Почему ты отталкиваешь меня

               

     Ницца. Берег моря. Первые минуты встречи возлюбленных. Маяковский и Элли стоят обнявшись. Они счастливы, будто не было трехлетней разлуки. Маленькая девочка держит маму за платье и с любопытством смотрит на дядю.
     – Ты простила меня? – спрашивает Маяковский.
     – Не говорите так! – Элли прикладывает пальцы к его губам. – Я не хочу это слышать! Хочу, чтобы наша встреча была радостной. Случай нас свел. Так пусть же он станет для нас – подарком судьбы!
     Маяковский не разделяет восторгов Элли. Угрызения совести его мучат.
     – Я чувствую себя виноватым перед тобой, –  говорит он. – Не прислал тебе денег, когда ты остро нуждалась в них. Только теперь у меня открылись глаза на твое тогдашнее положение. Тебе надо было рожать. Денег не было. Даже на больницу. Ты не работала. И не работала по моей вине… А я не помог. Написал: не могу по объективным причинам. Как ты думаешь, как я должен чувствовать себя после этого?
     Элли не хочет ничего слушать. Она привыкла его оправдывать. Даже в Нью-Йорке, когда они три года назад стояли на Бруклинском мосту и он в пылу неудержимого восторга (а отчасти и мужского бахвальства) кричал с высоты: «Я целую беззаконно над Гудзоном ваших длинноногих жен!» – даже тогда она его оправдала, хотя ее и покоробил этот его крик. Она нашла, что это кричит в нем ребенок. Вот и сейчас она стала защищать его перед ним же самим:
     – Разве вы принадлежите себе? Вы же не можете распоряжаться своей жизнью. За вами всюду следят. Подумайте, разве бы вам разрешили помогать мне? Даже если бы вы попытались это сделать. Вот ваши объективные причины.
     – Элли, почему ты такая? Почему ты всегда оправдываешь меня? Не отстаиваешь свои права любящей женщина? А сейчас и матери моего ребенка. Не требуешь от меня ничего? А только просишь, взывая к моему состраданию. Просишь и оправдываешь. От этого мне плохо. Мне плохо, и  чувствую я себя скотиной.
     – Вы поэт. Вы все преувеличиваете. Не так уж трудно мне было тогда. А вы вели себя как джентлемен. – Элли плотнее прижимается к нему. – Когда-то вы мне сказали, что перед вашим шармом не может устоять ни одна женщина. Вы, наверное, были правы, – говорит Элли и смотрит на него влюбленными глазами.
     Маяковский смотрит на Элли и думает: – Эта женщина навсегда останется такой, какая она есть, кто бы что бы ни говорил ей, – и ему становится от этого грустно. Грустно, что это путь – не к его  сердцу.
     – Уже поздно, – говорит он. – Пойдемте в гостиницу. 

     Гостиничный номер Маяковского в Ницце. За окном идет проливной дождь. Девочка спит за ширмой.
     Между Маяковским и Элли идет жаркий спор. Он предъявляет ей свои права любовника. Она сопротивляется. И это бесит его. Его опять  предпочитают другому! И неважно, что этот другой ее муж.            
     Позднее Маяковский опишет этот их спор: 

                В черном небе молний поступь,
                гром ругней в небесной драме, –   
                не гроза, а это просто
                ревность двигает горами.      

     – Почему ты отталкиваешь меня? –  говорит Маяковский. –   Я люблю тебя. Ты любишь меня. Чего еще надо? Или твой муж тебе дороже меня?               
     – Нет, вас я предпочитаю другим мужчинам. Вас я люблю и, по-видимому, буду любить всю жизнь. Но больше моей любви к вам я люблю свою дочь. Я не могу рисковать ее судьбой. Об этом не может быть и речи. Мой муж считает ее своей дочерью. Хотя и знает, что она от вас. Сейчас он в Англии. Ждет нас. Ну как же я могу его обмануть?! Вы подумайте.

                П р о д о л ж е н и е  з а в т р а