Реквием. Дуэль декабриста

                Сальери               
                А!
                Ты сочиняешь Requiem? Давно ли?
                Моцарт
                Давно, недели три. Но странный случай...
                Не сказывал тебе я?
                Александр Пушкин. "Моцарт и Сальери”.



           В парках Петербурга полыхает пожар осенних красок. Любимое время года, тишина и покой на душе.  Вот и еще один лист отрывается от ветки вскормившей его, кружится и падает на землю. Ветер раскачивает вершины черных кленов, и вниз сыплется целый фейерверк. Каждый листок неповторим и имеет свой особый рисунок, как теплая человеческая рука…
            Старинный парк Лесного института или по-местному: “Лесопилки”. Пожалуй, он один из лучших в городе. С начала XIX века его создавали умелые руки садовников и ученых. Все здесь делалось с любовью и на века…
            Мы медленно идем по аллее парка, ты и я. Небо дышит холодом, тепло скорее внутреннее, от нашей близости. Спускаемся вниз, мимо учебных корпусов и старинных построек дачного типа.  Кленовые рощи сменяются величественными вязами и лиственницами. У самого пруда два огромных, в несколько обхватов дуба.  Рядом покосившаяся от времени каменная ваза. Темная поверхность пруда морщится и гнется от ряби, кружится беспокойный хоровод городских уток.  Опавшие листья совсем сухие и нет в них еще горького прелого запаха смерти. Просто наступил осенний золотой сон. Вот выглянет из-за туч солнце, и все опять засверкает и оживет…
             Теперь идем по парку вдоль Новороссийской улицы. До 1952 года она называлась Новосильцевской. Скоро, почти одновременно, замечаем невысокий серый обелиск, особый памятный знак. Странно, бывали здесь не раз, но не видели его прежде. Значит, только сейчас пришло это время…
             Читаем скромную и лаконичную надпись на каменной плите. Оказывается, на этом неприметном месте в сентябре 1825 года состоялся поединок, взволновавший весь Петербург.
             Что же в этом удивительного? Вполне заурядное дело для того времени. Так часто решались вопросы чести общей дворянской семьи, не прибегая к посторонней помощи. Дуэли среди разночинцев тоже были возможны, но… всегда считались аномалией…
             Теперь только в музейных экспозициях можно увидеть любопытную незаменимую бытовую вещицу того времени: дуэльный гарнитур, изящный ящичек с двумя пистолетами и сопутствующими принадлежностями. Делали их красивыми и удобными для применения. Должен сказать, что однажды мне приходилось держать такой пистолет в руках. Совершенное орудие убийства, превращенное в произведение искусства. Дуэльный пистолет с кремневым замком удачно сбалансирован по весу. Можно хорошо прицелиться, ствол “не гуляет”. Вот только спуск курка слишком тугой, да потом еще около секунды нужно ждать пока произойдет выстрел. Психологически это делать трудно, рука в ожидании выстрела начинает сдвигаться. Искры и дым от выстрела, все это потом идет в лицо. Заряжать его тоже непростое и долгое дело. Нужно и пороху в ствол отсыпать, и пулю потом забить при помощи шомпола ударами специального деревянного молоточка.
             В 60-х годах прошлого столетия экспертная комиссия, изучавшая обстоятельства гибели Лермонтова, произвела контрольные выстрелы из дуэльных пистолетов. Оказалось, что их пробивная способность лишь немногим уступает знаменитому  тульскому пистолету Токарева. При столь высоких боевых свойствах дуэльных пистолетов и малом расстоянии между дуэлянтами остается только удивляться, почему они не перестреляли друг друга…
             Всегда были мастера своего дела. Александр Пушкин попадал из такого пистолета с десяти шагов в карточного туза.  Знаменитый бретер Федор Толстой по некоторым данным убил на дуэлях одиннадцать человек, и мы об этом совершенно ничего не знаем.
