варанаси

Светает.
Уже зажжены первые костры.
Ветер несет по гхатам
запах горелой плоти
и кислый пепел попадает в глаза.
Одноглазый перевозчик
назначает свою цену,
и лодка, отчалив,
направляется к безжизненной пустоши
противоположного берега.
Вот вскоре
качаемый волной,
несомый течением
минуем серый буй
маленького обнаженного вздутого чрева.
Голова глубоко погружена в воду,
а над поверхностью высоко задраны культи
объеденных рыбою ног.
Берег –потрескавшаяся пепельная глина.
Островки высохшего ила
и щетины ломкой и колючей мертвой травы.
У самой воды
в чавкающей жиже
ошметки полиэтиленовых пакетов
и погребальных одеяний.
Валяются бамбуковые палки –
остатки финальных паланкинов.
На одной из них
глубоко насажен красноватый череп.
Еще один стоит чуть поодаль,
устремив на реку и город
пустые глазницы.
Немного ниже,
лишь наполовину
выброшенный на берег,
труп молодой женщины.
Выпроставшиеся из-под яркого цветного
шитого золотом савана
желтеют обнажившиеся кости ног.
Обнаженная грудь, напротив –
под жарким солнцем спеклась
в сморщенную коричневую корку
с дыркой соска. Голова
неестественно вывернута и лицо
направлено все туда же –
на ступени и храмы
по-прежнему полного непостижимой жизнью
священного Бенареса,
и колышутся водою
недлинные черные волосы,
наросшие у дна белесой тиной.
Триста шагов по течению.
Появляется песок.
Практически пляжи.
Толпы индийцев,
прибывшие семьями,
а то и целыми деревнями,
совершают ритуальные омовения,
просто купаются и греются на песке.
Под небольшим дощатым навесом
готовится чай
на зеленоватой речной воде.
Варанаси –
город-муза поэтов декаданса.
Помои стекают по каменному кружеву
и барельефам танцующих фигур.
На стенах дворцов
сушится коровий навоз.
Дальние отпрыски великих фамилий,
заложив камнем окна,
ведут убогое существование
торгуя опием и гашишем.
Но я люблю.
Как-то люблю это место.
Город, живущий в понимании
естественной круговерти бытия:
где невдалеке от костров
прачечные столы,
детские курсы по плаванию.
Чуть выше по ступеням
у отроков турнир по крикету.
На горячем от огня камне,
едва сметён пепел,
может начаться праздник
и заиграть оркестр.
Всякий раз этот город
затягивает меня.
Я видел его изнутри,
не раз именно здесь
отдав чайханщику последнюю рупию.
Жил на гхатах,
питался с нищими бесплатным подношением,
да в круге садху
прикладывал ко лбу горячий чолим.
И виделось,
что много более убоги эти
в шортиках с камерами.