Магеллановы Облака
СОДЕРЖАНИЕ
__________
ВЫХОД
(необычная пьеса)
Действующие лица:
Человек
Самобичевание
Цинизм
Милосердие
Сомнение
Действие происходит на берегу моря.
БЕЛЫЙ КАРЛИК
Действующие лица:
Виктор – пожилой БОМЖ
Вовчик – молодой БОМЖ
Ноябрьская ночь, затем утро на берегу моря.
СТОЛКНОВЕНИЕ
Действующие лица:
Горлов Кирилл Иванович – хозяин дома, отставной майор
Михаил Горлов – сын хозяина дома
Рыков Александр Яковлевич – сосед, пенсионер, инженер-строитель
Олег – друг Михаила
Действие происходит на веранде частного дома.
МАГЕЛЛАНОВЫ ОБЛАКА
Действующие лица:
Он
Она
Кондуктор
Голос из-за сцены
Действие происходит в пустом трамвае, ожидающем отправления.
ВЫХОД
Действующие лица:
Человек
Самобичевание
Цинизм
Милосердие
Сомнение
Действие происходит на берегу моря.
(На сцене скамейка, расположенная слева (справа) у края сцены. Шум морского прибоя. Из шума прибоя постепенно нарастает динамичная музыка. На сцену выходит Человек, чем-то обеспокоенный. Проходит через сцену и садится на скамью, находясь в состоянии тревожного покоя. Музыка резко обрывается и на сцену выходит Самобичевание)
Самобичевание
Неужто возможно так просто уйти
от этой сжирающей боли,
что зрела в потоке отравленных стрел,
сверлящих меня обстоятельств;
сверлящих и сердце, и душу, и мозг?
За что мне такая жестокая кара?
И можно ль так быстро все это забыть —
все это, идущее рядом со мной в настоящем?
Ведь боль, словно хищник, вгрызается в память
и жрёт неустанно тебя изнутри.
Мечты и надежды — все рухнуло в пропасть
и где-то в душе разлетелись осколки.
Теперь пустота, безысходность. Я — жертва…
(Задорно, иронично, саркастично на сцену выпрыгивает Цинизм)
Цинизм
Ты жертва? А если иначе взглянуть
на те обстоятельства и на себя?
И, может быть, все преждевременно это:
«Я — жертва… в душе разлетелись осколки»?
Самобичевание
Да как же иначе взглянуть?
(Медленно отходит на задний план сцены, на приготовленное место и замирает)
Цинизм
Очень просто.
Наш мир, мир людей, — есть игра или шоу,
как хочешь его назови, суть не в этом.
Короче, наш мир есть система из правил,
что мы для себя из себя написали.
И в этом, очерченном строго, пространстве
мы сосуществуем, где каждый играет
свою, отведенную правилом, роль.
Так вот, этот взрыв обстоятельств, который
направил тебя в состояние жертвы,
в болото глухой меланхолии духа,
является частью всеобщей игры.
Сознание нас утверждает: я — жертва;
предатель; герой; наблюдатель; великий;
ничтожный; бесчувственный; чуткий – все это
большой гардероб ярлыков в голове!!!
Сознание может жонглировать ими —
стирать, изменять, подшивать их, как хочет,
а ты лишь используй такую возможность.
Наш мир не достоин, чтоб мы себя жгли!!!
(Неожиданно на сцене появляется Милосердие)
Милосердие
Но это прямая дорога в бесцельность!
Цинизм
А кто ставит цели? Ведь мы же их ставим!
(Резко отходит на задний план сцены, на приготовленное место и замирает)
Милосердие
Да, верно! Но все же спокойнее сердцу,
когда ты врага принимаешь, как друга.
И в тех обстоятельствах, что разыгрались,
прощение — это единственный выход.
Мы часто не знаем, кто нас окружает
и в этом фатальная наша ошибка.
Чтоб вся негативность мгновенно исчезла,
раскрой свое сердце навстречу покою.
Простив, нам становится истинно легче.
Раскрой свое сердце и вычисти душу.
(Плавно отходит на задний план сцены, на приготовленное место и замирает)
(Крадучись на сцену, вблизи сидящего Человека входит Сомнение)
Сомнение
Так кто же я? Как поступить в калейдоскопе этих обстоятельств, что давят внешне и разъедают изнутри?
Признать себя жертвой — значит идти по дороге самобичевания.
Вытравить из себя чувства — значит смотреть в мир сквозь холодный цинизм.
Простить — значит биться в кровь с памятью.
Как поступить?
(Человек поднимается со скамейки. Идёт к середине сцены в тревожной задумчивости. Вновь нарастает та же, что и вначале динамичная музыка. Постепенно вокруг Человека образовывается движущееся и убыстряющееся кольцо, состоящее из Сомнения, Милосердия, Цинизма и Самобичевания. Кольцо постепенно сжимается, коллапсирует к центру – к Человеку, вращаясь вокруг него то по часовой, то против часовой стрелке. Когда Сомнение, Милосердие, Цинизм и Самобичевание подошли почти вплотную к Человеку, то Человек кричит, прерывая музыку и разрывая кольцо. Сомнение, Милосердие, Цинизм и Самобичевание падают (возможно, склоняются) перед Человеком и смотрят на него как на своего хозяина)
Человек
(кричит вверх и в зал)
Я знаю точно, есть выход!
(Шум моря)
ЗАНАВЕС
БЕЛЫЙ КАРЛИК
Действующие лица:
Виктор – пожилой БОМЖ
Вовчик – молодой БОМЖ
Ноябрьская ночь, затем утро на берегу моря.
