1. Меня мать родила под трескучий мороз

Меня мать родила под трескучий мороз
 Где в полях злая вьюга бесилась
 Меня мать родила под сиянием звезд
 Без рубашки!  Нагова!  На вырост!

  Подарила мне мать все, что было у ней
 Что досталось от неба и бога.
  Я толкался под сердцем «блондинки» моей
 А она замирала немного.

И родившись, орал во весь голос в ночи.
К сиське, теплой сильней прижимался
 И под снежный конвой и метелицы вой    
Как щенок белым мхом покрывался.

А мороз все крепчал, превратив за рекой
 В глыбы льда родников перекаты.
Белогрудых березок мужицкой рукой
 Он обабил пургой до заката!

Тонких, русых березок, в кокошниках птиц
 Красногрудых клестов самоцветных.
В одиночестве зыбких размытых границ
 Стерегущих покой  спящих ветров.

Меня мать родила для любви и тепла
 Хоть  сверкала пургою ненастье
 Она шлепала теплой ладонью меня
 И цвела как черешня от счастья.

А отец молодого вина веселей
 Пыхал в темной ночи самокруткой.
Он погоды ненастной по жизни  был злей
 И с морозом ругался лишь в шутку.

  Он его за характер и нрав укорял
 И за то, что метельными днями
 Так бывало, что в голой степи замерзал
 Укрываясь в долах под санями.
   
  Он в буране сидел под метелицы вой
 Только лошади фыркали нервно
 Нет дороги  зимой, нет дороги домой!
  Только ветер беснуется гневно!

Если путник степной угодил в его вал
 Жить недолго тогда бедолаге
 И отец лошадей без поводьев  пускал 
Что б жизнь не закончить в овраге !

И гнедые под ветер тянулись легко
 Находя в снежной мути  дорогу
 И домой приходили в уют и тепло
 Лишь ведомые чувством породы

 И отец в мягких валенках следом юлил
Cогреваясь от быстрого хода
 И морозу хамил! И морозу  грубил!
Словно тот был  разумной природы.

   - «Не поймал ты меня! Мой Морозец, на «дню»
Я теперь возле печки – Голландки!
Закурю "Беломор", сяду ближе к огню
 И скажу тебе, парень, по братски:

Ах, жестокий  мороз! - Ты меня не морозь!
Я уже настрадался «От Бога»!
Я в двенадцать ходил за краюхою вдоль
 Всех полей, что дала нам природа.

Я в двенадцать уж был «Здоровенный мужик"!!!
 С меня шкуру сдирали старухи. 
За непаханый лоскут забытой межи.
За половник  пустой Затирухи!

Мужиков не осталось - хоть вой до зари
 Хоть Белугой ори до заката!
Хоть ты волосы рви, хочешь землю грызи
 Были парни! А стали солдаты!

  Они там, далеко, на кровавых фронтах
 На штыки свою жизнь намотали.
  И с отчаянным криком «за Сталина нах…!!!»
 Жерла пушек собой  затыкали.

И оставили нас недозрелых ребят,
На старух да на баб с пацанами,
И коней запрягать, и пасти жеребят
 И стога ворошить за прудами.

Отец долго молчит, у голландки куря
 Пламя пляшет - на щеках играет
 И голодное детство как злая заря
 В его сердце опять догорает!

В его памяти дом!  Нет  хозяина в нем!
Он мальчишка! Война и разруха
 Трое малых детей! И на фронте отец
 Мать, - глухая от горя  старуха!

И все лики встают и все спать не дают
 И все мниться и мниться тревога
 Он опять в своем детстве далеком стоит
 У окна, что «глядит»  на дорогу!

Мой отец своего дожидался отца
 Пусть хромого,  увечного, с палкой!
Пусть солдата без ног или даже слепца
 Лишь бы в дом он пришел на поправку

 Но летели года, и взрослел мой отец
 Своего он не встретил с победой
 Не вернулся с войны его строгий боец
 И о боли своей не поведал!

