришлите нам из Москвы снега. Я думаю, что помешалась бы от радости, если бы очутилась там.
– Если смогу, выеду сегодня же.
– Вы мне опять снитесь.
– Боюсь только, не осталось бы и это только мечтами.
– Не огорчайте вашу girl-friend. Вы же собственную печенку готовы отдать собаке (так вы пишете) – а мы просим так немного. И всего-то нужно нам, чтобы мы знали, что о нас думают. Не жгите свечу с обоих концов. Зачем? Не надо. Да? А мы с дочкой только вас любим, и всегда будем любить.
– Ждите меня!
Маяковский кладет трубку. В номер стремительно входит Эльза Триоле. Она только что узнала от Лили, что у Маяковского есть дочь. Ее возбужденный вид бросается в глаза Маяковскому.
– Что-то случилось?– спрашивает он.
– Нет!
– Садись и рассказывай!
– Нечего мне рассказывать.
– Ну, как хочешь… Я тут в Ниццу собираюсь.
– Опять!
– Так складываются дела.
– А я хотела как раз сегодня познакомить вас с красивой девушкой. Двадцать три года ей! Неужели откажетесь? – В глазах Эльзы заиграли бесёнки.
– Кто она?
– Русская эмигрантка. Приехала из России лечиться, да так и осталась здесь. Татьяна Яковлева – может, слышали?
– Элик! Ты посмотри на меня. Я же старый. В серебре, как в песочке, старичонка височки.
– И неправда. Вы не старый еще. Тридцать с хвостиком, как вы выражаетесь,– разве это возраст для мужчины?
– Не возраст, говоришь…
*Дочь Маяковского жива и поныне. Живет в США и не знает русского языка, чего так боялся Маяковский.
П р о д о л ж е н и е з а в т р а
Свидетельство о публикации №115102803973