Сцена первая
(Тёплая ноябрьская ночь. Морской берег. Прибой почти не слышен. На прибрежном склоне возле костра сидят двое мужчин, пожилой и молодой. Пожилой возится с хворостом и подбрасывает охапку в костёр. Затем что-то ищет, хлопая себя по карманам своего изношенного пальто. Вытаскивает из внутреннего кармана пальто портсигар. Бережно раскрывает его и достаёт сигаретный окурок. Предлагает окурок своему товарищу)
Виктор: Будешь?
Вовчик (отрицательно машет головой): Нет.
Виктор: Ну, как хочешь. (выбирает длинную хворостинку из костра и подкуривает от неё). Слушай Вовчик, я тебя давно хотел спросить… Сколько ты уже бичуешь? А?
Вовчик (с неудовольствием на лице): Не помню.
Виктор: Гм. Странно как-то. Я вот уже лет семь или где-то возле этого… Может скрываешься от кого, а?
Вовчик: Отстань Витя! Лучше расскажи, кем ты был в прежней-то жизни?
Виктор: Кто? Я?
Вовчик (почти рассмеявшись): Ну а кто? Здесь больше никого нет.
Виктор (делает длинную затяжку и резко бросает окурок в костёр): Учителем.
Вовчик: К-е-е-м?
Виктор: Учителем. Учителем истории.
Вовчик (серьёзно-сочувственно): И как же тебя сюда занесло?
Виктор: Т-а-а-а (машет рукой) это не интересно.
Вовчик: Ну а все-таки? Как так случилось, что ты очутился здесь, на обочине жизни?
Виктор: Да надоело всё.
Вовчик: В смысле?
Виктор: Да все полностью… Система – говно! Историки никому не нужны; хотя, впрочем, и не только историки.
Вовчик: Чего это ты так мрачно?
Виктор: А посмотри сам, системе нужны только те, кто способен упрочнить её материальную форму жизни, то есть комфортное удовлетворение инстинктов. Но здесь не все в порядке. Ведь неограниченное потребление благ присуще лишь тем, кто заполняет верхние этажи огромного социального механизма, а все нижестоящие – просто значимые или не очень значимые части и частички этого гиганта. Вот таким, почти ничего не значащим колесиком, был и я… Сначала система вышвырнула меня из себя тем, что прекратила оплачивать мой труд, а затем надругалась – определив ежемесячную милостыню, назвав ее зарплатой. Ох, эти бескровные революции, одно название только, что бескровные.
Вовчик: Ну, хорошо, ты говоришь "упрочнить материальную форму", а как же искусство – кино, театры и все такое?
Виктор: Все искусство в начальном или в конечном или в том и другом случае упирается в деньги! Я понял, что ты хотел сказать. Ты хотел сказать, что-то вроде того, что общество живёт не только материальной жизнью, но и духовной. Так?
Вовчик: Ну, в принципе, да.
Виктор: Выбрось это из головы раз и навсегда! К сожалению, люди живут в основном первичными инстинктами, а на осознание истинно духовного начала, и тем более, творческого способны вообще единицы. Красота искусства находится в немногих душах, обитающих на Земле. Вот тут-то и есть вся духовная жизнь общества. Большинство требует "pa;nem et circe;nses" (па;нэм эт цирце;нзэс – лат. "хлеба и зрелищ"), эффектов, боевиков, экшенов и все такое прочее, что, по моему мнению, является низкосортной духовной стадностью. Настоящее же искусство – это в первую очередь внутри себя творчество. Можно быть слесарем и, одновременно с этим, никому не известным живописцем. И также можно быть какой-то там знаменитостью и создавать, построенную только на инстинктах, пошлости, человеческом тщеславии и вбивающей рекламе бессмысленность. Например, посмотрел такой фильм, а в душе ничего не осталось. Два часа – в никуда. Или прочел такого же рода книгу и то же самое – что читал, что не читал. Вот тебе вкратце Искусство и лжеискусство на тарелочке…
Вовчик: Н-н-н-д-а-а-а.
Виктор: И что самое подлое в нашей системе, так это то, что человеческая жизнь не ценится вовсе! О якобы ее ценности с утра до ночи готовы петь политические соловьи, но только с тем, чтобы не выпасть из своего насиженного кресла-гнезда. Приходит время, и чаще всего из-за какой-то бредовой идеи немногих филантропов, в кавычках, разумеется, гибнут миллионы. Я историк и отлично это знаю. Причем, как правило, эти "филантропы" психически нездоровые люди. Мутят, мутят и вымучивают свой какой-нибудь социальный эксперимент через кровавое месиво. Геноцидники проклятые! Да чтоб вас всех… По этому поводу очень точно сказал Иосиф Бродский: "В настоящей трагедии гибнет не герой, гибнет хор".
Вовчик: Ух ты.
Виктор (немного успокоившись): Да. И я с ним согласен. Это непреложная истина.
Оба некоторое время молча смотрят в костёр.
Виктор (со страданием и нежностью в голосе): Когда была жива Зоя Александровна, супруга моя – святая женщина, так она меня всегда выслушает, хоть бы я целый час говорил, потом обнимет, поцелует и спокойно скажет: "Ничего Витя, мы с тобой много разного за всю жизнь вынесли, переживем и это. Ты ведь у меня сильный" – а сильной была она, не я. Иной раз удивляюсь, откуда в ней брались-то эти силы? Может она их черпала из своего милосердия? Ее доброта принимала всех, вне зависимости кто ты, что ты. Могла увидеть не знакомого нищего и пригласить его в дом и накормить. Всем шла на помощь. Она просто физически не могла не помочь, если кто-то в этом нуждался. Вот так, рядом с ней и я становился сильным после очередного надлома. Хотя, у меня это скорее была не сила, а лишь иллюзия силы. По настоящему все было в ней… И когда не стало её – не стало и меня.
