Ода битве

Двадцать первый век, двадцать первый год позади остался – какая грусть. Моё тело – гроза, поцелуи влёт, километры Бродского наизусть. Я – навек заблудший в пустыне страж, иностранец вечный, простой плебей. Ты меня пригреешь, потом предашь и пойдёшь туда, где тебе теплей.

Потому что жизнь – бесконечный круг, автоматом пущенный рикошет, ты себе не враг, но пока не друг, вот сидишь, многослойный, как чёртов лук, ковыряешь дырку в своей душе.

И не помнишь толком, к чему ты шёл, несгибаем, горд и непобедим. Все мы знаем: the winner takes it all, только что же дальше случится с ним? Посмотри в глаза своему врагу, что увидишь там, поднимая меч? Испытай клинок, испытав судьбу, и иди вперёд, не сгибая плеч.

Ты так много шансов спустил в трубу, что тебя, по совести, надо сжечь.

...У меня тут текила и кэптан блэк – угощайся, солнце, садись за стол. Двадцать первый год, двадцать первый век, мой случайный друг от меня ушёл. Сколько было их? Вереница спин, чуть сутулых от груза прошедших лет, победитель должен остаться один – вот такой вот страшный большой секрет. Прилетит ещё, покорёжит всласть, подлатаешь раны и побежишь, ты не можешь позволить себе упасть, гладиатор, заложник своей души. На арене печёт, как в седьмом аду, сердце бьётся о рёбра, сбивает ритм. Мы такие смешные в своём бреду непременно скрыть, что у нас внутри.

Победить или сдохнуть – единый путь, ни шагнуть назад, ни окончить бой.

Повоюй ещё, деточка, как-нибудь.

Повоюй-ка насмерть с самим собой.