              Наш случай особый, здесь выстрелы прогремели на всю страну…
             Повод для дуэли оказался до банальности простым. Знатный дворянин, наследник огромного состояния и флигель-адъютант Его Величества Владимир Новосильцев по настоянию своей матери отказался жениться на помолвленной с ним дворянке Екатерине Черновой, воспитаннице Смольного института благородных девиц. Красоты была она необыкновенной, но из небогатой семьи и происхождения скромного. Отчество у нее, как у простолюдинки: Пахомовна…
                Дальше самое главное. Другим участником поединка оказался брат невесты Константин Чернов, подпоручик лейб-гвардии Семеновского полка. Его секундант – Кондратий Рылеев. Оба они члены тайного Северного общества, будущие декабристы. По части последних теперь существует много противоречивых мнений. Уместно помнить, что главной идеей декабристов было справедливое переустройство общества, где будет править закон, а не прихоть властей предержащих. Думаю, что такая идея остается актуальной и сегодня…
                Получалось, что аристократ Владимир Новосильцев и его неприглядный по понятиям чести поступок для них стал олицетворением несправедливости русского общества. Вот и ключ к разгадке: это была дуэль декабриста. Первые выстрелы прозвучат здесь и уже потом на Сенатской площади…
           Утверждали, что ненависть к Новосильцеву в семье Черновым была столь велика, что старик Чернов, благословляя сына Константина отомстить Владимиру, сказал ему: “Если будешь убит, то следующий по старшинству брат твой будет стреляться с Новосильцевым, если он будет убит – пойдет третий и так дальше, до самого младшего, пятого. Падет последний – я сам пойду. Умру или отомщу за всех вас!..”
            Сын не отставал от отца. В поступке Новосильцева он видел социальную подоплеку, желание молодого московского аристократа унизить его семью. Золотая молодежь  во все времена позволяла себе слишком многое. В своей записке перед дуэлью Константин Чернов писал: “Пусть паду я, но пусть падет и он, в пример жалким гордецам, чтобы золото и знатный род не надсмехались над невинностью и благородством души”.
            Во все времена для дуэлянтов существовало незыблемое правило, когда оскорбление, нанесенное женщине, ее лично не касалось, а непосредственно падало на ее естественного защитника, который и становился оскорбленным лицом, причем степень тяжести оскорбления повышалась на одну ступень. Здесь оказался как раз тот самый тяжелый случай…
             Условия дуэли были предельно жестокие, примирение невозможно. Стрелялись ”…с барьера, дистанция восемь шагов, с расходом по пяти”… Осечка в расчет не принималась. Поединок мог закончиться только четным выстрелом или невозможностью сделать его по причине ранения или смерти участника. Сохранивший свой выстрел мог расстрелять обидчика прямо в упор.
            Еще в 1834 году на месте дуэли расстояние между барьерами было отмечено двумя гранитными плитами похожими на старые мельничные жернова. Много позже, в 1988 году, появилась еще и эта памятная стела, рассказывавшая о поединке. Она навсегда примирила соперников, поставив их имена рядом. Здесь можно и сейчас отмерить короткую дистанцию и даже подойти к барьеру. 
            Внимательно оглядываем место дуэли и ищем свидетелей трагических событий. Может быть, эти старые клены видели поединок? Ветки у них старые, как высохшие черные руки. В изломах их линий читается какая-то скрытая внутренняя мука… 
            Становлюсь в позицию дуэлянта, ствол пистолета у меня поднят вертикально вверх и находится у виска. Иду к барьеру, опускаю руку с предполагаемым пистолетом и начинаю наводить его на противника. Все следует делать быстро, нужно успеть выстрелить первым. От этого зависит моя жизнь…
           Конечно, можно и здесь промахнуться, если рука дрогнет в последний момент. Трудно убить человека, стреляя в упор. Для этого нужно перейти в себе какую-то крайнюю черту, за которой все дозволено. Это тебе не компьютерные “стрелялки” и не картинка в телевизоре. Даже не поле реального боя, где действуешь из-за укрытия, маскируешься и ускоренно передвигаешься, все иначе.