Вовчик: У вас дети были?
Виктор: Почему были? Есть. Дочка Настя. Вся в мать. Моего там ничего как будто и нет…
Вовчик: А где живет?
Виктор (не обращая внимание на вопрос, в сторону): Вся в заботах…
Вовчик: Видитесь?
Виктор: Одно время, очень редко правда, я к ней заходил…
Вовчик: Ну?
Виктор: Так она каждый раз как расплачется: "Папа, папочка вернись, зачем ты такой жестокий." А как же ей объяснить, что все здесь – каждый предмет, каждая пылинка в воздухе напоминает мне о ее матери? Ведь у нас с Зоей была не просто любовь, а какое-то совершенно иное чувство – что-то гораздо большее, чем любовь.
Вовчик (с мягкостью в голосе спрашивает и смотрит на звёзды): А что, разве бывает что-то больше, чем любовь?
Виктор: Бывает. Не знаю, как называется это чувство; может быть любовь и дружба одновременно, но я, – нет, вернее – мы с Зоей ощущали его… Понимаешь, со своей стороны могу сказать, что это нечто такое, что мужик познаёт лишь раз в жизни и это нечто ничем не подменяется, ничем не заглушается, оно в-вечно. Потеряв Зою, я потерял себя.
Вовчик: Но ведь у тебя же дочь, у тебя же…
Виктор (резко перебивает): Знаешь, в астрономии есть такое понятие – белый карлик. Это последняя фаза жизни звезды небольшой массы, внутри которой находится вырожденный газ. И вот этот газ своим давлением противостоит огромной сжимающей его силе. Жизненной энергии в такой звезде уже нет и она медленно остывает. Так и я, как тот белый карлик – малая масса это моя незначительность в этом мире, вырожденный газ – качество моей души, которая еще находит силы противостоять, но лишь на уровне – чтоб не умереть физически. Хотя, вообще, какая разница кто ты перед старухой с косой, придет и скосит тебя как травинку в пучке таких же травинок. Будь ты хоть титулованный, хоть неприкасаемый, а выход-то для всех один. Кто мы, что мы, никто не знает.
Вовчик (с грустью, выдавливая из себя): Грустно.
Виктор: Это не грустно, это был стержень, был смысл пути, который расплавился как свеча, превратившись в застывший воск и всё. Но поверь мне, это еще не самое страшное.
Вовчик: А что же тогда самое страшное?
Виктор: Страшное – это когда гниет стержень и тот, в ком он гниет, чувствует это гниение. Вот это страшное, ну, по крайней мере, для меня.
Вовчик: Витя! Сколько тебе лет?
Виктор: Зачем тебе?
Вовчик: Да так, просто спросил.
Виктор: Пятьдесят восемь, а что?
Вовчик: Да нет, ничего.
Виктор: А… Ну уже совсем поздно, пора спать?
Вовчик: Давай.
(Укладываются возле костра. Постепенно гаснет на сцене свет. Отдалённо доносится нежный шум прибоя)
Сцена вторая
(Предрассветное утро. Громче слышится шум прибоя, смешанный с криком чаек. Виктор и Вовчик идут по пустому пляжу и тщательно что-то ищут. Затем Вовчик находит пустую стеклянную бутылку из под пива. Берёт её и кладёт в тряпичную сумку. Начинается восход солнца. Показывается сегмент. Он растёт над горизонтом и превращается в яркий диск)
Виктор (С детской радостью в голосе. Почти кричит): Красота удивительная! (толкает локтем Вовчика, не смотря на него. Смотрит на солнце) А посмотри на воду – вода как будто уставшая, тяжелая что ли… Ощущение такое: что-то заново рождается и тут же ускользает. Притом ускользает так, что в этой красочной мимолетности чувствуется вечность. Ты хочешь задержаться в миге, но не можешь. И не можешь не из-за его мгновенности – мелькающей искорки времени, а из-за душевного неуюта, или может быть даже страха за то, что память вдруг снова заставит тебя переживать прожитые счастья и несчастья, вершины и разочарования…
Да, странное чувство – медленное ускользание жизни, где ты просто рядом. (слегка прищурившись, смотрит далеко в море…)
(Шум прибоя, смешанный с криком чаек)
ЗАНАВЕС
СТОЛКНОВЕНИЕ
Действующие лица:
Горлов Кирилл Иванович – хозяин дома, отставной майор
Михаил Горлов – сын майора
Рыков Александр Яковлевич – сосед, пенсионер, инженер-строитель
Олег – друг Михаила
Действие происходит на веранде частного дома.
(Тёплый сентябрьский вечер. На небольшой открытой веранде одноэтажного частного дома, за старым обшарпанным столом, задумчиво склонив головы над шахматной доской, сидят двое пожилых мужчин)
Горлов: Д-а-а-а, Александр Яковлевич, снова ты накинул на меня аркан так и не дав как следует отдышаться. (делает отступательный ход своим белым слоном)
Рыков (растягивая слова): Н-у-у-у, так ты тоже хорош. (ещё немного поразмыслив, делает наступающий ход ферзём)
В саду скрипит открывающаяся калитка. Затем слышится, как она захлопывается.
Горлов (оживлённо): О! Вот и Мишка пришёл.
Входят на сцену двое молодых людей. Михаил Горлов (сын майора) и его друг Олег. Олег – высокого роста; одет в длинный плащ табачного цвета. Держит в руках какую-то книгу.
