Адвокатский театр Комедии Масок

                ВЛАДИСЛАВ КОНДРАТЬЕВ

                АДВОКАТСКИЙ ТЕАТР КОМЕДИИ МАСОК
                рассказ
                (из серии “Воспоминания Старого Адвоката”)

                Мы – послушные куклы в руках у Творца!
                Это сказано мною не ради словца.
                Нас по сцене Всевышний на ниточках водит.
                И пихает в сундук, доведя до конца.

                Омар Хайям. Рубаи (пер. Г. Плисецкого)


     Случилось так, что с Алексеем Александровичем я какое-то время не виделся. И вот пришлось мне дежурить по консультации. Признаться, я немного волновался: ко мне придут люди со своими проблемами, заботами, горем, а то и бедой. И всем я им должен помочь, дать юридический совет, оказать иную помощь. А опыта нет, нет и права на ошибку. Короче говоря, я немного перенервничал, но, дежуря, убедился, что с этой проблемой я вполне справился. Дело близилось к обеду, обстановка стояла сонная, поразморило всех, в том числе и меня.

     Нужно отметить, что консультация у нас была большой, почти полсотни адвокатов и со многими я впервые увиделся через не¬сколько месяцев работы – такова уж специфика нашей службы. Увы, но всех своих коллег по имени-отчеству-фамилии я в то время ещё не знал. И вот входит в комнату дежурного некий гражданин полуиспуганного вида, озирается по сторонам, бочком-бочком придвигается ко мне и, сняв с головы видавший види допотопный картузик, говорит:

     – Я, извиняюсь, а Григории Лукьянович на месте?

     Григория-то Лукьяновича я и не знал.

     Гляжу в журнал занятости адвокатов и никого с инициалами “Г” и “Л” не нахожу. Фамилия, какова фамилия этого Григория Лукьяновича? Кто бы это мог быть? Так и спрашиваю гражданина:

     – Фамилию-то вы знаете, гражданин?
     Тот вскидывает брови, саркастически (или мне так только показалось) улыбается и отвечает вопросом:

     – Так вы не знаете, кто такой Григорий Лукьянович? Стыдно вам, молодой человек. А ещё с высшим образованием. Вы, что же, так-таки и не знаете Григория Лукьяновича? Эту замечательнейшую и всем известнейшую личность?

     Вижу, гражданин непростой, поневоле втягиваюсь в нелепый разговор и, пожав плечами, отвечаю:

     – Отчего же не знаю? Знаю. Очень хорошо знаю. Григорий Лукьянович Малюта. Он же Скуратов. Он же Бельский. Опричник, сподвижник царя Ивана Грозного, заплечных дел мастер. Именно он вас интересует?
     Гражданин обидчива поджимает губы и говорит:

     – Вот уж не ожидал. Что же, если у человека фамилия Берия, так уж он и опричник? Так-таки его в палачи записывать? Берия. Адвокат Берия мне нужен. Он моё гражданское дело ведёт.

     – Адвокат Берия в командировке, — раздаётся хорошо поставленный голос, и я замечаю, что зрителем этой сценки, видимо, с самого начала, был Алексей Александрович.

     – Григорий Лукьянович будет через неделю, так что если у вас нет ничего срочного, заходите в понедельник, – добавляет он.

     Гражданин удалился, а сияющий Алексей Александрович, потирая руки, говорит:

     – Не смущайтесь, коллега. С Берией вы ещё не виделись, а в журнале машинистка опечаталась, вот вы и не определили, кто у нас из адвокатов является носителем столь редкого сочетания имени-отчества и фамилии.

     – Да уж, – только и мог сказать я, – виданное ли дело.

     – Ничего особенного, – отозвался Алексей Александрович, – для адвоката – дело обычное. Вот хоть меня взять. Имя-отчество пришли из Греции. Алексей – защитник. Александр – имя сложное, составлено из Алексея и Андрея, то есть мужчины, бери шире, – человека. Выходит, защитник мужчин, мужественный защитник, или защитник людей. Мне ли не быть адвокатом! К тому же фамилия: можно этимологизировать хоть с китайского, хоть с английского, хоть арабского языка. Нет, как ни крути, мне на роду было написано стать адвокатом. Вот я и стал, пополнив ряды коллег с не совсем обычными фамилиями. Но это ещё что. Со мной случай, когда я в ваших годах был, вышел куда как похлеще. Да не угодно ли послушать? Тем более, что клиентов пока нет.

