Тьфу ты!

   Шёл тропой лесною, тихо сам с собою
   мирно вёл беседу, что-то типа бреда.
   Пить хотелось очень, далеко до ночи,
   день сочился гноем, изнывал от зноя.
   Хоть бы каплю влаги! Может, в том овраге?
   И, свернув с дороги, в лес направил ноги.
   И чего добился? С азимута сбился,
   в чащу забурился, понял - заблудился.
   Нету нигде речки, даже гавнотечки,
   нету даже лужи. Что ж, могло быть хуже.
   Жажду утоливши ягодой подгнившей,
   начал озираться - как же выбираться?
   (Как она, не знаю, сладкою казалась?
   Ягодка лесная волчьей оказалась.)
   А кругом коряги, кочки да овраги,
   море жуткой пакости и поганой всякости,
   всё вокруг тревожно, обосраться можно.
   Что же это, что же, и на что похоже?
   Это просто ясно, здесь стоять опасно,
   и, сломивши ноги, в поисках дороги
   я бежал по лесу, словно гнали бесы.
   Комары достали - в лоб меня кусали,
   я мочился с ними, словно со своими
   лютыми врагами. Кстати, под ногами
   шевелилось что-то. Это же болото!
   Словно в подтвержденье, силой тяготенья
   я был втянут внутрь в это же мгновенье.
   Наглотался ила, скользкого как мыло,
   инфузорий разных, тварей безобразных,
   рыбьего помёта, как из пулемёта
   он был насран всюду рыбой барракудой.
   Дафний и циклопов у меня из жопы
   жабы доставали, с аппетитом жрали.
   Это было больно, я сказал: "Довольно",
   и подобно стерху, устремился кверху.
   Вынырнув наружу из вонючей лужи,
   я плевался тиной, липкой паутиной
   был опутан вскоре, паукам на горе.
   Их давил ногами, загрызал зубами.
   Крошево зубное сплёвывал слюною,
   продирался чащей, яростно рычащей,
   жизни во спасенье перенёс мученье -
   ели меня клещи, а я ломился резче.
   Наконец, на волю вывалился вскоре,
   перевёл дыханье... Словно в назиданье,
   лес стоял за мною чёрною стеною.
   А вот она, дорога! Тьфу ты! Слава Богу!