Михаил (Улыбаясь и очень приветливо обращается к отцу и Рыкову): Привет гроссмейстерам! Что, всё воюете? (поочередно каждому пожимает руку)
Горлов (полушутя, полусерьёзно): Да Александр Яковлевич сегодня в ударе. Снова разбил меня на голову. У него не голова, а компьютер; всё видит, всё просчитывает, прямо чемпион!
Олег (громко): Всем добрый вечер!
Горлов: Привет Олег!
Михаил (спохватившись): Да, кстати. Александр Яковлевич! Прошу Вас познакомиться с моим другом. (Поворачивается к Олегу) Олег, это наш сосед Александр Яковлевич.
(Рыков и Олег пожимают друг другу руки)
Горлов: Ну что Мишка, ты готов сразиться с лучшим из лучших полководцев? (Нарочито демонстративно двумя руками показывает на Рыкова)
Рыков (Горлову со смущением и улыбкой): Да брось ты. Что ты ерундой занимаешься.
Горлов: Ничего не ерундой. Ты сегодня у нас лучший. Вон такие компании разыгрываешь и выигрываешь, ух! (Обращается к Михаилу) Давай садись, не осрами фамилию. (Смотрит на наручные часы и обращается ко всем) Так, джентельмены, прошу меня извинить, но я пойду посмотрю новости; они вот-вот начнутся. Без вечерних новостей для меня жизнь – не жизнь. (Уходит)
Михаил: Эт точно.
(Рыков и Михаил расставляют шахматы. Олег садится в кресло. Раскрывает книгу приблизительно с середины и читает. Рыков и Михаил динамично начинают игру. Через непродолжительное время динамика ослабевает. Ход Рыкова. Рыков в задумчивости)
Рыков (С хитрой улыбкой. Михаилу, не отрывая взгляда от шахматной доски): Н-е-е-т Михал Кириллович, так просто у вас этот номер не пройдет. Придётся потрудиться.
Михаил: Да что Вы! Я сегодня совершенно не агрессивен. Вам тут что-то кажется.
Рыков: Ничего мне не кажется. Не жалеешь ты старого пенсионера. Вон как напираешь, прям жуть. Нет в тебе, понимаешь ли, к сопернику никакого милосердия. Бьешь наотмашь.
Михаил (С улыбкой и задором): Да какое же тут милосердие в шахматах? Тут, по-моему, обнажается естественный дух соперничества и в ком из нас собственный дух крепче, то есть, у кого, помимо умения играть, выдержки больше, тот и потенциальный победитель. Тут всё как в жизни.
Рыков (Делает ход и задумчиво-медленно произносит): Ну не совсем так конечно, но что-то в этом есть.
Олег (Харизматично, не отрывая взгляда от книги): А я считаю, что Михаил по;лностью прав… (Закрывает книгу. Говорит, не поднимая головы) Ведь что такое шахматы? Шахматы – это не что иное, как проекция нашей повседневности, и причем довольно-таки то;чная проекция. Наша жизнь – чрезвычайно жесткая борьба! Даже, скорее – жестокая, в самой абсолютности этого слова. Жесточайший естественный отбор, где слабому места нет! (Улыбается и смотрит на Рыкова).
Рыков (Медленно поворачивает голову к Олегу и неторопливо спрашивает): Так Вы что молодой человек, считаете, что жизнь сплошная война что ли?
Олег: Не война. Бо;йня! Вечное столкновение интересов и жесткое разрешение конфликтов! Здесь напряжение, натиск обстоятельств выдерживает исключительно си;льная личность! Личность с прописной буквы. Между прочим, классическая война
гораздо больше дала человечеству, чем мир. Война каждый раз закаляет человечество. И те, кто в этой войне выживают и не просто выживают, а выживают укреплено-созревшими для великих деятельств, – вот именно эти Личности заслуживают восхищения и, может быть даже, поклонения. Это Люди-Боги, Ведущие, Люди-Судьи и по праву!
(Делает небольшую паузу. Поднимается из кресла и продолжает говорить, произвольно двигаясь по сцене)
Но шахматы содержат в себе идеи не только классической войны; в них также есть идеи нашей мирной повседневности, где властвуют три сущности: соперничество, преданность и предательство. Причем последняя сущность далеко не редкое явление. Не нашли тебя сегодня, так найдут завтра! Значит твоя основная задача в том, чтобы всеми правдами и неправдами защититься от этой гнили и гадости – защитить себя и тех, за кого ты отвечаешь. Кстати, Вы знаете, у кого чаще всего встречается "подстава" или "кидняк"? У бизнесменов! Вот, например, я – поставщик, вы – покупатель; сегодня мы как бы друзья, пьем водку в сауне, а завтра, вы неожиданно находите выход на тех, у кого я беру товар. И что же затем происходит? Ответ прост, обе стороны меня кидают! Так разве это не война в мирное время-то? А ведь мне тоже хочется есть! Извините, но я – не мать Тереза, не исключение из рядовых правил. Я – хищник, представитель большинства! И вообще считаю, что общественная мораль, и в частности построенная на христианстве, – аркан! Она противоестественна и её применение к себе – это, по меньшей мере, внутридушевное самоубийство! Бессеребряник – тьфу гадость какая! Как там в этой благой вести говорится, что скорее верблюд пройдет сквозь игольное ушко, нежели богатый в царствие небесное. Да? Только что-то бедных попов я не встречал! Здесь выживает сильнейший – от индивидуума до нации, нравится это или нет! Мир подчинен единственно верной морали – морали природы. В ней всего лишь три основных пункта: принцип случайно возможных вариаций возникновения тех или иных устойчивых положений – раз; естественный отбор как природно-узаконенное право силы доминировать – два; и управляет всем этим причинно-следственная связь – три! Всё! Так что – слава наисильнейшему, способному побеждать и диктовать, великому распорядителю жизней! Этот мир не для слабых! Еще начиная от элементарных простейших, он всегда принадлежал и принадлежит харизме! (Садится в кресло).