     Мог ли я отказаться от адвокатской байки? Конечно же, я сразу согласился. Алексей Александрович уселся поудобнее на мягкий стул, пригладил волосы, затуманил немного взор, как бы отстраняясь от дня сегодняшнего, как бы погружаясь в глубины памяти и начал:

     – Было это... Впрочем, давно. Был я тогда совсем ещё мальчишкой, дежурил, как и вы, первый раз. День выдался нервный какой-то, хлопотный. Я весь изнервничался, издёргался, а тут ещё один за одним двое граждан консультировались, а граждане-то – с психической патологией: один эпилептик, другой – шизофреник в стадии ремиссии. В те времена про личных психологов ещё и не слыхивали, психологические проблемы решали или в пивной, за кружкой-другой пива, либо за рюмкой-другой, а кто и за бутылкой-другой, водки. А кто этим не удовлетворялся, шли к нам, адвокатам. Люди же с душевной патологией – так те прямиком к нам.  Полагаю, не нужно и говорить, что пообщавшись с таким контингентом, я немного, мягко говоря, утомился. И вдруг, после больного шизофренией, заглядывает некто – ни дать, ни взять, а старичок-лесовичок, здоровается и, вежливо так, с извинением, осведомляется:

     – Скажите пожалуйста, будьте так любезны, если вас не затруднит, Кащей здесь?

     Я невольно вздёрнул брови, а Алексей Александрович, который этой эмоции только и ждал, с довольной улыбкой продолжал:

     – Да-да, мой юный друг, вот точно так же изумился и я. И, каюсь, с нескрываемой иронией, ответил:

     – А Баба Яга вас не интересует? Или, к примеру, Соловей- разбойник? А то не прикажете ли Бармалея позвать?

     А старичок, как бы и не замечая иронии, ответствует:

     – Нет, эти достойные граждане мне не нужны. Мне нужен именно Кащей.

     Я начинаю думать, что ко мне на приём очередной сумасшедший. Что делать? Как из этой ситуации выбираться? Начинаю осторожно:

     – Простите, а зачем он вам понадобился?

     Старичок с нескрываемым недоумением смотрит на меня, дескать, что за вопрос, неужели же и так неясно, зачем  современному человеку нужен Кащей?! Да ещё в юридической консультации! Тем не менее он, с выражением первомученика на лице, терпеливо поясняет:

     – Так ведь он дело моё ведёт. Вот его визитная карточка.

     Беру в руки, смотрю, читаю и изумляюсь вслух:

     – Юрий Иванович Кащей, адвокат. Ничего не понимаю.
И тут вдруг является в комнату дежурного, как бы из-под земли, толстый бородач преогромнейшего роста, прочищает горло кашлем и затягивает:

     – На земле-е-э... Кха-хм. Позвольте представиться: Юрий Иванович Кащей, адвокат. Прощу любить и жаловать. Можно не любить, а жаловать –  дважды и солидными гонорарами. На земле-е-э весь род людской! Мда. Весь род людской чтит один кумир златой. За точность цитаты не ручаюсь, а смысл верный.

      И удалился вглубь консультации оказывать юридическую помощь старичку-лесовичку. Такие вот люди были в наше время, а вы фамилии Берия удивились. Кащей – это поинтереснее будет. Да и сам человек был интересный. Это от него я узнал три правила американских адвокатов и одно наше – советское. Хотите узнать? Извольте.

     Правило первое: не забудь взять гонорар.

     Правило второе: если твой подзащитный всё признаёт, то ему нужен не адвокат, а исповедник.

     И, наконец, третье правило: даже если в отношении твоего подзащитного будет вынесен смертный приговор, не унывай и не бойся, ведь приговор-то приведут в исполнение только в отношении подзащитного. Вот так-то.

     И Алексей Александрович замолчал. Я спросил:

     – Ну, а ещё одно правило? Четвёртое?

