Автобиография IнеполнаяI

                «Без биографии нет поэта…»
                Александр Мосинцев

Журавли,
стенающие вдали.
Коровы
среди половы.
Трактора
на полных парах,
понемножку
добывающие картошку
на урочищах сельских –
карельских…

Одуванчиковый луг
и друг,
позвавший и прЕдавший,
грустный, но всегда отобедавший.
Рядом я – двадцатишестилетний,
предпочитающий вирши балету,
с желанием начистить "харизму"
придумавшим конспекты по ленинизму.

Ах, да!.. «Сотиков» с «компами» в помине нет,
и, стало быть, ещё не свихнулся свет,
где сразу за пасекой
деревня Педасельга,
с женщиной, предпочитающей миражи,
изменами учившей меня не тужить…
И год-то всего – девяностый,
в котором достаточно просто:
общаться не «по понятиям»
с братками, влюблёнными в демократию,
с князьками, бывшими комсомольцами,
дымок пускающих кольцами…

Ах, да!.. Лебеда, резеда и вереск,
и я, двадцатишестилетний (тот ещё перец!),
в подсобном хозяйстве служу зоотехником,
предпочитая виршеплётов сантехникам.
Вкалываю дояром и скотником,
без упомянутых «компов» и «сотиков».
Сено заготавливаю косой...
с чёрной на судьбе полосой,
с билетом в кармане на Север…
И значит – прощай клевер,
мелисса и друг-начальник,
вкусно отобедавший, но печальный.
И женщина с гривой волос рыжих,
верная, как дикая лошадь Пр-р-рже-
вальского, прощай тоже…
Прошу Тебя, храни её, Боже!..

Север есть Север... На семейном приколе.
Дома – стихи, биология – в школе,
на русском и немного на суахили.
За суахили все меня полюбили.
И было за что, ибо я был малый
слегка стреноженный, но удалый...

P.S. За Севером был Кавказ,
для пушечного мяса он в самый раз,
где смерть на раздачу – оптом и розно.
Чечня… полувоенный Грозный.
Горы,  где «герои России»
помощи ни у кого не просили.
Сами хотели резать и вешать…
И, в общем-то, ну их к лешему.

Ах, да!.. На Кавказе попутным ветром
прибило меня к сочинителю-мэтру.
Он был как символ, как Серп и Молот.
«Печатайся, пока молод!» –
Сказал он. И я побежал вприпрыжку
кропать свои первые книжки.

P.P.S. Падения и виражи,
втиснутые в короткое слово – жизнь,
где каждый вагоновожатый кому-то кровник,
тем более – литератор и подполковник,
с крестом на выгоревшей фотографии…
Ибо нет поэта без биографии.