Рыков (С нескрываемым возмущением): Так ты – фашист! (Тычет пальцем в сторону Олега. Вскакивает со стула и смотрит с презрением). Самый настоящий фашист!
(В это мгновение входит Горлов)
Горлов (Бормоча себе под нос): Н-да, мало хорошего… (Обращается ко всем присутствующим) Так кто это здесь фашист? И пожалуйста, давайте чуть тише. Уже позднова-то как-то.
Рыков (Чуть понизив голос): Кирилл! Ты послушай только, что говорит этот человек. (Снова тыкает пальцем в сторону Олега). Он говорит, что война – это суть жизни, тем самым выбрасывая мир как какую-то гниль. Д-а-а-а молодой человек, далеко пойдете. Миша! И много у тебя таких друзей? (Поворачивается к Михаилу и смотрит на него поверх очков).
Михаил (Не отрывая взгляда от шахматной доски): Олег не так уж и не прав. Жизнь человека связана с преодолением препятствий, здесь…
Рыков (Перебивает Михаила. Резко поднимает вверх указательный палец): О! Преодоление препятствий. (Медленно опускается на стул). А война это только часть жизни и притом стра;шная ее часть. Дай бог, чтоб ее не было вовсе. Я говорю о классической войне, как изволил выразиться твой друг. А что касаемо нашей повседневной жизни, то это просто игра – спортивное преодоление препятствий, как по горизонтали (материальная сторона), так и по вертикали (духовный вектор) и, если кто-то смотрит на жизнь в режиме регулярных боевых действий, то здесь глубокая внутренняя проблема данного человека. Единственное только, в чем я с вами согласен Олег, так это с вашей оценкой Христианства через пример с попа;ми. В Христианстве действительно есть ряд положений, где теория и практика существенно разбегаются. Но в остальном (Изумленно пожимает плечами) воспринимать жизнь как войну – по истине, глубоко психическая проблема. Уж простите за откровенность.
(Горлов не решается войти. Облокачивается о дверной косяк, сложив руки на груди)
Олег (С нескрываемым, подчёркнутым раздражением): О какой же это интересно проблеме вы говорите?
Рыков: О проблеме разума! То есть всего того, что составляет и, одновременно с этим, чем управляет человеческий разум.
Олег: Что-то я не совсем понимаю. Можно подробней?
Рыков: Можно.
Олег: Ну!
Рыков: Разум – не просто интеллект, пусть даже самый высокий. В нем еще есть душа и сердце. Да, да – душа и сердце! Зря вы кривитесь? Интеллект представляет из себя инструмент исследования да и только – нечто подобное хирургическому скальпелю. Он вскрывает, аналитически просматривает (изучает) проблему или явление, находясь в поле жесткой материалистичности, духовный мир ему не доступен. Соответственно и оценка, которую он дает – бездушна. Тот, кто рассматривает человеческую жизнь только с позиций интеллекта, является выхолощенным, мёртвочувственным циником. Нет, я конечно, не против здорового цинизма, используемого время от времени, чья основная функция – побуждение к какому-либо там действию или бездействию, но я абсолютно против не использования, даденных нам природой, таких уникальных ресурсов, как душа и сердце. Они то и есть истинные чеканщики ценностей. Человек отличается от животных тем, что создает, творит собственную культуру и способен передавать ее, доносить следующим поколениям. А физическая война здесь является тем ужасающим фактором, который, если и созидает, то самый что ни на есть минимум, а вот его разрушительной силе пределов нет. Вообще, наш современный мир в действительности зависит всего лишь от двух вещей – от благосклонности, если можно так сказать, космоса – мы его не достаточно хорошо знаем, и от вектора человеческого разума. То есть, с одной стороны – опасность для нас – это природно-космическая неизвестность, где возможно скрывается серьезный катаклизм для Земли или солнечной системы или даже еще больше, а с другой – наш собственный разум, который в любую минуту может стать самоубийцей. Не случайно же некоторые ученые, кто прежде создал оружие массового уничтожения, затем вдруг стали пропагандировать мир в мире, а не войну. Испугались там чего-то. Видно совесть сильно кусала. Вот так и не сразу поймешь человека – то он наращивает против себя же боевую мощь, а то сопротивляется ей же, то есть прежнему самому себе тем, что призывает к добродетели. Интеллект, значит, накрутил черт знает чего, а расхлёбывают душа и сердце. Ты как считаешь Кирилл? (Поворачивается в сторону Горлова) Прав я или нет? Твоя оценка очень важна, так как профессия у тебя воевать!
Горлов (Уверенно, без тени сомнения): Да о чем тут говорить? Худой мир всегда лучше доброй войны.