     – Четвёртое? – как бы спохватился Старый адвокат. – Ах, да, четвёртое правило. Но его вы и сами должны знать, чай проходили в университете. Наше правило гласит, что у нас их правила не действуют. У нас ведь другая правовая система. И адвокаты, потому, другие. И адвокатура другая.
     Тут-то я и напомнил старому адвокату:

     – Алексей Александрович, вы ведь, как-то, обещали рассказать, почему нашу адвокатуру можно было бы назвать Commedia dell'arte и какие типы адвокатов бывают. Раcскажите.
     О таких вещах Алексея Александровича дважды просить было не нужно. Он прочистил горло кашлем, обратил взор куда-то внутрь, как бы извлекая нечто из потаённого отдела памяти, начал:

     – Что же, охотно. Commedia dell'arte – это... Да что это я, Господи... Вы ведь и так знаете, что Комедия Масок – итальянский театр. А театр – это наша жизнь, наша суть. Ведь кто-то, кажется Уильям Шекспир, заявил, что весь мир театр, а люди в нём актёры. Да и Хайям писал о том же.

     Актёр живёт страстью, сердцем, чувством. Вот и адвокату приходится быть актёром. Без этого мастерства в нашем деле, будь хоть семи пядей во лбу, многого не добьёшься. Ведь не¬даром же тот же Омар Хайям писал:

                Тот, кто следует разуму, – доит быка.
                Умник будет в убытке наверняка!
                В наше время доходней валять дурака,
                Ибо разум сегодня в цене чеснока

     А когда от артистизма адвоката, от его умения “валять дурака” зависит не только имущество, а свобода и сама жизнь человека, тогда ошибки дорогого стоят. Ведь стоит вспомнить процессуальному противнику или судье великого Станиславского, как “Не верю!” – вот оно – готово. И процесс проигран.

     Так что, кто бы ты ни был, а надевай на себя маску знаменитой Commedia dell'arte и выступай. Обычно все, или почти все начинают с амплуа дзанни. Это, как вы знаете, слуги, Ваньки по-нашему. Один из них Бригелла, другой – Арлекин. Арлекин – дурак и простофиля, ничего не знает, все путает, везде суётся, где не нужно и исправно получает свои колотушки. В общем, “Тридцать три несчастья Арлекина”.

     Но время идёт и наш Арлекин из дурака вырастает в полушута-полупростака. И всё больше становится похож, хоть и на второго дзанни (а Арлекин – этой второй дзанни-слуга), но такого, как мы его знаем из “Слуги двух господ” Карло Гольдони. Этот наш Труффальдино из Бергамо служит не двум, а сразу многому числу господ, ведь с опытом к нему приходят и клиенты. Иногда Арле¬кина, он же Труффальдино, настигает разочарование и он становится Арлекином из Французской итальянской комедии. Он умён, циничен и пресыщен жизнью.

     Но если адвокат жизнелюб, он становится первым дзанни, а ведь Бригелла – плут хоть куда: ловок, хитёр, изворотлив, удачлив. Всегда выйдет сухим из воды, сделает из мухи слона, а из, простите, чего угодно – конфетку. Впрочем, учитывая нашу южную специфику, ловкий адвокат носит маску Скапино – плута южного типа.
     Дуралей же Арлекин на юге носит имя Пульчинелла, а если по-французски, то Полишинель. По-нашему –  Петрушка.

     Время, между тем, идёт, всё течёт, всё изменяется, а потому растёт и, увы, стареет адвокат, а так как дважды войти в одну и ту же реку Гераклит не велит, то приходится постаревшему адвокату надевать личину Доктора. По-нашему, можно назвать эту маску так – Профессор. Профессор, то есть Доктор – ужасный зануда и латинист. Ты ему слово, он тебе – два, ты ему два, он тебе – десять. И еще, заметьте, по латыни. Ты ему закон, а он тебе Павла, ты ему кодекс – он тебе Ульпиана с Папинианом, ты ему Конституцию, он тебе Институции Гая. Ты уже и ничего, а он Яволена вспомнит. Сил нет.
     Но ничто не вечно под Луной, вот уж и маска Доктора сброшена, и адвокат не заметил, как обрядился в маску Панталоне.

     Это второй старик из Комедии Масок. Он почти впал в детство, все над ним смеются, в процессе его нещадно колотят, а ему всё нипочём. Панталоне, одно слово.

     Но бывает и так, что адвокат всю карьеру выступает в одной единственной маске. Эта маска – Капитан. Капитан пришел в театр Комедии Масок из древнеримской комедии, от Плавта, где звался Хвастливым Воином. Но в Италию он проник из Греции, из ново-аттической комедии, от Менандра. Капитанами в Италии звали испанских военных. Капитан для Италии – чужак.

