Город, который построен на дне моего я каньонного

Город, который построен на дне моего я каньонного -
Город, который плели ветрами перьевыми зеленоглазые вороны -
И изумруды стёкол вставили в оконные провалы -
Город, источавший на мрамор плит закат абрикосовый и алый -
И ползущий к ногам моим змеино и шакальей поступью -
В этот город я однажды явился незваным гостем, но
Ртутной горячкой вошёл он в багрянец венозной карусели -
И распустился зонтичными шпилями в незримом теле -
Которое лунатиком с широко раскрытыми глазами скользило по карнизу -
Выпуская из рук танцующие нити человеческой жизни -
И снова вцепляясь в них когтями и зубами -
И утопая в серебряно горчащей в горле амальгаме
Зеркал, которые глаза многолепестковые
Раскрывали, расцветая в окружении дьявольского ковена,
И шербет небес был по-восточному сладок,
И выходил из груди моей бес, воспитанный адом -
В чёрных костюмах, адскими модельерами скроенных,
И шли за ним следом тени с глазами оменов,
И каждый нес на лице - моего лица маску -
И голова в мёртвом кольце смеялась огненно-красным -
И город выступал шипастыми лапами из вены,
И растворялись скалы, осыпаясь из пудреницы времени
Из белой руки, разрисованной звёздными татуировками,
И лунные мазки оттеняли антрацитовые локоны -
То ли мои, то ли ночи, очарованной и грешной -
И сверкали очи огненно-рубиновой черешней
На лице, которое в зеркальных отражениях множилось,
И расплеталась воплощений цепь, запечатанная под кожу,
И выходил из груди моей - из пещеры Платоновского мифа -
Мальчик, порождённый дыханием комет и возрождённый космическими ритмами -
Мальчик, рождённый на планете судьбы чёрных шутов в алых полумасках -
И начертивший невыносимую быль в книге собственной чёрной сказки
Мальчик, творившийся себя из ничего, вспоминая иные созвездия.
Где мазали пламенем его изломанный рот одетые в чёрное леди,
Срывавшие с клумб его глаз и ночей чёрные розы пепельно -
И он много веков был никто и ничей и спал в несуществующих склепах -
А потом становился старше и взрослей - на вид -
И выходил в свет он - и заметался его красный след северным волчьим ветром -
И граф Дракула в замок его приглашал и потчевал кровавыми конфетами,
И плясала его иллюзорная душа в дыме манжет - и в сигаретном
Дыме, серебром уходящем в потолок,  на котором амуры умирали -
И иногда он считал, что тоже волк - и рвал полудетскими руками -
Хрупкими - когтистыми - кружево дождей, проливавшихся на пустотностью могилы -
И он иногда ненавидел людей - и люди его не любили -
И были они по две стороны - стекла, опечатанного дьяволом,
И свешивалась с неба гильотина луны, расточая улыбки кровавые
И мир задыхался снами - и те, кто видели во сне кошмары,
Шли походкой ослепших детей на его демонические чары
Из сумрака ночи - из зеркальных рам - из будуарного удушья -
Он уводил кого-то в чёрный храм - нерушимый, хотя и разрушенный -
И одевался в чёрное опять, и алым обвязывал горло -
И кружила волком у храма тропа, ведущая в чёрный город -
Город, построенный им - или нет - просто найденный сломанной игрушкой -
Просто увиденный в сером полусне - и пробивший пустотную душу
Шипованными шпилями, которых никто
Не отливал, не устанавливал - мальчик надевал чёрное пальто
Поверх шарфа рвано-окровавленного,
И шёл по улицам городов других, свой собственный ревниво охраняя,
И умирали его тени и шаги в каждой зеркальной раме,
Смотревшей вслед - бельмами зрачков, ртутью вытравленных намертво -
Мальчик не знал, зачем ему кровь - очевидно, таковы правила -
Для тех, кто не жив и не мёртв вполне, для тех, кто вырезан из этого мира
Ржавыми ножницами правды или лжи - для демонов и вампиров -
Слизывать чужие жизни с альвеол, расцветающих пьяным виноградом -
И смотреть в небесно-гробовой свод взглядом, наполненным адом,
Как колодцы - горечью полынного огня, прожигающего путь в миры иные -
И этот демон впечатывал в меня свою суть, называя по имени
Непроизносимому - и побеждал - в каждой дуэли с универсумом -
И был впечатан в грудь белого льда перевёрнутый безжалостно крест его -
И он строил замок из песка, но тот
Песок был собран по кладбищам - и солнце чёрное смотрело, как метёт
По миру багровый плащ его - и как он меняется - из века в век переходя по ступеням,
И стелились рваными плащами на траве сброшенные кожи и тени,
Змеиной судорогой - и шипя ползли они куда-то в зазеркалье,
А он распинал на шпилях и шипах тех, кто его искали -
И находили - и уводил души по дорогам пламенным
И не было сердца в его груди, слепленной из снега ламиями -
И люди смотрели на него - фонари
Глаз тускло мерцали -
И делились кровью, спрятанной внутри, и ободранными годами сердцами -
А он принимал - сердце-марципан - это сладко и тешит самолюбие -
И обнажались на замке лица - рвом подъёмным - багровые губы -
Реки чёрные текли по тоннелям глаз, проносились поезда дымящие -