Рыков: Вот видите молодые люди, вы уже получили двоих несогласников. Добродетель и только добродетель, а не война способна удержать этот мир в мире. У добродетели множество лучей, и один из них милосердие. Это, кажется, начало нашего разговора. Так вот, если раскрыть в себе милосердие, то буквально сразу начинается качественное изменение мира в лучшую сторону, так как происходит качественное изменение тебя, твоей души и твоего сердца. Здесь даже клятые враги могут стать друзьями. Ведь милосердие – это то, что является высочайшей духовной ценностью, имя которой любовь. А любовь – это терпение, прощение и помощь. Любовь неотъемлема от нас. Она в каждом. Просто не в каждой душе расцветает. Нужно потрудиться раскрыть для нее путь. Я не знаю, в чем предназначение человека на Земле, а тем более в космосе, но я знаю наверняка, что этот многовековой процесс поиска цели и смысла жизни поддерживает никак не война, а добродетель – милосердие – любовь. Задумайтесь над этим молодой человек! (По- учительски смотрит на Олега).
Олег (Язвительно): Красиво подано, с кружевами, но не более того. Милосердие выдумано слабыми для самих же себя – для слабых, или наоборот – сильными в виде хитрости для порабощения других. Как показывает практика жизни – второй вариант не менее проявляем, чем первый. Например, давайте сравним иудаизм и христианство! По своему качеству это противоположные религии, цели у них абсолютно разные, с одним и тем же источником – древним, вечно гонимым отовсюду, еврейским народом. Причем иудаизм более практичен, более реален, так как построен не на милосердии, а на жесткой природной конкуренции под названием естественный отбор! В социуме это выглядит как шовинизм и безразлично в какой форме представленный. Вот, например, в форме хитрости: в библии, в книге Исход еврейский бог учит, если можно так сказать, свой народ, прежде чем они двинуться в далекий путь, выпрашивать любыми средствами (в том числе и обманом) материальные ценности у египтян. Далее, не нужно быть гениальным, чтобы уразуметь, что ближний в Ветхом завете только еврей еврею. Отсюда их спаянность и клановость во все века. Вокруг кричат: "Шовинизм! Ай-яй-яй! Это плохо, нагло, не гуманно!". А я говорю, что нам у них поучиться надо настоящей выживаемости хищника, настоящему национализму:где хитрости, где наглости, а где бесцеремонной жесткости. Молодцы евреи, ничего не скажешь! От реальности не убегают…
Рыков: Ужас, какой ужас! (Двумя руками хватает себя за голову).
Олег: А вот христианство со своим жалким милосердным уродством далеко ушло от реальности, что делает его не практичным и по своей природе надуманным до глупости! За редким исключением некоторых его положений. Но по своей сущности христианство грубо нарушает причинно-следственную связь – SUUM CUIQUE (сУум кУиквэ – лат. "каждому своё"), то есть что и как сделал, так и получил; какие способности, такие и вознаграждения! Что это значит: "…любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас…"? Тебе гадят в душу, а ты, значит, принимай это со смирением. Так что ли? Нет, это не для меня. А что касаемо жалости, то практически любая ее форма вызывает во мне просто чувство омерзения. Прочь жалость!!! Милосердие не только не естественно для нашей формы жизни, но еще и социально опасно, так как развратно и причем обоюдно развратно! Сторона, принимающая плоды милосердия, то есть та, которая должна погибнуть в результате своей несостоятельности, не исчезает, не очищает жизненное пространство для возможных сильных, а искусственно дышит за счет преступной стороны, которая дарит это самое милосердие! Потому я утверждаю: милосердие – искусственно, выдумано, ложно и преступно!!!
Рыков (Тут же подхватывает): Ох, ошибаетесь молодой человек, сильнейшим образом ошибаетесь. Милосердие не выдумано, а открыто Великими зодчими душами. Оно, как одна из форм любви, свойственно всем – независимо от чина и ранга, вероисповедания и безверия. Вы затронули религию, так вот – любая религия, даже самая кровожадная это всего лишь предписание, руководство к действию, но еще далеко не действие. Все находится в психике человека, в ее материальной основе – в мозге. (Быстро снимает очки и нервным движением прячет их во внутренний карман пиджака) Человек сам интерпретирует жизнь. Я вас уверяю, что среди исповедующих самые ортодоксальные, самые жесткие скрижали, мы обязательно найдем милосердного представителя.
Олег (Недоверчево): Как это так?
Рыков: А вот так – хотя бы в силу его темперамента. А это уже природный фактор, а не искусственный. И вообще, что дает милосердие?
Михаил (Иронично, вполголоса): Да, действительно, что же оно может дать?