     Вот и в адвокатуре Капитанами бывают чужаки. Чаще всего они – военные, отставники. Нередко и звание у них соответствует маске. Капитан глуп, хвастлив, обучению не поддаётся. Для клиента он  – сущее наказание. Но клиент у него есть почти всегда. Чаще всего это вдовы и перезрелые девицы на выданье. Адвокат таким не нужен, им нужен мужчина: немолодой, видный, бравый. Лучше всего, если не очень умный, в идеале – круглый дурак. Но представительный, или, как любят выражаться такие дамочки, импозантный. Тут-то им и попадается Капитан. Но Бог с ним, с Капитаном.

     Есть ещё Дзанарелло, во Франции его звали Сганарелем, в маске которого, прошу заметить, блистал сам Мольер, наш коллега и по театру, и по образованию. Сганарель и ревнив. Ревнует он коллег. Ревнует к клиентам, к успеху, к гонорарам, – ко всему. Он жалок и смешон, сам это знает и если не находит другой маски – уходит из адвокатов.

     Это – адвокаты-мужчины. Маски же адвокатесс не так разнообразны. Чаще всего это либо Первая Любовница, либо служанка – Коломбина. Коломбина бывает и умна, и глупа, расторопна, понятлива, всегда и всем готова услужить. Её все любят, без неё трудно, а иногда и невозможно обойтись.

     Есть ещё один тип адвокатесс  – Мальвина. Мальвина не маска, она – марионетка. В Комедии Масок это невозможно, а в адвокатуре – да. Мальвина, как известно, красивая девочка с огромными ресницами и голубыми волосами. Мужчины от неё без ума и согласны на всё. Мальвина хорошо это знает и умело этим пользуется. Ума у нее, как и у куклы, нет, да он ей и не нужен, Мальвину кормит внешность.

     Рядом с Мальвиной всегда Буратино. Он тоже кукла, в адвокатский театр Commedia dell'arte проник вслед за Мальвиной, а извес¬тен тем, что его папа – Карло. Папа Карло – большой начальник, и хоть сын его – настоящее полено, но Буратино это совсем не мешает. Стоит ему упомянуть, что он Буратино, и что его из полена выстрогал сам папа Карло, как все немножко привстают и проникаются уважением как к папе, так и к его сыну-полену, видя в чурбане не просто кусок дерева, а кусок благородного дерева – чёрного, красного,олеандрового. Да и сам папа – дуб ещё тот! Ого-го!

     Возле Мальвины и Буратино нередко замечен бывает Пьеро. Он грустен, поминутно льёт слёзы, да и немудрено, ведь он безответно влюблён в Мальвину, но она выбрала обскакавшего неумеху Пьеро удачливого Буратино. В довершение всех бед у Пьеро как-то не сложились отношения с Карабасом-Барабасом из суда или правоохранительных органов. Карьера у Пьеро не заладилась, слёзы горю помогают мало и им никто не верит, даже и не в Москве. Участь Пьеро незавидна: он проигрывает даже заведомо выигрышные процессы, клиенты бегут от него, как от зачумлённого, денег у Пьеро не водится, и он нередко пьёт горькую. В прошлом Пьеро, нередко, работал в других юридических ведомствах, но почему оттуда ушёл, и за что его выгнали, а также и то, как он очутился о адвокатах – неведомо. Куда исчезает Пьеро и чем кончает – тайна сия покрыта мраком есть...

     Давно известно, какой огромной ассимиляционной силой об¬ладает Россия. Странно было бы, если бы итальянская Комедия Масок не обогатились бы вливанием в неё наших родных, милых сердцу ряженых, кукольных и раешных персонажей. Так оно и есть.

     Чаще всего это Петрушка, он же Ванька Рататуй. Этот персонаж плутоват, глуповат, но на слово скор, по-крестьянски хитёр и всеми любим.
     Зато никем не любим зловещий персонаж – Кащей Бессмертный. Эту маску надевают в глубокой старости, иногда маска срастается с лицом, иногда сам актёр становится маской: худ, жёлт, лыс, ужасен. Но бессмертен, потому, что не был женат, детей не имеет, алименты не платил, зато нажил огромное состояние и над ним, над златом, как и положено по меткому выражению классика, чах¬нет. Но всё равно не умирает и маски не сбрасывает: не может – он о ней сроднился.