           В поединке на такой дистанции противнику смотришь в глаза, можешь сам  стать незащищенной мишенью. Смерть глядит на тебя из ствола. Это действует как гипноз и сковывает движения…
           У памятной стелы во все это сильно веришь. Еще один шаг к барьеру. Здесь вся твоя жизнь пролетает в одно мгновение, появляется ощущение ее самого края. Что-то изменилось вокруг: Господи, это же я сам стою в темно-зеленом двубортном мундире с расшитыми золотом эполетами на плечах…
           Честь офицера лейб-гвардии Семеновского полка ко многому обязывает. Россия знает наш полк со времен Петра Великого. Не жалея живота своего бились мы под Нарвою и Бородино. В сражении при Кульме в 1813 году Высочайшей милостью полк  был пожалован Георгиевскими знаменами. А 16 октября 1820 года наша головная рота первой в армии выступила против жестоких порядков Аракчеева и потребовала сменить командира немца Шварца. Роту обманом завели в манеж, арестовали и строем отправили прямо в Петропавловскую крепость. За роту вступился весь Семеновский полк. Тогда уже весь полк окружили военным гарнизоном и тоже полным составом отправились в крепость!   
          Зачинщиков из солдат прогнали сквозь строй. Знаете, что это такое? Свистит флейта, бьют барабаны. Обнаженного до пояса солдата хлещут шпицрутенами. Чаще всего он уже в начале экзекуции теряет сознание от боли и многих других ударов не чувствует. Всех остальных солдат раскассировали по разным дальним военным гарнизонам. Вот как обошлись с ветеранами, героями Бородина и освободителями Европы от тирании Наполеона…
            Тронули ранние морозы листву, она и посыпалась. Не гадала мне гадалка жить до старости. Вздохнула и сказала, что не видит ничего. Живи, говорит, так…
            Черный ствол пистолета качнулся и плюнул огнем. Выстрела не услышал. Только что-то ударило в голову, словно охватило раскаленной проволокой. Тело и ноги сразу стали ватными и непослушными. Мир опрокинулся, вижу только небо и желтые листья, они падают как снег. Совсем не чувствую холода и боли. Меркнет белый свет в глазах, лиц склонившихся надо мною более не узнаю…
            В тот роковой день 10 сентября в 6 часов утра выстрелы сходившихся противников прозвучали одновременно. На таком расстоянии шансов остаться в живых у них не было. Стрелявшиеся получили смертельные ранения, от которых оба позднее скончались. К тому времени им обоим исполнилось только 20 лет…
          Теперь все видится под другим углом, снизу. Тело тяжелое и трудно отрыть глаза, разомкнуть губы. Где я? Кажется, у себя полку, в Семеновской слободе. Где-то рядом деревянные солдатские казармы и знаменитый Семеновский плац. Потом, после моей смерти там, в 1849 году, казнят петрашевцев, а в 1881 повесят народовольцев-цареубийц. В просвещенном XXI веке всех их будут называть террористами, а декабристов - заговорщиками и изменниками Отечества. Уже ли все это было напрасно и зря пылали наши сердца?
          Сообщают, что мой противник Владимир Новосильцев скончался, но это уже не радует меня. Перед смертью и высшим судом все равны и одинаково наги. Туда не въедешь на роскошном автомобиле и нажитые на земле богатства с собой не возьмешь.
           Вот и моя сестра Катенька, смоляночка наша, говорит, что ежели умру, то честь, защищенная такой ценой, будет для нее слишком тяжела. Как с этим жить дальше?  Более не держу зла и на Владимира. Неволен он, решать свою судьбу сам, мягок слишком. Мать его тоже жаль. В том и вина, что слишком любила свое дитя. Какая же мать такого необузданного чувства не знает?