А вот мой его ждал и молился как мог
 Лишь бы тот в дом родимый вернулся
 И рассказывал мне от лица своего
 Как нелепо в своем обманулся:

  «Пусть прошло много лет с той далекой поры
 Пусть я сердцем размяг понемногу!
Но под «ложечкой» также упрямо дрожит
 Когда ночью смотрю на дорогу.

Не вернулся твой дед с той великой войны
 Не погиб, только ранен был  в ногу.
И прижился в Донбассе на крае страны
 Да и жил там себе понемногу.

Молодая сестричка ходила за ним.
И от смерти спасла бедолагу.
Медицинскую  шапку как ангела нимб
 Получил он  на свадьбу в награду

 А мы ждали его, и встречали друзей
 Тех с кем он воевал до раненья.
 Его трое голодных, рахитных детей
 Дожидались отца возвращенья.

  Но забыл он про нас и про брошенный дом
 И про то, как другие солдаты,
  С костылем, или палкой,  сгоревшим лицом.
  Возвращались, кто выжил, до хаты.   

И горит до сих пор нестерпимая боль
 Злобно жизнь мне тоской отравляя,
Почему не пришел наш Защитник домой?
Почему нас он бросил у края?

Когда пухли от голода дети его
 И спасались, чем бог только помнит,
Я ему эту боль не разлитую в хворь!
Навсегда! Не прощённой! Запомню! 

И он жадной рукою граненый стакан
 Наливает, с «бугром»!  - ЧТОБЫ В "СТЕЛЬКУ"!
Чтобы все позабыть, что б похмельный дурман
 Злой язык завязал на недельку.

Ты напрасно так злишься  - трескучий мороз!
Мой отец руку выставил фигой!
Я видал на «суку» твоих Цельсиев воз
 И с горла водку горькую выдул.

Сын родился! Ты слышишь – сынок у меня!
И видал я  в «гробу» твои пляски!
Можешь дальше трещать я же вьюге назло
 От печи! Без ботинок! «В присядку»!

Так пройдусь, как никто до меня не плясал
 Не ходил,  куражом  не кудрявил!
«Я тебя раскудри твою душу и мать!»
На снегу  как на углях  зажарю.

Ты ль не видел мороз? Как в глухом Январе
 Для друзей я могилы копаю.
Выгрызая в студеной земле на бугре
 Топором им дома вырубаю.

Но не рубленый дом! Не с резным потолком
 Не с веселым  сосновым крылечком.
А суглинка застывшего желтого ком
 Здесь тебе и кроватка и печка!

И лежат они, там притаившись ничком!
Отстрадали  свое перед богом!
Им все  досыта там! У амбаров с зерном!
И в ночное не манит дорога!

Я им сам медяками глаза закрывал
 Чтоб  не видели дом свой последний
 И горбыль суковатый как фрак одевал
 Как на бал! Что был в юности летней!

И поэтому больше не зли ты мен!
Не пугай  подшивным  зипунишком
 А садись ты на синего с гривой коня
 И раскрашивай щеки мальчишкам

 Мать, налей мне гранЕный стакан!
  Буду петь и плясать, чтобы знали!               
Сын родился! А значит работник на стан! 
Чтобы сеяли хлеб и собрали!

Я сейчас задохнусь от веселья и зла!
Я сейчас со слезами в присядку!
И фуражку долой с раскудрявого лба!
Я цыганочку с выходом жахну!

И вот так! «В крест, и в бога, и в ангелов мать!»
И еще самогона и браги !
Надо огненной водкой  в душе заливать!
Надо пьяной до свинства паскудой стонать!
Надо в пыльном дорожном кювете блевать!
И звериным оскалом хулу собирать!
Что бы выплеснуть, выдрать, разбить и раздрать!
Боль души, что гниет в  бедолаге!

Расплескав, что гнило на душе про запас
 В «Раздуду» а потом «Подъыспанцем»
Запевал гармониста поставленный бас
«Как окрасился месяц багрянцем»!

И по «Диким степям Забайкалья» мотив
 Зазвучал как мольба тихим стоном.
Эх, утру я слезу рукавом,  прихватив
 Чарку водки с тоскою  зеленой!