     Встречается маска Бабы Яги. Актриса-адвокатесса, выступающая в ней, не столь уж и стара, хотя и не молода, может быть, не столь уж и страшная, но... одно слово – ведьма. Трудно поверить, но иногда маску Бабы Яги надевает на себя красавица Мальвина. Случается с ней это не только в старости, но и тогда, когда к адвокатам при¬ходят, чтобы забрать назад гонорар. Ан нет, Мальвина маску сменила, предстала в виде лесной фурии, вскочила в ступу, по¬мелом взмахнула и была такова. И обескураженный клиент понимает, что денег, внесённых им в качестве гонорара на счёт Мальвины, он больше не увидит никогда.

     А вот адвокат в маске Соловья-разбойника ни от кого не бегает. Народ бегает от него, но Соловей-разбойник, раскинув сети, вьёт гнездо там, где и предположить нельзя, и стоит клиенту зазеваться, как уж раздаётся соловьиный разбойничий посвист, а там и... Да что говорить, когда из былин всё известно. С Соловьём-разбойником нынче и Илья Муромец предпочитает не связываться –  себе дороже станет.

     Как все кровопийцы, Соловей-разбойник... сентиментален и дружит о Петрушкой.

     Ещё один тип адвоката – это Пахомушка. Он придирчив к клиентам, выбирает их, как настоящий Пахомушка выбирал невест и нередко остаётся с носом, так как его обходит адвокат в маске Купца-Торгована.

     Купец любит и умеет расхвалить свой товар, послушать, так лучше Торгована никто и дел-то вести не может. Вот клиент и "покупается", заключает с Купцом соглашение, вносит в кассу гонорар и благодарит Бога за то, что Тот послал ему такого ухаря Купца. И невдомёк ему, что Купец, лишь только денежки получит, как тут же маску скинет и обрядится Умраном.

     Умран – покойник, ему не место среди живых. Вот и ходит бедный клиент за своим Торгованом, а тот уже Умран – нет его.

     То он не пришел, то уже ушёл, то уехал в командировку, то за¬болел. Короче говоря, “умер”. Иногда Умран, он же Купец-Торгован, клиенту все же попадается, но Купцу и горя нет. Сбросив обе эти маски адвокат надевает личину Петрушки. Дескать, дурак я, а что с дурака возьмёшь. Когда ж и это не поможет, надева¬ется последняя маска – Кикиморы. Тут уж клиенту становится не то страшно, не то противно и он отступается.

     Есть ещё маска Мнимого Барина. Мнимый Барин немолод и по¬тому выдаёт себя то за заведующего консультацией, то за члена Президиума коллегии адвокатов, то за кандидата наук, то за лучшего друга (лепшего кореша) воровского авторитета и, одновременно, друга руководителей всех правоохранительных органов и суда. Он так и говорит, используя псевдо-воровокой жаргон, увечную “феню”.

     – Да на хате, а хатой мы зовём тюрьму – то есть,  следственный изолятор, – меня все знают под кличкой Прахвэссор, лю¬бой “баклан” передо мной по стойке смирно стоит, любой “пахан” руку жмет, все судьи и следователи – мои друзья и ученики, а другие адвокаты – у меня на посылках.

     Мнимый Барин – плохой актёр. Избранное амплуа он часто меняет, нередко прямо во время представления, снимая одну маску и надевая другую. Чаще всего – маску Торгована. А став Торгованом, удержаться не может и переходит в Умраны. И найти его, если он “схоронился”, совсем невозможно.

     Нередок тип Неграмотного Попа. Ему бы в Арлекины пойти, но из-за ложно понятого чувства патриотизма потенциальный Труффальдино-Пульчинелла вынужден стать Петрушкой – Петром Ивановичем Уксусовым. Но адвокат боиться прослыть Ванькой, к тому же он непрочь стать Доктором, позабыв про патриотизм. Но латыни такой адвокат не знает, для него и родной-то русский – почти что иностранный язык. Вот он и ищет других авторитетов, чем римские юристы и друге источники, нежели Юстинианов Кодекс. Хватает цитаты из того, что есть под рукой. Под руку попадаются кодексы, классики марксизма-ленинизма и Библия. При¬чём их такой адвокат нередко путает из-за полного с ними не-знакомства.

     Приходя в процесс, такой адвокат может спутать материальное право с процессуальным, уголовное – с гражданским, праведное – с грешным, Божий дар – тоже известно с чем. Положения Закона он легко путает с мнением учёных, изложенным в Комментариях, слова гимна СССР он выводит на мотив “Коль славен наш Господь в Сионе” (или наоборот), потому что медведь крепко наступил ему на ухо, в общем, как сказал классик, совершенно не отличает свадебный марш Мендельсона от “Со святыми упокой”. Короче говоря, Неграмотный Поп.