Рыков (Сначала резко поворачивается к Михаилу. Начинает отвечать на его вопрос, а затем поворачивается так, чтобы ка;ждому было удобно слышать): Тому, кто его проявляет, оно дает ощущение внутреннего тепла. Тебе просто хорошо от содеянного тобой, душе комфортно. Понимаешь? А тот, кто его принимает, получает шанс! Не больше, не меньше – самый настоящий шанс, то есть еще одну возможность для пересмотра себя; ведь он не выброшен из жизни, а принят в неё снова. Здесь человек способен качественно измениться. Ему просто необходим некий внешний импульс для начала этого качественного изменения. Вот, например, если верить философу Ро;занову,то Исаак Ньютон, родившись, должен был тут же умереть, согласно своему состоянию здоровья. Но он не умер. Ждали его смерти через несколько часов, затем через несколько дней и что же? Ньютон прожил 87 лет, став известным ученым. И это все благодаря тому, что кто-то усиленно боролся за его жизнь, когда он только родился. Милосердие? Милосердие! А теперь давайте проведем мысленный опыт. Бросьте через время далеко назад хило дышащего младенца Ньютона к древним спартанцам… По-моему всем всё понятно – спартанцы умертвляли слабых младенцев. Яркая иллюстрация естественного отбора и борьбы за выживание. Так во;т, что; получилось бы;, если бы; естественный отбор в нашем примере, не был бы нарушен? Совершенно вероятно, что мир долго еще не знал бы о существовании закона всемирного тяготения или о том, что белый свет – есть спектр, набо;р цветов. Вот здесь и захромала философия спартанцев и им подобных. Природа – не однозначна. Природа играет. В ней есть место многим противоположностям – как прямым, так и косвенным. Эта игра действительно жестока, но только на уровне инстинктов. Жесткое соблюдение баланса у фауны (внутри нее), флоры (внутри нее) и их вместе – еще не истина! Ведь есть человек, который благодаря качественным изменениям своего разума, исторически вышел из сугубо инстинктивных ниш и создал свою – человеческую. Безусловно, он многое взял из фауны и флоры, но также многое ему создал его же собственный разум. И милосердие – это один из естественных, природных продуктов деятельности разума. Человек обнаружил его в самом себе и почувствовал в нем необходимость. Но я также хочу обратить ваше внимание на то, что милосердие нужно применять не тупо шаблонно – для всех одно и то же, а подыскивать для каждого нуждающегося в нём свое качество. Это наподобие того, как подбираются очки плохо видящим. Их подбирают, не доводя зрение до ста процентов, всегда оставляют немного недотянутым до ста. Глаза должны находиться в напряжении, пытаясь преодолеть препятствие. Так и твоё милосердие, это разные линзы, которые ты подбираешь для каждого человека индивидуально. И к тому же…
Олег (Перебивает, резко раскрыв объятия. Громко): Вы меня абсолю;тно не убедили!!! Я ницшеанец и для меня милосердие не могло и не может быть приемлемо!! Единственный, кто тебя реально может закалить в этой жизни, так это враг! Даже не друг, ибо друг никогда не будет воевать с тобой и пытаться подставить тебя. Если друг делает это, то он уже не друг, а враг, он уже является твоим суровым испытанием – молотом и наковальней, мельницей вероятностей! И вот еще в чём мерзость милосердия, когда оно слабому дает не законно выжить: сильный уж слишком рискует здесь своей головой, то есть расслабляясь, будучи уверенным в том, что слабый осознаёт свою обязанность перед ним, сильный рискует внезапно получить сокрушительный удар от этого слабого, если конечно слабый уж по;лный моральный урод! А выяснять, кто из слабых из себя представляет в таком плане угрозу, просто нет времени. Это совсем уже лишнее. Лучше и правильнее будет слабого стереть!
Горлов (С трудом преодолевая возмущение): Олег! А как же бездомные дети?
Олег: — Что значит как? Должен выжить сильнейший и всё! Это не значит, конечно, что нужно уничтожать детские дома и дома престарелых. Я понимаю, что в жизни происходят случайные фатальные несчастия, но вот допускать умышленно в этот мир не жизнеспособное, убогое, пусть даже впоследствии и гениальное – нельзя!!! Мы не знаем, что из этого нездорового существа получится – социально опасный, либотребующий о себе постоянной заботы налогоплательщиков элемент, либо талантливый человек! Потому подвергать общество такому риску это безумие! Да; и ещё раз да; – самое настоящее безумие! Человечество, вообще, должно пересмотреть свое дальнейшее существование и не прятать голову в песок от наследственности, а то оно рискует уже скоро превратится в генетический хлам! Поэтому, по поводу Ньютона пример не удачный, потому как в этом огромном, может быть даже миллионном временно;м периоде существования человечества, два, три или более веков серьезной роли не играют. Человечество не пострадало бы, если б о законе всемирного тяготения и спектре узнало б позже. И, в противовес вашему больному Ньютону, (могу сюда же добавить и Лотрека, этот гений изобразительного искусства тоже был нездоров – его родители между собой двоюродные брат и сестра), так вот – в противовес этим двум больным гениям я представляю вам двух здоровых и Величайших гениев всех времен и народов – Михаила Васильевича Ломоносова и Александра Сергеевича Пушкина! Они в милосердии не нуждались, потому что были генетически крепкими от самой матушки природы! Вот так вот, уважаемый Александр Яковлевич. Милосердие – самое настоящее зло, преступление и не о каком подборе линз здесь речь не идет! Но уж если использовать этот ваш образ, то линзы может подбирать только сильный для сильного, и это ни какое не милосердие, а элементарное уважение и дружба! Жаль, что Фридрих Ницше не пополняет список здоровых гениев. Он необыкновенно точно вскрыл подлую, порочную, в общем, преступную суть милосердия! (Быстро раскрывает книгу и как можно выразительнее читает)
М И Л О С Е Р Д И Е *
Никто из нас не прав, когда не замечает,
Как ранит та рука, которая щадит,
Как угнетает мысль, как грубо удручает,
Взяв милосердие за самый верный щит.
А этот щит плодит, лобзая преступленье,
Насилье и порок и слабому грозит,
У истины берет и мудрость и значенье,
Нет, милосердие не добрый – злобный щит!
Он преступлению развязывает руки,
Дамокловым мечом он честности грозит,
Смеется над добром, когда наносит муки,
Да, милосердие есть ненадежный щит!
В этом я вижу плод настоящего созерцания жизни, удивительного мыслителя Фридриха Ницше! (Громко захлопывает книгу).
(После резкого хлопка, ярко освещенной верандой на несколько мгновений завладела тишина. Каждый что-то еще домысливал для себя, так как на лице каждого читалось, что этот, экспрессом промчавшийся диалог, никого не оставил равнодушным)
Рыков (Посмотрел на свои наручные часы. Медленно поднимается со стула. Подаёт руку Мише в виде прощального рукопожатия и говорит утомленным голосом): Уже слишком поздно. Мне пора.