            Ко мне заходят соратники по тайному обществу. Называют героем и символом борьбы против неограниченной власти самодержавия. В России сейчас каждый холоп и раб, но будет гражданином. Дайте, срок. Нужен такой сигнал обществу, чтобы разбудить его. Грустно не то, сколько русских людей страдает, а то, что огромное количество их страдает и даже не осознает этого...
           Все говорят эти красивые и правильные слова, а в глазах жалость. Мне уже все равно, знаю, что скоро умру. Только жить еще хочется, даже через такие муки.
          Вот и кончилась моя дальняя дорога. Дом казенный, последний мой скоро опустят в холодную сырую землю. Ничего больше не будет. Господи, никогда так  сильно не хотелось жить, как в тот момент, когда приходилось умереть…
           Почему же мы так безжалостно тратим свою жизнь, играем  со смертью в годы нашей молодости?
             Старик Чернов сейчас почему-то похож на моего покойного батюшку или отца князя Андрея Болконского, литературного героя графа Льва Толстого. Он все еще задирист и хочет кому-то отомстить. Почему у него мокрые глаза? Он часто отворачивается и вытирает лицо. Старику хотелось умереть прежде меня. Да, видно, не судьба. Не нужно плакать, отец. Наше дело военное…
            Опять померк свет. Кажется, позвали священника и начали исповедовать…
            Почему же так темно? Велите больше подать свечей  в комнату…
            Странное и ясное ведение. Меня совершенно голого везут куда-то на старой разбитой телеге. Колеса ее подпрыгивают и дребезжат на каждом камне. Любой толчок отдается во всем теле. Рядом идут грязные небритые солдаты, похожие на римских легионеров. Они смеются и подгоняют запряженную пару быков.
            Почему так больно моей голове? Словно  возложили на нее терновый венок. Солнце высоко и извилистая дорога ведет куда-то в гору, все выше и выше. На самой вершине меня грубо стаскивают на землю, куда-то волокут. Сбивают тяжелые железные оковы. Я свободен? Рядом наскоро сколоченный крест. Меня распинают на нем как лягушку на лабораторном столе и прибивают руки. Крест поднимают, и земля остается внизу. Боли теперь нет, потому что я уже не человек, я символ и знамя. За мной пойдут тысячи других мучеников. Нужно только принести себя в жертву другим.
           На вершине горы гудит ветер. Здесь даже травы нет, только безжизненные камни. Даже неутомимые ласточки - береговушки режут воздух где-то внизу, в провале глубокой пропасти. Там у них гнезда. Выше  меня только парящий в небе орел. Он всегда сверху, всегда над схваткой…
           Страдания Константина Чернова продолжались около двух недель. Князь Оболенский, близкий друг Кондратия Рылеева вспоминал: “Вхожу в небольшую переднюю, меня встретил Кондратий Федорович; я вошел, и, признаюсь, совершенно потерялся от сильного чувства, возбужденного видом юноши, так рано обреченного на смерть”.
           Позднее, похороны бедного и безвестного ранее подпоручика Чернова на Смоленском кладбище вылились в первую в России уличную политическую манифестацию. До известных декабрьских событий на Сенатской площади оставалось еще три месяца.
             Вильгельм Кюхельбеккер по этому поводу написал стихи, где были такие строки:
               
                Клянемся честью и Черновым
                Вражда и брань временщикам.
                Царей трепещущим рабам.
                Тиранам, нас угнесть готовым…

             Не берусь оценивать литературные достоинства, но политическая направленность  здесь очевидна.