     Такой актёр приходит в театр, то есть суд, накануне своего спектакля –процесса, часа два ждёт под дверью вызова, потом врывается к судье и устраивает скандал. Как же, его выход, а спектакля нет и зрители не явились. Здесь он с удивлением узнаёт, что перепутал время, день, суд, когда и куда должен был явиться. В другой раз он в процесс вообще не приходит и очень удивляется, что представление сорвано, а ввод актёра (то есть замена адвоката) не состоялся.

     Ещё хуже бывает, если артист всё-таки приходит в процесс. Роли он не знает, слова забывает, суфлирует чужим свидетелям, принимая их за своих, своих запугивает вопросами, напоминает, не к месту, об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний, заставляет своего подзащитного признать вину по эпизодам, которые тому в вину не вменены, просит суд не лишать намного свободы подсудимого, обвиняемого по статье, не предусматриваю¬щей такой вид наказания; в гражданском деле уговаривает своих клиентов: если истца, то отказаться от бесспорного иска, если ответчика – то признать иск совершенно неправомерный, склоняет к мировому соглашению сторон в случаях, когда такое соглашение невозможно; ссорит готовых помириться врагов.

     Начиная “за здравие”, кончает “за упокой”, любит бухать в колокола, не заглянув в святцы. Но такова его маска –  Неграмотный Поп.

     Но он всегда весел, оживлён, доволен собой и всех считает за дураков, но, почти по-христиански, готов простить и обратить всех в свою, то есть, по его мнению, в истинную веру. Но горе-то в том, что Неграмотный Поп и сам не знает, к какой вере он принадлежит.

     Совсем никакой веры не признаёт тот тип адвоката, кто носит маску Атамана разбойников. Несмотря на бравый военный вид Атаманам никогда не бывает, как Капитан отставником, напротив, Атаман не только, армии не служил, но иногда ухитряется и от сборов на военном кафедре университета убежать.

     Атаман всеми любим, по сути своей он – Мальвина, только мужского пола. Умом не блещет, знаний не имеет, а если и имеет, то это для него же и клиентов хуже. Но знающий Атаман – явление редкое, это вымирающий тип, настоящее ископаемое. Атаман силен в другом, он – организатор. Вокруг себя он группирует кол¬лег, друзей, которые у него есть везде и всюду, нужных, ненужных и попросту случайных людей. С ним весело и интересно. Так же он ведёт себя и в процессе. Он действительно дружен с судьёй и тот многое Атаману позволяет. У Атамана всегда есть деньги и он в любой момент готов их одолжить первому встречному-поперечному, но почему-то всегда одалживают ему, а когда Атаман изъявляет желание долг вернуть, займодавец отказывается и про¬сит считать долг гонораром за помощь. Какую? – это не знает ни тот, ни другой.

     Таким предложением Атаман всегда бывает обижен, займодавец смущается, лезет в карман и просит не отказаться и принять доплату. Маленькую премию, обычно выражающуюся в сумме с большими нулями. Чаще всего – в иностранной валюте. Займодавец всегда уверен, что Атаман откажется и потому он намеревается долго и упорно просить “принять”.

     Атаман не “принимает” подарок никогда и ни за что, но он добряк, альтруист-бессребренник. Человеколюбец – это про него. Отказавшись “принять”, гонорар он берёт, после чего займодавец чувствует себя, с одной стороны, осчастливленным, а с другой – по гроб жизни обязанным Атаману. Тот уж и не знает, куда и деваться, доходит, иной раз, едва ли не до отчаяния, он даже подумывает о Маске Умрана, он готов уже её надеть, он уже и примерять её на себя начинает, но в этот-то момент бывает застигнут клиентом и от “принятия” ещё одного гонорара отвертеться никак не удаётся.

     Иногда, но чрезвычайно редко, маску Атамана надевает на себя адвокатесса. Она почти всегда женственна, но в меру, умна, но не зануда, симпатична, но без излишеств, зовётся, естественно, Атаманшей, имеет мужа Труффальдино и полный джентельменский, то есть дамский, набор, состоящий из: “Мерседеса”, дома, квартиры, дачи и валютного счёта в чулке под подушкой. На её рабочем столе в консультации всегда, как у обелиска павшим героям, стоят жи¬вые цветы, приносимые клиентами, которых она не знает, или давно позабыла.

