Биолух

Я с детства любознательный был очень –
С вопросами о жизни приставал
Ко всем подряд и этим, между прочим,
Врагов себе немало наживал.

Бывало, спросишь, так смешен ли Вицин,
И можно ли пешком дойти до Канн,
Сказал ли Цезарь "veni, vidi, vici",
И кто, в итоге, написал Коран.

Я стал студентом сразу после школы.
Наверно, рано – многого не знал,
Вопросы здесь звучали как приколы,
Здесь не один на поле знаний пал.

Я был студент, а он преподаватель -
Не помню, кто - профессор иль доцент,
Спросил я, был ли Мендель – основатель
Генетики еврей, а он мне – «нет»!

Я задавал вопросы некорректно,
Как он ответил, не забуду в век…
Полмира он изъездил, как проректор,
А я объездил полстраны, как зек.

Я в зоне не утратил любопытства
И вечно задавал не тот вопрос,
Со стороны начальства было свинством,
Устраивать с пристрастием допрос.

Не утолил начальника стремлений,
Хоть и старался я, как только мог:
Он тоже пленником своих был мнений,
И только знал, что добавлял мне срок.

Откинулся, конечно, я сверх срока,
Но всем простил, да разве дело в том.
А дело в том, что никакого прока
От той отсидки не было потом.

Меня восстановили в том же ВУЗе,
На тот же факультет спустя семь лет –
Я был всё в той же первобытной луже,
Что жизнь дала одной из всех планет.

Я заболел вконец от знаний жажды,
Я знать хотел, рождается как стих,
И почему четыре – двойка дважды,
Надолго ли вулкан Везувий стих.

Что нам покоя не дает Алеппо,
Какое дело до Ирака мне –
Так помогать, пусть и друзьям, нелепо,
Когда разруха в собственной стране.


О чем ни спросишь – ничего не знают,
Кого ни спросишь – обо всем молчат:
Мол, лишь шпионы обо всем болтают,
Агенты всё на всех углах торчат.

И я, себя почувствовав злосчастным,
Отправился, болезный, в профсоюз:
Мол, так и так, я гость у вас нечастый,
Давайте с вами заключим союз,

Вопрос жилья меня испортил тоже,
Его я перед властью поднимал
Не раз, не два и, если бы не Боже,
Я б тоже власть, наверно, уважал.

Вопросом справедливости до кучи
И совести вопросом их достал…
Подопытных я сколько крыс замучил,
Но мир так справедливым и не стал.

Возможно, кто-то слушал, не внимая,
Иль в шутку обратил, кривляясь мне,
Но вышел я из комитета в мае,
А в ВУЗ вернулся только в ноябре…

Прошли года, и я вернулся  к дому,
Проректор ВУЗа тот давно почил,
Ко мне питал что чувства как к родному,
Как на родню доносы что строчил.

Я знать хотел, за что меня одели
В казенную полоску на семь лет,
А прокурор сказал: «Забудь о деле,
Считай, тебе приснился этот бред!»

Но не отвык я задавать вопросы
И дверь открыл в высокий кабинет,
Ногой открыл, как дзот закрыл Матросов,
Чем и нанес ему моральный вред.

Что было дальше, я и не припомню,
Но помню, что вопрос стоял ребром,
Торчал проблемно в чьем-то горле комом,
Навяз в зубах и прогремел как гром.

Я помню всё, был молодым, повесой –
Максимализм, там, юношеский пыл,
И жизнь свою, что ничего не «весит»…
А суть вопроса я уже забыл.