А он воплощался за разом раз - то в леопарда, то в ящера -
Обнажая скелет, надевая костюм - шутовской или королевский -
А потом он стоял - точно на посту - на кровавой площади Гревской -
И мушки осыпались с белизны во тьму, и солнце кожу холодило,
И он снова решал отправиться в муть какой-нибудь старой могилы -
До нового времени - мир осточертел - и пошлость забивала дыхание -
И он подходил к новой черте, шагал в фиолетовое пламя и
Вновь выходил - с другой стороны, лунное сияние глотая -
И ломилась в его замогильные сны масок и обличий стая -
Чтобы снова вывести на сцену сцен, где маски под ногами хрустели,
Чтобы снова рисовать на неподвижном лице - чувства - и выламывать тело
Акробатической пляской на кольце, которое сжимается удавкой -
И чтобы фальшиво чернели на лице слёзы, выжженные лаком -
И он уходил по времени - назад - это ведь тоже возможно
Для тех, у кого пропуск в собственный ад зашит под лилейной кожей -
И он рождался в средних веках - в горниле - когда сжигали
Таких, как он - и себя искал - на кострах, в переплясе алом -
И - то ли находил, то ли лгал, когда
Встречал инаковые лица - и принимал от них чёрный дар
безумного ночного убийцы -
Вампиры дарили ему свою кровь, впечатывали в кожу свой искус,
И замок в душе наполнял алый ров - багровым - и чёрные кулисы
Ресницами его вздымались ввысь,
а сердце оживало преступно - и ему было плевать на живых
И на то, что утро не наступит -
И он ложился в склеп - и надевал на закате фрачные обновки -
И лился золотой лампадный свет от его шафрановых локонов,
Освещавших ночь - а он разбивал алые фиалы о землю -
И это была всего лишь игра - игра с временной каруселью,
На которой века сменялись и он, выходя из дверей раболепных,
Танцевал со смертными свой котильон
На пороге собственного склепа
И отдавал их жизни за свою, не раздумывая долго об этом,
И встряхивал гривой, подобно льву, и отряхивал львиные манжеты -
И искал лицо своё в проёмах галерей, где ютились родовые приведения -
И втирал в свою кожу гранатовый крем, и очерчивал проволокой медной
Запретный круг, за который заходить
Смертным запрещалось строго -
И смеялся город у него в груди - и храмами чёрного бога
Шпилями колючими - смотрел из его
Глаз, пронзая и накалывая
Мотыльков душ - и волчий вой слышался в залах, окровавленных
Коврами, пропитанными пылью веков, похоронивших поколения -
А он отправлялся в гробовой альков, исполненный томной лени -
И были вассалы - куклы его, расставленные в детской комнате -
И он оборачивался бешеным львом, который точил когти
О скалы и деревья - и ветер грохотал
Над распоротыми венами рвов его -
И дымилась багровая кулиса у рта,
Улыбки полумесяцем распоротого -
И он приходил на какие-то балы - бал для охоты - лучшее место
И ставил на белые шеи и лбы - печать - перевёрнутый крест свой -
И, если хотел, то убивал, а если нет - переделывал -
И растворялись в чёрных зеркалах глаз его - ангелы белые -
Как гипсовые куклы - в чернильной кислоте -
Захлёбываясь святостью собственной -
И он избавлялся от душ и от тел - так непринуждённо и просто -
И строил чёрный город день за днём - на равнине души изъятой,
И распускались фонтанами в нём несмываемо-багровые пятна
И цвели на струях чёрные цветы с глазами вороньими, птичьими -
И он доходил до очередной черты -
И снова менял обличие - и снова рождался кем-то ещё - всех перечислить не хватит
Дюжины печаток - и мели плащом за ним чужие проклятия -
Не достигая цели, увы - напрасно старались священники -
Не способны поразить проклятия живых - сущность истинного демона -
И чёрный город во веки веков вознесённый в его пределах,
Выпивает шпилями небесную кровь и сжигает ангелов белых
И на карусели бесчисленных лет он катается - мальчик, да и только,
И фонарями светятся во мгле
Глаза его - демона и волка - маяками, зовущими на рифы тех,
Кто души его чарам отдал - он проведёт их в чёрной пустоте
В свой личный проклятый город -
Проклятый - для них, отнюдь не для него - для него он благодать преисподней -
И вороний грай, и волчий вой сплетаются в его ладони -
Линиями - и в крови горят - и улыбаются криво -
И он вплетает свой собственный ад лентами - в чёрную гриву -
Львиную - и, зеркала разбив, как капризный ребёнок - игрушки,
Он жадно слизывает с губы - и пальцев - окровавленные души -
И снова уходит - в себя - вовне - в город свой, нигде расположенный,
И искрится лунно нетронутый снег его ангельски-белой кожи -
Только ангелы все уже давно висят - на ветвях - на городских аллеях -
И он любуется на это - и ад
В глазах его пляшет и алеет -
И ангелы качаются - и крылья их
Осыпаются бессмысленным пеплом -
И он поднимает свой истинный лик - и отражается в небе -
Как в зеркале - и больше не нужны зеркала -  всё уже давно известно-
И открывается в глазах его мгла
Истинной адской бездны.