     Если Атаманша где-нибудь появляется с мужем, который, без Атаманши, гастролирует в маске Труффальдино из Бергамо, то вместе они выступают в других масках: Лисы Алисы и Кота Базилио, который, учитывая специфику русского театра Комедии делль Арте, очень похож на Маску Кота Бегемота. Нужно ли говорить, что в таком сочетании супруги-адвокаты способны разделаться с кем угодно. Но особое удовольствие они получают от встречи в процессе с адвокатом в маске Буратино. Правда, Буратино беспечен и нетруслив, но ему это мало помогает и почти всегда, в отличии от повести Толстого, Лиса Алиса и Кот Базилио одерживают верх над адвокатом Буратино.

     А так как тот совсем неглуп, он легко находит способ уйти от неприятностей. Для этого он, используя хорошее к себе отношение Мальвины, подговаривает ее и та идет к адвокату Пьеро, смотрит на него проникновенно, невинно хлопает ресницами и просит “выручить”. Пьеро, ради Мальвины, готов на что угодно, в том числе и на заклание. И он идёт вместо Буратино в процесс, где Лиса Алиса и Кот Базилио, он же Кот Бегемот, делают с Пьеро, что захотят, тем более, что Кот и Лиса дружны с Карабасом Барабасом.

     Бедный Пьеро. В адвокатской Комедии Масок его ждёт всегдашний провал, а хитренький Буратино, вдобавок, показывает ему нос с “носом”. Но Пьеро счастлив, ведь всё это он терпит ради Мальвины, но Первая любовница Commedia dell'arte никогда не дарит любовью неудачника Пьеро.

     Да, интернационален наш брат адвокат – актёр из театра Комедии. А потому спокойно относится и к маскам из японского театра Кабуки. Япония – страна далёкая, загадочная и не меньше, чем русская душа, а потому и плохо познанная. Так что доподлин¬но неизвестно, из Кабуки ли пришли две другие маски, одна из которых весьма популярна в нашем театре.

     Это маска – Самурай. Адвокат, выступающий в этой маске, невелик ростом, воинственней и, одновременно с этим, особенно артистичен и непременно поэтичен. Если в руках Самурая меч закона – Самурай страшен. Если же в руке его перо, то Самурай преображается и меняет свою маску на маску Поэта, ведь Самурай – не только воин закона, но и его поэт. Поэт-Самурай пишет не только и даже не столько танка или хайку (хокку), сколько Бог его знает что, но всегда очень поэтичное. Чаще всего это кассационные жалобы и жалобы в порядке надзора. Процесс для Самурая – настоящий бой. Самурай и сам уверен, и в том клянётся, что если проиграет театральный бой, так непременно сделает харакири. Но Самурай умён и страшен, а поэтому проигрывает крайне редко. Если всё же проигрывает, то, как и должно, берёт в одну руку нож и... режет им хлеб, колбасу, жаркое и вообще, всё, что есть на столе, в другую же руку Самурай берёт штопор. Сим смертоубийственным орудием он открывает “Телиани”, “Мукузани” или “Вазисубани”. Горечь поражения жжёт душу и желудок Самурая, и он гордо заявляет:

     – Я проиграл бой и готов исполнить свой долг – покончить жизнь... самообжорством.

     Сделав такое заявление, Самурай ест и пьёт с особым удовольствием. Утолив голод и жажду телесные, Самурай начинает испытывать голод духовный. Он встаёт с бокалом в руке, смотрит через вино на свет и читает стихи. Стихи, по его мнению, гениальные:

                Мечтаю о теле Ани
                И пью вино “Телиани”.

     Но что может остановить Поэта, если он адвокат? И вот уж Самурай, отхлебнув из кубка, декламирует:

                Обнимаю тело Ани,
                Попивая “Телиани”.

     И далее, распалившись ещё больше:

                Возлежу на теле Ани,
                Запивая “Телиани”.

     Самурай неудержим:

                В серных банях Орбельяни
                Наслаждайся “Телиани”,
                Возлежа на теле Ани.

                Возлежа на теле Ани,
                Наслаждайся “Телиани”
                В серных банях Орбельяни.