(Слегка раскачиваясь, Рыков подходит к Олегу, уже поднявшемуся из кресла, после чего к Горлову и также с каждым из них прощается рукопожатием)
Горлов (Широко зевая, Рыкову): Тебя проводить?
Рыков: Зачем? Я, что дороги сам не найду?
Рыков начинает медленно уходить. Через несколько шагов останавливается, поворачивается в сторону Олега и говорит устало-сочувственно.
Рыков: Молодой человек! Почитайте Бунина. (Медленно уходит со сцены).
ЗАНАВЕС
МИЛОСЕРДИЕ * — стихотворение Фридриха Ницше. Переводчик автору не известен — примеч. автора.
МАГЕЛЛАНОВЫ ОБЛАКА
Действующие лица:
Он
Она
Кондуктор
Голос из-за сцены
Действие происходит в пустом трамвае, ожидающем отправления.
(Сцена являет собой трамвайный вагон изнутри. Дверь в кабину водителя полуоткрыта, тем самым образован темный прямоугольный проем, сквозь который не трудно разглядеть часть лобового стекла, усыпанного множеством дождевых капель. В правом верхнем углу лобового стекла хорошо заметна длинная, тонкая трещина. В пустом вагоне никого нет, кроме кондуктора. Кондуктор сидит то в пол оборота, то спиной к зрителям, недалеко от входа в кабину водителя. Считает деньги, скручивает билетики и что-то записывает в блокнот. Звучит приятная лёгкая музыка, которая постепенно замолкает. Время года – ранняя весна. Поздний вечер)
Она (Из-за сцены весело): Ой! Смотри трамвай! Успеем?
Он (Из-за сцены весело): Успеем.
Он и Она влетают в ярко освещённый вагон, задыхаясь и смеясь одновременно. Оглядываются вокруг. Ищут место, где бы присесть. Замечают Кондуктора. Немного отдышавшись, идут в сторону Кондуктора.
Она (Улыбается и машет рукой на приглянувшееся ей место): Давай здесь.
Он: Давай. Ты располагайся, а я сейчас. (Идёт к Кондуктору).
(Она не садится. Влюблённо смотрит в спину Ему. Он подходит к Кондуктору, расплачивается и быстро возвращается к Ней, не скрывая своего удивления тому, что Она стоит, а не сидит. Кондуктор ещё немного суетится, затем садится, облокотившись телом о стекло трамвая и закрывает глаза, начиная дремать)
Он: Чего же Ты стои;шь?
Она (Говорит игриво и склоняет голову на бок): Жду тебя. Садись сначала ты, а я к тебе на колени.
Он (Отвечает также игриво и садится на сидение): Ну хорошо.
Она (Прикасается губами к Его виску): О чём ты думаешь?
Он (Загадочно): Хочешь сейчас увидеть звёздное небо?
Она: Хочу, но как? (Смотрит вверх, сквозь боковое стекло трамвая, тщетно пытаясь разглядеть на небе звезды).
Он: Не там ищешь. Там т–у–у–чи.
Она: А где же?
Он (Показывает в сторону водительской кабины на лобовое стекло): Посмотри туда. Видишь капли на лобовом стекле трамвая?
Она: Да.
Он: Так вот представь, что это всё звёзды – бесконечное скопление звёзд, образующих галактики. Видишь, как удачно падает свет от неоновых реклам и уличных фонарей – просто океан оттенков? Вон, например, в нижнем левом углу слегка красноватое скопление. Видишь?
Она: Да–а–а.
Он: А чуть выше – белые звёзды… Ой смотри, одна не удержалась и падает! Загадывай желание! Быстро! Загадала?
Она: За–га–да–ла.
Он: А теперь посмотри на длинную, тонкую трещину в правом верхнем углу стекла.
Она: Вижу.
Он: Смотри внимательно. Не убирай взгляд. Сейчас кое-что будет.
Издали нарастает шум приближающегося автомобиля. Вот автомобиль уже проносится мимо трамвая и вдруг в одно мгновение по трещине быстро скользит яркий золотой свет от промелькнувших фар.
Он (Очень радостно и громко): Видела?
Она (Смотрит на него влюблённо): Слушай, обалдеть.
Он: Это была золотая комета. Красиво. Правда?
Она: Невероятно. Ну у тебя и фантазия. Прямо не трамвай, а Вселенная. Боже, как я тебя люблю. (Нежно обвивает Его шею руками. Их губы сливаются в долгом поцелуе).
Голос из-за сцены: Прошло всего лишь несколько мгновений, но это такие мгновения, в которые умещается жизнь. Здесь исчезает время, секунда становится Вечностью и наоборот, одновременно пронизывая и обтекая твое сердце. Здесь живет то нечто, что обладает удивительной мощностью с невероятными возможностями изменять мир,трансформировать его во что угодно и как угодно, абсолютно не задумываясь над тем, что происходит сейчас – в настоящем, а уж тем более над тем, что может произойти в будущем. Имя этому нечто – Любовь.
Итак, прошло всего лишь несколько мгновений, прежде чем пространство вновь заискрилось их голосами.
Она: Если этот трамвай Вселенная, то кто же тогда мы; с тобой?
Он: Если этот трамвай Вселенная, то мы с тобой – Магеллановы облака.
Она: А что это?
Он: Это две небольшие яркие галактики, расположенные рядом с нашей. Одно облако, что поменьше – это Ты, другое – чуть больше – это Я. Всегда вместе. Всегда рядом. Или просто, – всегда.
(Нежно обнимаются)
ЗАНАВЕС
19.01.2015
Свидетельство о публикации №115101909312