             Эта история всколыхнула все общество настолько, что в какой-то момент затмила такое событие в жизни государства, как смерть императора Александра Павловича. Все только и говорили о “пресловутой битве московской спеси с петербургской простотой”…
               У этой истории была и другая сторона. Безутешное горе матери погибшего на дуэли Владимира Новосильцева. Собственная жизнь у Екатерины Новосильцевой, урожденной графини Орловой не сложилась – неверность мужа, имевшего детей на стороне. Оставалась одна надежда: сын, блестящий кавалергард, самый молодой адъютант в свите Александра I и будущий наследник ее состояния. Он умер на грязном чухонском постоялом дворе недалеко от места дуэли. Тогда это была глухая окраина Петербурга. Мать приехала туда из Москвы и еще застала сына живым. Она молила Господа о прощении и предлагала любые деньги врачам за спасение Владимира…
                Несчастная и по-своему добрая женщина, теперь она считала себя убийцей своего сына. Тело молодого человека отвезли в Москву и схоронили в Новоспасском монастыре. Всю остальную жизнь Екатерина Новосильцева провела в молитвах, предаваясь делам милосердия. Она больше никогда не снимала траура…
             На месте, где скончался ее сын, Екатерина Новосильцева выстроила церковь во имя святого равноапостольного князя Владимира, а рядом поставила три здания благотворительного заведения для солдат-инвалидов. Храм простоял до 1932 года. У зданий бывшей богадельни дальнейшая судьба оказалась счастливее. Их недавно отреставрировали под модный гостиничный комплекс, сохранив первозданный исторический вид. Несколько неожиданным на их фоне выглядит размещенное рядом “творческое пространство современного искусства” с нелепыми выставочными экспонатами из огромных кубов и пирамид. Что же, у каждого времени свои приметы…
             В декабре 2015 года исполнилось 190 лет восстанию на Сенатской площади Санкт-Петербурга…
           "Неужели все это забыто?" – думается мне иногда, глядя на некоторые постыдные страницы нашей окружающей действительности. Тогда остается просто помнить об этом и жить дальше. С чистыми помыслами, по совести и чести…
            Мне когда-то довелось служить в армии вместе с двумя потомками декабристов. Они гордились своей родословной и сохранили в душе какую-то особую страстность и обостренное чувство собственного достоинства. По-разному сложилась их дальнейшая судьба…
             В шорохе падающей листвы нам по-прежнему слышались далекие голоса, мы все еще жили этим далеким временем…
             Этот студент у старого вяза чем-то неуловимо похож на декабриста, молодого поручика Кавалергардского полка Ивана Анненкова с картины неизвестного художника. Он так же высок, голубоглаз и очень хорош собой. С неподражаемой ленивой грацией юноша облокотился на ствол могучего дерева. Мысленно представляю его в белом мундире кавалергарда и замшевых лосинах, подчеркивающих достоинства стройной фигуры. Сам Император оставлял карты и шел специально полюбоваться на него, когда приходил черед исполнять мазурку. Обычно Анненков исполнял ее намеренно в паре с великой княжной Александрой Федоровной. Правда, вместо палаша в гремящих ножнах, в руках у него сейчас веерные грабли. В парке шла уборка опавших листьев. К нему подошли три студентки. Между ними завязался непринужденный, почти светский разговор.
           Легко представить, что все это происходило в дворянском собрании 5 сентября 1825 года. Тогда вся эта необыкновенная пестрота осенних листьев могла бы превратиться в сменяющиеся лица. Сверкающие дамские плечи, черные фраки и шитые золотом мундиры, люстры, лампы и зеркала. Ощущение бесконечного счастья и пройденной "трагической точки невозврата". Где-то здесь могли оказаться наши герои и состоялся вызов на дуэль. Решались вопросы чести и их судьбы, а рядом на паркете беззаботно скользили танцующие пары и делали фигуры вальсом. Они даже не замечали, как мимо них стремительно пролетало время. Отчаянные музыканты, не зная усталости, подхватили новый мотив. Это был уже знакомый всем нам “Осенний вальс” Фредерика Шопена.
           В  нем мне всегда слышатся грустные ноты и слова прощания, но каждый год он опять возвращается к нам, чтобы снова подарить этот праздник удивительной красоты природы.
           Только люди уходят от нас навсегда, оставляя память о своих делах и поступках…