     Но, чтобы не поменять маску Самурая на маску Грузинского Князя Пантиашвили, адвокат, отхлебнув ещё, возвращается из Грузии в Италию (а как сказал классик кино, Италия – очень красивая страна, не намного хуже Грузии), соединив две страны в одном двустишии:

                Вино “Мукузани”
                Любит пить первый дзанни.

     Подумав, добавляет категорично:

                Если ты первый дзанни,
                Пей вино “Мукузани”.

     Но и о других своих коллегах Самурай не забывает:

                Если ты второй дзанни,
                Пей вино “Алазани”.

     Чтобы никто не усомнился, кому что пить, он, не без пьяной настойчивости, поясняет, что:

                Вино “Алазани”
                Любит пить второй дзанни.

     В этот момент он замечает, что вино пьёт не только первый дзанни, а с ним и второй, но и Панталоне с Бригеллой и вся честная компания, покидает застолье, чтобы длить своё поэтическое вдохновение в одиночестве. Никогда Самурай не бывает столь счастлив и вдохновенен, как в редкие дни проигрыша. В душе он немножко мазохист, но в меру, к тому же и выигрывать он любит. Так что всё у него и всегда – акуна матата.
 Хотя он очень страдает в такие дни... от того, что взял такой маленький, по его мнению, гонорар за столь блестяще сыгранный спектакль-процесс, пусть и проигранный.

     Другая японская Маска, Борец Сумо, встречается крайне редко. Борец Сумо должен быть огромного роста, толст, защитить кандидатскую диссертацию и уметь играть в го, шашки, нарды и домино. Если все эти качества адвокату присуши, дело остаётся за малым – за фамилией. Борец Сумо обязательно должен носить фамилию: Калашников, Дегтярёв, Маузер, Кольт, Коваленко-Вессон, а лучше всего – Браунинг. Эта фамилия у адвоката ассоциируется исключительно с пистолетом. Узнав, что кроме пистолета, есть ещё и английский поэт Браунинг, Борец Сумо бывает оскорблён до глубины души и удаляется, гордо напевая:

     – Нет, я не Байрон, я другой, ещё неведомый... Шелли. Ах, Шелли, Шелли-Шелли-бренди, пьют одни лишь денди, ах-ха-ха ха-ха!

     В адвокатах Борец Сумо надолго не задерживается, его привлекают процессы с политическим подтекстом, из них он уходит в чистую политику, но от звания адвоката не отказывается, полагая, что Адвокат Маузер – это звучит. Но любит ли Маузер поэта Маяковского – неизвестно.  Известно только, что Адвокат Маузер любит нарды и “морской бой”.

     – Впрочем, – вдруг спохватился Алексей Александрович, – маски Комедии делль Арте почти неисчерпаемы, но всё это верно для нас, бедных провинциалов. В столице же – совсем другой театр. И маски другие. Там уж как ни Цицерон, так Демосфен, как ни Плевако, так князь Урусов, а то и Анатолий Фёдорович Кони. Да и имена – не нашим чета. Как звучат! Барри Догоняйло! Анри Подберезовиков! Томас Бесколёсный! Шарль Мельник! Фридрих Палка! А?! Каково?! Имена! Я бы сказал - именищи! Цу, и талант ко всему, ума-уймища палата! Им и карты в руки. Им и роли на театре. И непременно Первых Любовников. Слава, почёт, поклонницы – всё им. И по заслугам. И поделом. Ну, а нам… по Сеньке и шапка. Знай сверчок…

     Так было закончил своё адвокато-театроведческое исследование Алексей Александрович, но не удержался и добавил-таки:

     – Хотя… всяк кулик своё болото хвалит. И мы не лыком шиты, и щи хлебаем отнюдь не лаптем. Знай и наших!

     Алексей Александрович, закончив, встал, медленно и с достоинством поклонился и, честное слово, я как наяву услышал гром аплодисментов и возгласы браво!, бис! Впрочем, мне могло и почудится: день был жаркий, сонный, поразморило меня. Да и кричать было некому. Кто же мог бы крикнуть бис!?

     – Что? Бис? – уже уходя бросил адвокат. – Откуда бис? Впрочем, бывает так, что и бес напутает – только держись. Я вам как-нибудь такое порасскажу, что вы поневоле задумаетесь, а уж не Лукавый ли в деле почудил… В другой раз расскажу…
   
18.03.1998 г., 18.10.2014 г. Краснодар

© 15.12.2014 Владислав Кондратьев