Девяносто третий

      поэма


        1

В Новый год,
В Новый год
Все мы в счастье верим:
Обязательно придет
Счастье в наши двери!

Только нынче старичье
Что-то стало нищим,
Счастье горькое свое
По помойкам ищет ...

Дождались свободы мы,
Надорвали глотки,
Да от тюрьмы и до сумы
Путь у нас короткий ...

Эх, вы, вольные деньки!
Только лиши порою
Кое-где у нас братки
Беспредел устроят ...

Изобилье! И в кино
Не видали столько!
Эх, всего теперь полно,
Да не купишь только ...

В Новый год,
В Новый год
Счастья ждем как дети ...

Знать бы только наперед,
Что с собой он принесет
Одна тыща девятьсот
Девяносто третий ...


        2

О том, что творилось тогда, не расскажешь в стихах,
И надо ли вновь ворошить этот прах?

Всего не расскажешь ... Я только о том,
Что в горле обиды болтается ком ...

В те дни до конца не закрыто оконце,
И горечь, и боль все еще остается.

И страшные все остаются отметины.
И живы свидетели. Все мы свидетели!

Мы все в этой бойне сгоревшие заживо,
И нет победителей – все проигравшие.

И не разделишь на чистых и грязненьких.
Нет, мы не свидетели, мы – соучастники!


        3

   Париж – Москва
      1793 – 1993


Это было так же как с нами,
Но в другой стране 200 лет назад.
Так же тогда разгоняли парламент,
Так же осмеян был депутат.

Так же повсюду клялись демократией,
Так же кричали своим палачам:
Да раздавите проклятую гадину!

Те же давили и тех, кто кричал ...


        4

Глупый восторг на лице у шкета,
Руки его словно птицы взмах
И безрассудное слово Победа
На уже помертвевших губах.

Русские мальчики, сколько расстреляно,
Сколько раздавлено и сожжено,
Скольких из вас даже имя потеряно,
Всеми забыто, забыто давно ...

Всюду, всегда вы идете без спроса,
Чистое сердце не ведает страх
Лечь под истории нашей колеса
И размолоться в ее жерновах.

Часто легко вы со смертью играете.
Возраст такой ...  Да об этом ли речь ...
Как же бессмысленно вы пропадаете ...
Надо беречь вас, надо беречь ...


        5

CNN ведет эфир,
Развлекает мир:

Тех убили, тот убит,
Поглядите – дом горит ...

Это люди сгорают
Живьем.
По парламенту из танков
Напролом.

Эх, законники,
Где ваш закон?!
Потерпите-ка
До лучших времен!

Что нам ваш устав
Да закон,
Нынче тот прав,
Кто силен!

Что нам ваш закон
Да ваш суд,
Нынче кто силен,
Тот и крут!


        6

Люди!
Люди!
Человеки!

Что ж вы делаете...
Эх!

Вы в каком живете веке?

На дворе двадцатый век ...

Разве можно в безоружных?

Что ж вы делаете...
Ах!

– Можно! Можно! Можно!
Нужно!

Сеем страх ...


        7

Падай же, падай вниз!
Притворись,

Что ты мертв.
Может быть повезет.

Примирись ...
Без движенья лежи,
Холодно – не дрожи!

Замертво замурованный в щель.
Все равно ты не будешь в списке потерь.

Да какое мне дело ...

Просто нет тебя здесь и теперь ...

В глазах помутнело ...

Сводит ноги ...

Держись!


        8

    Крик


"Поднялся из укрытия мужчина и бросился к зданию. Ему нужно было добежать всего метров 30, но он не добежал. Из стоящего невдалеке БТРа ударил пулемет, и мужчина, сделав по инерции несколько шагов, упал ... Из подъезда выскочила женщина и бросилась ему на помощь. Она не добежала несколько метров ... Она была еще жива. Время от времени шевелилась и громко стонала ... Несмотря на шум боя, этот стон отчетливо долетал до сидящих на этажах. Но ей уже никто не мог помочь ..."
                Юрий Герасименко. Люди и звери.

Побежала за любимым,
Чтоб спасти.
Там его уже убило,
А ее почти ...

Пуля и ее задела,
Да не убила в миг,
Чтоб над площадью целой
Раздавался крик.

И сплетались черным комом
Страх и стыд,
А она с предсмертным стоном
Все кричит ...

И никто ей в мире целом
Не пришел помочь:
То на души налетела
Ночь.

Черным кругом закружило
Вороньё ...

Это нас тогда убило,
Не её ...


        9

    Народ безмолвствует


Когда в кипенье многоликом
Он существует, он живет,
Тогда в своей стихии дикой
Он страшен, кажется, народ.

Но нет, страшней, когда поник он
И пал как будто в забытье.
И нет пронзительнее крика
Чем то безмолвие твое …


        10

    На костях


Перестроим, понастроим
Новый дом!

Грязь отчистим, кровь отмоем,
Заживем!

Все старье наружу выкинем,
Все с нуля!

Что еще и позавидует
Вся земля!

Нам по золоту теперь ходить,
По серебру!

Только кто-то все твердит:
Не к добру ...

Чей там шепот, чей там ропот
В речах?

Не построишь ничего ты
На костях ...


        11

Эти русские мальчики, женщины, старики,
Тысячи, тысячи истерзанных душ,
Как же мешают они
Выполнять задачи спецслужб.

Они смотрят в глаза.
Они смотрят в упор.
Они лезут в прицел.

До каких же пор
Их терпеть!
Для всего есть предел!

Не дают выполнять приказ,
Никуда не уйти от их глаз!

От них руки дрожат вдвойне,
И провокационно приходят во сне!

Всё молчат и молчат ...
И все время глядят в глаза ...
Эй, хоть кто-нибудь
Должен же им приказать!

Эй, ты, верховный пахан,
Там на небесах!
У нас длинные руки!
Запрети появляться в снах!

Но молчат небеса ...
 
И бессонную ночь
Кровавый сменяет рассвет.

И под бравую музыку
Засыпает черный берет ...


        12

Русь!
И великая, ты, и потешная,
Спишь, позапрятана в дали свои.

Нет тебе края – святая и грешная,
Здесь что ни храм – то стоит на крови ...


        13

Сколько безудержно лет пролетело.
Мы позабыли про черное дело.

Но из каких-то неведомых нор
Что-то свербит и свербит до сих пор.

Словно бы голос доносится тонко,
Голос замученного ребенка.

Или погибших послышался хор,
Или то совесть бормочет в укор.

Все это было у нас пред глазами.
Нас приструнили, нас повязали.

Каждый преступником сделался сразу,
Каждый причастен, каждый повязан.

Все после этого мы палачи.
Все мы смолчали, все мы молчим ...


        14

Я не хочу возврата к Сталину,
Гражданских войн и прочих бед,
Но как же все-таки не правильно
Сказать, что виноватых нет.

Что ворошить не нужно прошлое
И на вопросы отвечать,
Тогда нежданно и непрошено
Оно воротится опять.

Придет пропитанное ядами,
Придет матерое как зверь,
Оно заявится негаданно
И в вашу дверь ...
И в вашу дверь ...

Проснувшийся в своей берлоге,
Когда его никто не ждет,
Он снова встанет на пороге
Тот девяносто третий год.